Что не так с этим миром - Гилберт Кийт Честертон Страница 22

II. Универсальная палка

Окиньте взглядом свою комнату и выберите три или четыре вещи, которые были с человеком от самой зари его истории; те, которые известны нам с древних веков или обнаруживаются у диких племен. Я догадываюсь, что вы увидите нож на столе, палку в углу или огонь в очаге. Вы заметите, что у всех этих вещей есть одна общая черта: ни одна из них не является чем-то специфическим. Каждая из этих исконных вещей универсальна, создана для удовлетворения различных потребностей, и пусть пустопорожние педанты разнюхивают назначение и происхождение какого-то старинного обычая, истина заключается в том, что у обычая было полсотни назначений и сотня истоков. Нож предназначен для рубки веток, нарезки сыра, заточки карандашей, перерезания горла и для множества других изощренных или невинных человеческих целей. Палка предназначена отчасти для того, чтобы поддерживать человека, отчасти чтобы сбить его с ног, отчасти чтобы указывать ею как пальцем, отчасти в качестве балансира для удержания равновесия, отчасти, как и сигарета, чтобы занять руки, отчасти для того, чтобы ею убивать, словно булавой, великана; это и костыль, и дубина; и продолжение пальца, и дополнительная нога. То же самое, конечно, верно и в отношении огня, насчет которого возникли столь причудливые современные теории. Бытует странная фантазия, будто огонь существует для того лишь, чтобы согревать людей. Он существует для того, чтобы согревать людей, освещать их тьму, поднимать им настроение, поджаривать хлеб, проветривать комнаты, жарить каштаны, рассказывать детям истории, отбрасывать тени на стены комнат, кипятить чайники и быть сердцем человеческого дома и тем очагом, за который, как говорили великие язычники, человек должен стоять насмерть.

Отличительная черта современности: люди постоянно предлагают замену старым вещам, и эта замена всегда служит одной цели, в то время как старая вещь служила десяти. Современный человек взмахнет сигаретой вместо палки; он наточит свой карандаш с помощью небольшой точилки для карандашей вместо ножа; и он дерзко предложит согреться у труб отопления вместо огня. У меня есть сомнения по поводу использования точилки для карандашей даже для заточки карандашей и по поводу использования труб с горячей водой даже для обогрева. Но когда мы подумаем обо всех иных нуждах, которые удовлетворяли эти вещи, перед нами предстанет ужасная арлекинада нашей цивилизации. Перед нами как в видении предстанет мир, где человек пытается перерезать себе горло точилкой для карандашей; где человек учится драться на сигаретах, печет булочки на электрических лампах и вынужден искать красные и золотые образы замков на поверхности труб с горячей водой.

Принцип, о котором я говорю, можно заметить повсюду, сравнивая старинные универсальные вещи с современными специализированными вещами. Назначение теодолита – лежать неподвижно, показывая уровень поверхности; назначение палки – свободно раскачиваться под любым углом или вращаться, как само колесо свободы. Назначение скальпеля – делать хирургически точные надрезы; он становится бесполезным, когда используется для фехтования и рубки, для отсечения головы и конечностей. Назначение электрического света – просто освещать (презренная скромность), а назначение асбестовой плиты[118]… Интересно, что же является назначением асбестовой плиты? Если бы человек нашел веревку в пустыне, он мог бы хотя бы пофантазировать обо всем том, что можно сделать с помощью этой веревки; и кое-какие из этих возможностей имеют практический смысл. Он мог буксировать лодку или заарканить лошадь. Он мог поиграть в «колыбель для кошки» или нащипать пакли. Он мог сплести веревочную лестницу и похитить богатую наследницу или перевязать коробки для незамужней тетушки, собравшейся в вояж. Он мог бы научиться завязывать бант или же повеситься. Иначе обстоит дело с несчастным путешественником, которому доведется найти в пустыне телефон. Вы можете позвонить по телефону, но больше вы ничего сделать не можете. И хотя телефонный звонок – одна из великих радостей жизни, она многое теряет, когда некому ответить. Короче говоря, придется выдрать сотню корней, а не один, в попытке искоренить любое из этих седых и примитивных приспособлений. Только с большим трудом современный ученый-социолог может понять, что любой старый подход имеет под собой основу. Но почти у каждого старого подхода есть четыре или пять оснований, на которые он опирается. Почти все старые институты – четвероногие; а некоторые даже сороконожки.

Рассмотрите эти случаи, старые и новые, и вы заметите проявление общей тенденции. Повсюду была одна большая вещь, которая служила шести целям; теперь везде есть шесть маленьких вещей; или скорее (в этом-то и проблема) только пять с половиной. Тем не менее мы не станем утверждать, что это разделение и специализация совершенно бесполезны или непростительны. Я часто благодарил Бога за телефон, в любой момент мне придется поблагодарить Бога за ланцет, и нет ни одного блестящего специализированного изобретения (кроме, конечно, асбестовой кухонной плиты), которые не могли бы в какой-то момент оказаться необходимыми и прекрасными. Но я не думаю, что самый строгий сторонник специализации будет отрицать, что в этих старых многофункциональных общественных институтах есть элемент единства и универсальности, который вполне может быть сохранен в должной пропорции и в нужном месте. По крайней мере, в духовном плане мы признаем, что необходим некий всесторонний баланс, чтобы уравновесить сумасбродство экспертов. Нетрудно перенести аналогию о ноже на другие, более возвышенные сферы нашей жизни. Религия, бессмертная дева, была мастером на все руки и одновременно слугой всего человечества. Она дала людям и теоретические законы неизменного космоса, и практические правила стремительной и захватывающей игры в нравственность. Она преподавала логику студенту и рассказывала сказки детям; ее задачей было противостоять безымянным богам, страх перед которыми томит все живое, а также позволить нам увидеть серебряный и алый отблеск на улицах, назначить дни для ношения лент и час, когда звонят колокола. Столь широкое применение религии было раздроблено на мелкие частные нужды, так же как очаг был заменен трубами с горячей водой и электрическими лампочками. Романтика ритуала и цветной эмблемы была присвоена самой узкой из всех профессий, современным искусством (так называемым искусством ради искусства), и люди в современном обществе знают, что могут использовать любые символы, покуда не вкладывают в них определенный смысл. Романтика совести растворилась в научной этике: порядочности ради приличия, не рожденной от космических энергий и лишенной цветов искусства. Призыв к неведомым богам, оторванный от этики и космологии, стал просто психологическим исследованием. Все разделилось и все остыло. Скоро мы услышим о специалистах, отделяющих мелодию от слов песни на том основании, что они портят друг друга; и я однажды встретил человека, который открыто выступал