Чарлз Буковски - Юг без севера (Истории похороненной жизни) Страница 23

- Сам не понимаю.

- Я в смысле, что тебя заставило?

- О, - ответил я, - черт меня дернул.

Затем я зажег сигарету, откинулся на подушку, затянулся и выдул идеальное кольцо дыма. Она встала и ушла в ванную. Через минуту я услышал шум воды из бачка.

КИШКИ

Я не очень приятный человек, это вам любой скажет. Я не знаю слова. Я всегда восхищался негодяем, парией, сукиным сыном. Мне не нравится дочиста выбритый мальчик с галстучком и хорошей работой. Мне нравятся люди отчаявшиеся, люди со сломанными зубами, сломанными мозгами и сломанной жизнью. Они меня интересуют.

Они полны неожиданностей и взрывов. Еще мне нравятся порочные женщины, пьяные сквернословящие суки со спущенными чулками и неопрятными наштукатуренными лицами. Мне более интересны извращенцы, нежели святые. Я могу расслабиться с бичами, потому как сам бичара. Я не люблю законов, морали, религий, правил. Мне не нравится быть сформированным обществом.

Однажды ночью мы выпивали у меня в комнате с Марти, откинувшимся зэком. Работы у меня не было. Я не хотел работать. Я хотел сидеть себе босиком, припивать винцо и беседовать, и смеяться, если возможно. Марти был скучноват, но у него были руки работяги, сломанный нос, кротовьи глазки, в общем - ничего особенного, но повидал он достаточно.

- Ты мне нравишься, Хэнк, - говорил Марти, - ты настоящий мужик, один из немногих настоящих мужиков, которых я знаю.

- Ага, - отвечал я.

- У тебя есть кишки.

- Ага.

- Я однажды был забойщиком...

- Во как?

- И подрался с этим парнем. Бились рукоятками горных молотков. Он мне левую руку сломал с первого же замаха. А я продолжал драться. И вколотил ему проклятую его башку в самое нутро. Когда он после этой трепки пришел в себя, у него поехала крыша. Я ему из мозгов пюре сделал. Его упрятали в психушку.

- Это правильно, - сказал я.

- Слушай, - сказал Марти, - я хочу с тобой подраться.

- Первый удар - твой. Валяй, бей.

Марти сидел на зеленом стуле с прямой спинкой. Я как раз шел к раковине налить еще стаканчик вина из бутылки. Обернулся и заехал ему прямо в физиономию. Он опрокинулся вместе со стулом, вскочил на ноги и кинулся на меня. Слева я не ожидал. Он поймал меня в лоб и сшиб на пол. Я сунул руку в бумажный мешок с блевотиной и тарой, выхватил оттуда бутылку, поднялся на колени и метнул. Марти пригнулся, а я уже занес стул, стоявший у меня за спиной. Я держал его над головой, когда открылась дверь. То была наша хозяйка, хорошенькая блондинка лет двадцати. Я так никогда и не въехал до конца, чего ради она заправляла таким местом. Стул я опустил.

- Ступай в свою комнату, Марти.

Марти выглядел пристыженным, как нашкодивший пацан. Он протопал по коридору к себе, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

- Мистер Чинаски, - сказала она, - я хочу, чтобы вы знали...

- Я хочу, чтобы вы знали, - перебил ее я, - что все напрасно.

- Что напрасно?

- Вы не моего типа. Мне не хочется с вами ебаться.

- Слушайте, - сказала она, - я хочу вам кое-что сказать. Вчера ночью я видела, как вы мочились на соседнем газоне, и если вы это еще хоть раз сделаете, я вас отсюда вышвырну. И в лифте кто-то написал. Это были вы?

- Я не писаю в лифтах.

- А на газоне я вчера вас видела. Я наблюдала. Это были вы.

- Черта лысого я.

- Вы были слишком пьяны и не помните. Больше так не делайте.

Она закрыла дверь и пропала.

Я сидел себе тихо несколько минут спустя, попивал винишко и пытался вспомнить, действительно ли я писал на газоне, когда в дверь постучали.

- Войдите, - сказал я.

То был Марти:

- Я должен тебе кое-что сказать.

- Валяй. Сядь только.

Я налил Марти стакан портвейна, и он сел.

- Я влюбился, - промолвил он.

Я ничего не ответил. Свернул самокрутку.

- Ты веришь в любовь? - спросил он.

- Приходится. Со мной раз было.

- Где она?

- Нету. Умерла.

- Умерла? Как?

- Кир.

- Эта тоже киряет. Меня это беспокоит. Она всегда пьяная. Не может остановиться.

- Никто из нас не может.

- Я хожу с ней к Анонимным Алкоголикам. А она пьяной туда ходит. У них в Анонимных Алкоголиках половина пьяных. Перегаром несет.

Я не ответил.

- Господи, а молодая ведь. И какое тело! Люблю я ее, мужик, в самом деле люблю!

- Ох черт, Марти, да это же один секс.

- Нет, я люблю ее, Хэнк, я это в самом деле чувствую.

- Наверное, и это возможно.

- А ведь ее держат в подвальной комнатенке, боже мой. У нее за квартиру заплатить не хватает.

- В подвале?

- Да, у них там комната есть рядом с бойлерами и прочей сранью.

- Трудно поверить.

- Точно, она там. И я люблю ее, мужик, и у меня нет денег ей помочь.

- Это грустно. Я в такой ситуации бывал. Больно.

- Если я смогу встать на ноги, если я смогу продержаться дней десять и вернуть здоровье - я смогу где-нибудь получить работу, смогу ей помочь.

- Что ж, - ответил я, - сейчас ты пьешь. Если ты ее любишь, завязывай. Прямо сейчас.

- Ей-богу, - сказал он, - завяжу! Вот этот стакан прямо в раковину и вылью!

- Что за мелодрамы? Давай его сюда.

На лифте я спустился на первый этаж с квинтой дешевого виски, которую спер в винной лавке Сэма неделю назад. Потом спустился по лестнице в подвал. Там горела крохотная лампочка. Я пошел дальше, пытаясь отыскать дверь. Наконец, нашел.

Времени, должно быть, час или два ночи. Я постучал. Дверь приотворилась на щелочку - там стояла по-настоящему прекрасная женщина в неглиже. Этого я не ожидал. Молодая, к тому же - рыжеватая блондинка. Я просунул ногу в дверь, затем впихнулся внутрь сам, закрыл дверь и огляделся. Вовсе не плохое местечко.

- Кто вы такой? - спросила она. - Убирайтесь отсюда.

- У вас здесь славная комнатка. Мне она больше нравится, чем моя.

- Убирайтесь вон! Вон! Вон!

Я выташил вискач из бумажного кулька. Она взглянула на бутылку.

- Как тебя зовут? - спросил я.

- Джини.

- Послушай, Джини, где ты хранишь свои бокалы?

Она показала на стенную полку, я подошел и снял два высоких стакана для воды.

Рядом была раковина. Я налил в каждый немного воды, подошел к ней, поставил, открыл виски и заболтал. Мы сидели на краешке ее постели и пили. Она была молода, привлекательна. Я глазам своим не верил. Я ждал невротического взрыва, какого-то психоза. Джини же выглядела нормальной, даже здоровой. Но виски ей нравился. Пила она его наравне со мной. Примчавшись сюда в порыве желанья, я больше этого порыва не ощущал. То есть, если в ней и был где-то поросенок, или нечто непристойное, или мерзкое (заячья губа, все, что угодно), мне бы больше хотелось сюда вселиться. Помню, прочел я как-то историю в Беговой Форме о породистом жеребце, которого никак не могли заставить покрыть кобылу. Ему приводили прекраснейших кобыл, что только могли достать, а жеребец от них только шарахался. Затем кто-то, который что-то понимал, высказал мысль. Прекрасную кобылу всю обмазали грязью, и жеребец немедленно на нее кинулся. Теория же заключалась в том, что в жеребце перед всякой красотой просыпался комплекс неполноценности, а стоило красоту испачкать, изгадить, он, по крайней мере, начинал чувствовать себя равным, а может и высшим. Ум жеребца и ум мужика могут сильно друг на друга походить.

Как бы то ни было, Джини нацедила следующую и спросила, как меня зовут и где я квартирую. Я ответил, что, мол, там, наверху, и мне просто захотелось с кем-нибудь выпить.

- Я тебя видела в "Залезае" как-то вечером, с неделю назад, - сказала она. - Ты такой смешной был, все с тебя смеялись, ты всем покупал выпить.

- Не помню.

- Зато я помню. Тебе нравится мое неглиже?

- Да.

- А что тогда штаны не снимаешь и поудобнее не устраиваешься?

Я так и сделал, и уселся с ней на постели. Двигался я очень медленно. Помню, как говорил, что у нее славные груди, потом сосал одну из них. Потом вдруг мы приступили. Я был сверху. Но что-то не срабатывало. Я скатился.

- Прости, - сказал я.

- Все в порядке, - ответила она. - Ты мне по-прежнему нравишься.

Мы сидели, смутно о чем-то беседовали и допивали виски.

Затем она встала и выключила свет. Мне стало очень грустно, я забрался в постель и привалился к ее спине. Джини была теплой, полной, и я слышал, как она дышит, и чувствовал ее волосы у себя на лице. Мой член начал подниматься, и я потыкал им в нее. Я почувствовал, как она протягивает руку и направляет его.

- Ну, - произнесла она, - ну, вот так...

Вот так было хорошо, долго и хорошо, а потом мы закончили, а потом уснули.

Когда я проснулся, она еще спала, и я встал, чтобы одеться. Я надел на себя все, когда она повернулась и посмотрела на меня:

- Еще разок, потом уйдешь.

- Ладно.

Я снова разделся и забрался к ней. Она повернулась ко мне спиной, и мы сделали еще раз так же, как и прежде. После того, как я кончил, она не повернулась.

- Ты еще ко мне придешь? - спросила она.

- Конечно.

- Ты живешь наверху?

- Да. В 309-й. Я могу к тебе, или ты ко мне можешь.