Прощай, оружие! Иметь и не иметь - Хемингуэй Эрнест Страница 23

– Вы не будете возражать, если мы тоже на него поставим?

– Валяйте, валяйте. Только не говорите моей жене, что я вам дал наводку.

– Выпить не хотите? – спросил я.

– Спасибо, я не пью.

Мы отдали сто лир на победу пятого номера и еще сто за то, чтобы сделать ставку, после чего пропустили по второму стаканчику виски с содовой. Я вошел во вкус, и мы сошлись еще с двумя итальянцами, которые с нами выпили, а потом пошли к девушкам. Эти итальянцы в плане любезности не уступали предыдущим. Через какое-то время всем было уже не до скачек. Я отдал билеты Кэтрин.

– Какая лошадь?

– Не знаю. Это по наводке Мейерса.

– Ты даже не знаешь, как ее зовут?

– Нет. Поищи в программке. Кажется, пятый номер.

– Ты такой простодушный, – сказала она.

Пятый номер победил, однако денег не принес. Мейерс был вне себя.

– Ты должен поставить двести, чтобы заработать двадцать, – возмущался он. – С десяти зарабатываешь двенадцать. Оно того стоит? Моя жена проиграла двадцать лир.

– Я пойду с тобой, – сказала Кэтрин.

Все итальянцы поднялись со своих мест. Мы спустились вниз и подошли к загону.

– Тебе здесь нравится? – спросила Кэтрин.

– Пожалуй.

– Может, и неплохо, – согласилась она. – Но, милый, я не выношу, когда много людей.

– Не так уж и много.

– Да, но эти Мейерсы и этот банкир с женой и детьми…

– Он обналичивает мои векселя на предъявителя, – сказал я.

– Не он, так кто-то другой. Эти четверо парней – какой-то кошмар.

– Мы можем здесь остаться и посмотреть следующий заезд.

– Отличная мысль. И давай, милый, поставим на неизвестную лошадь, к которой мистер Мейерс не имеет никакого отношения.

– Хорошо.

Мы поставили на лошадь по кличке Оторва, и она пришла четвертой из пяти. Позже, прислонившись к забору, мы провожали взглядами лошадей, отбивавших дробь копытами, и попутно любовались горными вершинами и Миланом вдали за деревьями и полями.

– Я словно очистилась, – сказала Кэтрин.

Лошади после финиша возвращались назад через ворота, взмокшие и потные, а жокеи их успокаивали, готовые соскочить на землю под деревьями.

– Выпить не хочешь? Можем пропустить прямо здесь, чтобы видеть заезды.

– Я принесу.

– Для этого есть мальчик. – Кэтрин подняла руку, и из бара «Пагода», что рядом с конюшней, сразу вышел мальчик. Мы уселись за круглый железный столик. – Правда ведь вдвоем лучше?

– Да, – согласился я.

– В этой компании я чувствовала себя совсем одинокой.

– Здесь классно, – сказал я.

– Да, симпатичный ипподром.

– Чудесный.

– Мне не хотелось бы испортить тебе удовольствие, милый. Поедем домой, когда ты скажешь.

– Давай еще посидим и выпьем. А потом, во время стипль-чеза, спустимся вниз и постоим рядом с водной преградой.

– Ты такой замечательный.

Побыв какое-то время вдвоем, мы с радостью присоединились к остальным. Нам было хорошо.

В сентябре после первых прохладных ночей наступили прохладные дни, листва в парке начала желтеть, и стало ясно, что лето кончилось. Дела на фронте шли хуже некуда, взять Сан-Габриеле так и не удалось. Бои за плато Баинзицца отгремели, и к середине месяца та же судьба постигла горную гряду Сан-Габриеле. Операция провалилась. Этторе вернулся в действующую армию. Лошадей увезли в Рим, так что скачкам пришел конец. Кроуэлл тоже отбыл в Рим, а оттуда в Америку. В Милане прошли две антивоенные демонстрации и особенно мощная в Турине. В клубе британский майор сказал мне, что на плато Баинзицца и в горах Сан-Габриеле итальянцы потеряли сто пятьдесят тысяч убитыми. И еще сорок тысяч в Карсо. Под выпивку у него развязался язык. Он рассказал, что на нашем фронте в этом году все закончено и итальянцам придется умерить свои аппетиты. Что наступление во Фландрии захлебнулось. Если масштабы наших потерь продолжатся, через год союзники спекутся. Мы уже спеклись, сказал он, но пока до людей это не дошло, все, считай, в порядке. Мы спеклись, только не надо это признавать. Войну выиграет та страна, которая последней признается, что она спеклась. Мы еще выпили. Я уже в штате? Нет. А он – да. Все это бред сивой кобылы. Мы сидели одни в клубе, удобно расположившись на большом кожаном диване. Его сапоги из матовой кожи были идеально начищены. Отличные сапоги. Все это бред сивой кобылы, сказал он. Все мыслят исключительно дивизиями и численностью личного состава. Все меряются дивизиями, чтобы положить очередную, едва ее заполучив. Армия спеклась. Немцы одерживают победы. Вот это солдаты. Старый гунн – вот солдат. Но они тоже спеклись. Мы все спеклись. Я его спросил про русских. И эти спеклись, сказал он. Скоро сами увидите. На очереди австрийцы. Если они получат от гуннов несколько дивизий, то справятся. Пойдут ли они этой осенью в наступление? Конечно, пойдут. Итальянцы спеклись. Это всем известно. Старый гунн пожалует сюда через Трентино, перережет железнодорожное сообщение в Виченце, и что тогда будет с итальянцами? Они уже попробовали это в шестнадцатом, сказал я. Но без немцев, уточнил он. С немцами, возразил я. Сейчас все будет по-другому, заявил он. Тогда было слишком просто. Теперь они попробуют что-нибудь затейливое и уж спекутся по полной.

Конец ознакомительного фрагмента.