Зеленые холмы Африки. Проблеск истины - Хемингуэй Эрнест Страница 19

– Слышите? Я уложил его. Говорю вам – уложил.

– Вы его ранили, – сказал Старик. – Тут не поспоришь.

– Черт побери, да я его убил. Разве вы не слышали предсмертный рев?

– Нет.

– Так слушайте! – Мы стояли, внимательно прислушиваясь, и тут протяжный, жалобный, ни с чем не сравнимый рев раздался снова.

– А вы правы, – сказал Старик, заслышав этот тоскливый звук.

М’Кола схватил меня за руку, Друпи хлопнул по спине, все смеялись и продолжали смяться, когда, обливаясь потом, взбегали на холм, продираясь сквозь кустарник и перелезая через скалы. Я остановился, чтобы перевести дыхание, сердце мое бешено билось, я утирал с лица пот и протирал очки.

– Куфа! – произнес с особой выразительностью М’Кола слово, означающее, что буйвол мертв. – Ндио! Куфа!

– Куфа! – повторил Друри с улыбкой.

– Куфа! – с удовольствием еще раз произнес М’Кола.

Мы снова пожали друг другу руки и продолжили подъем. И вот впереди наконец мы увидели его – буйвол лежал на спине, вытянув шею, он почти повис на рогах, застрявших в коре дерева. М’Кола сунул палец в пулевое отверстие у лопатки и радостно потряс головой.

Подошли Старик и Мама, за ними носильщики.

– А он оказался лучше, чем мы думали, – сказал я.

– Это другой буйвол. Царь-буйвол! Возможно, с ним был как раз наш.

– А я думал, с ним самка. Хотя на таком расстоянии не разберешь.

– Да, до них было метров четыреста. Клянусь Богом, вы в самом деле умеете стрелять этих зверюшек.

– Когда он пригнул голову и встал на дыбы, я понял, что ему не уйти. Освещение было прекрасное.

– Я видел, что вы не промахнулись, и понимал, что это другой буйвол. И решил про себя, что теперь мы имеем дело с двумя ранеными буйволами. Рева я еще не слышал.

– Грандиозный рев, – сказала Мама. – И такой невыразимо печальный. Словно звук одинокого горна в лесу.

– А мне он показался веселым, – сказал Старик. – По этому поводу следует выпить. Выстрел был что надо. Почему вы от нас скрывали, что умеете стрелять?

– Идите к черту!

– Вам известно, что он и следопыт отличный, и безошибочно бьет птиц влет? – обратился Старик к моей жене.

– А какой красавец этот буйвол! – восхитилась Мама.

– Отличный экземпляр. Не в годах, но голова великолепная.

Мы хотели сфотографировать буйвола, но у нас был только ящичный фотоаппарат, и к тому же заклинило затвор, из-за чего возник яростный спор, а тем временем свет угасал, я стал нервничать, ко всем придирался, обвиняя каждого, что аппарат не работает, грубил, и все из-за того, что нельзя сфотографировать зверя. Трудно долго оставаться в таком возбуждении, какое я испытал в тростнике, да и, убив живое существо, пусть даже буйвола, чувствуешь себя опустошенным. Убийство – не тема для разговора и не то, чем можно поделиться, и потому я, выпив воды, сказал жене только, что сожалею о том, как себя вел, и тогда мы вместе, чувствуя нежность друг к другу, стали смотреть, как М’Кола делает надрезы на голове буйвола, чтобы освежевать, и все стало ясно – и мое негодование из-за камеры, и все остальное. Я выпил виски, не почувствовав ни вкуса, ни опьянения.

– Налейте мне еще, – попросил я. Вторая порция подействовала.

В лагерь нас повел тот туземец с копьем, за которым гнался носорог, а Друпи и другие остались, чтобы освежевать голову буйвола, разрубить тушу на части и подвесить куски на деревьях, чтобы те не достались гиенам. Туземцы боялись идти в темноте, и я разрешил Друпи взять мою двустволку. Он заверил меня, что умеет стрелять. Я вынул патроны, поставил затвор на предохранитель и передал ему ружье. Друпи приложил ружье к плечу, зажмурил не тот глаз и с силой нажал на курок. Потом – еще и еще. Я объяснил ему, как пользоваться предохранителем, заставил его поупражняться и несколько раз щелкнуть затвором. Видя мучительную борьбу Друпи с предохранителем, М’Кола поглядел на него высокомерно, и Друпи, казалось, даже стал меньше ростом. Я оставил ему ружье и две обоймы, и туземцы занялись разделкой туши, а мы вслед за проводником двинулись по следу второго буйвола – на этом следу не было ни капли крови, – поднялись на вершину холма, а оттуда уже шла дорога к лагерю. Мы карабкались по склонам, преодолевали овраги и наконец вышли к основному хребту, который в темноте казался особенно холодным и мрачным. Луна еще не взошла, и мы брели в темноте полумертвые от усталости. Один раз М’Кола, который нес двустволку Старика, несколько фляг с водой, бинокли и сумку с книгами, крикнул что-то звучащее как ругательство идущему впереди проводнику.

– Что он сказал? – спросил я Старика.

– Сказал, чтобы тот не ставил рекорды скорости, ведь среди нас есть пожилой человек.

– Интересно, кого он имел в виду – вас или себя?

– Думаю, обоих.

Когда над бурыми холмами встала дымчато-красная луна, мы как раз шли по деревне, мерцавшей тусклыми огоньками. Дома были наглухо заперты, в воздухе стоял запах хлева. Перейдя ручей, мы поднялись по голому склону, где нас ждал костер, горевший перед нашими палатками. Ночь была холодная и ветреная.

Утром мы снова отправились на охоту, вышли на звериную тропу у ручья и, напав на след носорога, преследовали его по высокогорью, утопавшему в цветущих деревьях, потом по долине, круто уходящей в каньон. Становилось очень жарко, и тесные ботинки, как и день назад, жали жене ноги. Она не жаловалась, но я видел, что ей больно. От усталости наши тела сладостно ныли.

– Пропади они пропадом, эти носороги, – сказал я Старику. – Не хочу больше убивать, разве только носорог будет огромным. А такого можно и за неделю не найти. Достаточно и того, которого мы подстрелили, снимемся с лагеря и присоединимся к Карлу. Будем охотиться на сернобыков, добывать шкуры зебр, а там, глядишь, и до куду доберемся.

Мы сидели под деревом на вершине холма, под нами раскинулась вся окрестность с каньоном, идущим к Рифт-Велли и озеру Маньяра.

– Хорошо бы взять с собой только легкое снаряжение и носильщиков и поохотиться в этой долине, двигаясь к озеру, – сказал Старик.

– Прекрасная мысль. А грузовики могли бы ждать нас у этого места – как бишь оно называется?

– Майи-Мото.

– А почему бы нам так не сделать? – спросила Мама.

– Надо расспросить Друпи, что он знает про эту долину?

Друпи ничего не знал, но туземец с копьем заверил нас, что долина каменистая и почти непроходимая в том месте, где ручей низвергается в ущелье. Вряд ли мы сможем переправить там наш груз. Пришлось отказаться от этой затеи.

– Но именно так надо путешествовать, – сказал Старик. – Бензин нынче дороже носильщиков.

– Может, после этой охоты мы так и сделаем? Поохотимся пешком? – Маме явно понравилась эта мысль.

– А почему бы и нет? – поддержал ее Старик. – Но в поисках крупного носорога надо идти на гору Кения. Там можно встретить настоящего красавца. А здесь и куду – редкая находка. Другое дело в Калале, в Кении. Отправимся туда, и у нас еще останется время спуститься в Хандени и поохотиться на черных антилоп.

– Что ж, пора, – сказал я, не двигаясь с места.

Мы уже давно не испытывали никакой зависти к удаче Карла. И радовались, что ему удалось убить такого прекрасного носорога, так что все стало по-прежнему. Возможно, он уже уложил и сернобыка. Я надеялся, что это так. Карл – замечательный парень, и то, что ему везет больше других, только справедливо.

– Как ты себя чувствуешь, моя бедная, усталая Мама?

– Прекрасно. Хотя перед походом с удовольствием дала бы ногам отдохнуть. Но мне нравится такая охота.

– Тогда вернемся, поедим и к вечеру отправимся на равнину.

Вечером мы добрались до нашего старого лагеря в Муту-Умбо под большими деревьями недалеко от дороги. Как раз тут мы разбили наш первый лагерь в Африке. Деревья здесь были все такие же высокие, раскидистые и зеленые, ручей такой же кристально чистый и быстрый, а само место было так же хорошо, как и в прошлый раз. Правда, были и отличия: ночи стали жарче, дороги утопали в пыли, а мы за это время повидали много новых мест.