Зеленые холмы Африки. Проблеск истины - Хемингуэй Эрнест Страница 26

– Чарльз Лоутон, – предложил Старик, потягивая трубку.

– Вот-вот. Фред Астор. Танцор, мировая знаменитость. Он – ас в своем деле. Нашел укрытие и прочее. Знал точно, где солонец. Определил направление ветра, подбросив в воздух пригоршню пыли. Он просто чудо. Бвана Симба здорово их натренировал. Считайте, что куду уже у нас в контейнере. Главное – не испортить мясо и выбрать наиболее крупных самцов. Завтра на этом солонце я убью двух самцов. Друзья мои, я в восторге.

– Откройте нам, что вы пили?

– В том-то и дело, что ничего. Позовите Гаррика. Скажите, что он будет работать в кино. Найдем ему роль. Я кое-что придумал по дороге домой. Конечно, это может не сработать, но сюжет мне нравится. Отелло, или Венецианский мавр. Как вам? Идея хороша. Этот негр – назовем его Отелло – влюбляется в девушку, никому не известную, поэтому назовем ее Дездемона. Подходит? Меня уже сто лет просят написать сценарий, но мне мешает сегрегация. Пусть сыграет он и прославится. Гарри Виллс – не подходит. Паулино побил его. Шарки побил его. Демпси побил Шарки. Карнера его нокаутировал. Что, никто не видел этот удар? Где, черт подери, были мы, Старик? Гарри Греб[34], кстати, умер.

– Мы как раз въезжали в Кейптаун, – сказал Старик. – Тебя еще чем-то забрасывали, и мы не могли понять почему.

– Я помню, – сказала Мама. – Как это вы не заставили его провести сегрегационную линию?

– Я тогда чертовски устал.

– А вид у вас был бодрый, – сказала Мама. – Так что будем делать с этим болтуном?

– Вольем в него стаканчик и посмотрим, что будет.

– Все, молчу, – пообещал я. – Но, клянусь, у меня отличные предчувствия относительно завтрашнего дня.

И кто, вы думаете, в тот момент появился в лагере в обществе двух голых дикарей и благоверного мусульманина коротышки-ружьеносца Чаро? Конечно же, Карл. Он снял широкополую шляпу, и при свете костра лицо его имело желтовато-землистый оттенок.

– Кого-нибудь подстрелили? – спросил он.

– Нет. Но живность там есть. А как ваши дела?

– Ходил по этой проклятой дороге. Разве может пастись куду у дороги, где полно скота, хижин и людей?

На нем лица не было, и я решил, что он заболел. Но от вида убитого горем человека, вошедшего, когда мы вовсю забавлялись, мне стало не по себе.

– Мы ведь тянули жребий, – сказал я.

– Знаю, – горько подтвердил он. – Мы охотились у дороги. Чего тут можно ожидать? Разве там можно увидеть куду?

– Но утром на солончаке вы обязательно убьете куду, – весело произнесла Мама.

Я выпил стакан виски с содовой и услышал, как бы со стороны, свой бодрый голос:

– Нет сомнений – утром на солончаке вас ждет куду.

– Но ведь там охотитесь вы, – удивился Карл.

– Нет. Теперь ваша очередь. Я был сегодня вечером. Будем чередоваться. Такой был уговор. Правда, Старик?

– Чистая правда, – ответил Старик. Мы избегали смотреть друг на друга.

– Выпейте виски с содовой, Карл, – предложила Мама.

– Спасибо.

Мы молча поужинали. Уже в постели я спросил:

– Кто тебя дернул за язык сказать, что завтра он будет охотиться на солонце?

– Даже не знаю. Я совсем не то хотела сказать. Просто перепутала. Давай не будем об этом.

– Я вытянул эту чертову соломину. Мне повезло. Против жребия не идут. Это единственный способ уравнять шансы.

– Не надо больше об этом.

– Мне кажется, Карл нездоров, он сам на себя не похож. Мысль о куду его доконала, и, боюсь, на солонце он может такое натворить, что туда больше ни один зверь не заявится.

– Пожалуйста, не будем об этом говорить.

– Хорошо.

– Спасибо.

– Во всяком случае, мы его успокоили.

– Не уверена. Но, пожалуйста, давай прекратим об этом говорить.

– Уже прекратил.

– Вот и хорошо. Спокойной ночи.

– Ерунда все это, – сказал я. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Глава седьмая

Утром Карл со своей командой отправился на солонец, а Гаррик, Абдулла, М’Кола и я, перейдя дорогу, обогнули деревню и двинулись в тумане вверх по сухому руслу. Мы лезли в гору по гальке, обходя валуны, а сухое дно так заросло вьющимися растениями и кустарником, что часто приходилось идти, согнувшись, словно по туннелю. Я так вспотел, что и рубашка, и белье были хоть выжимай, но, когда мы остановились на горном уступе, глядя вниз на плывущие над долиной облака, мне стало зябко от утреннего ветра, и я набросил плащ. Взмокший от пота, я не мог сидеть на месте и дал знак Гаррику продолжать путь. Мы преодолели один склон горы, повернули назад, поднявшись чуть выше, и перевалили на другой, находящийся в тени склон. К этому времени солнце высушило мою рубашку, и мы шли вдоль зеленых долин, останавливаясь над каждой и внимательно осматривая ее в бинокль. Наконец нам попалась чашевидная долина, по форме напоминающая амфитеатр, по дну ее, заросшему ярко-зеленой травой, бежал ручей, а дальний склон и всю нижнюю часть занимал лес. Сидя в тени скал, защищавших нас от ветра, мы разглядывали в бинокли противоположные, освещенные солнцем склоны и разглядели там двух самок куду с детенышем, они паслись на опушке, торопливо пощипывая молодую поросль, потом внезапно подняли головы, напряженно вглядываясь в даль и прислушиваясь, как делают все животные, когда пасутся в лесу. На равнине у них широкий обзор, и потому они чувствуют себя уверенно и пасутся спокойно – не так, как в лесу. Мы видели вертикальные белые полосы на серых боках и чувствовали удовлетворение: так приятно было созерцать антилоп с высоты гор ранним утром. Но вдруг раздался грохот, как от обвала. Сначала я подумал, что рухнул и покатился большой камень, но тут М’Кола тихо сказал:

– Бвана Кибор! Пига!

Мы прислушались, не раздастся ли второй выстрел, но его не было, и я решил, что Карл убил-таки куду. Самки, за которыми мы наблюдали, замерли, услышав выстрел, но через некоторое время снова принялись щипать траву. Однако они держались все время рядом с лесом. Мне припомнилась одна старая пословица индейских охотников: «Один выстрел – мясо твое. Два выстрела – еще неизвестно. Три выстрела – ищи ветра в поле». С помощью словаря я перевел ее М’Коле. Похоже, пословица его развеселила, он засмеялся и затряс головой. Мы осматривали долину в бинокли, пока солнце не накрыло нас, и тогда перешли на другой склон, и там в такой же восхитительной долине нам показали место, где один бвана, его называли Бвана Доктор, убил замечательного самца куду. В это время в долине показался какой-то масай, и я притворился, что собираюсь в него выстрелить. Гаррик чрезвычайно разволновался, повторяя: это человек, человек!

– А что, в человека стрелять нельзя?

– Нельзя, нельзя! – воскликнул он, прикладывая руку ко лбу.

Я с подчеркнутой неохотой опустил ружье, желая рассмешить М’Колу, который широко улыбался.

Стало жарко, и мы пошли по лугу, трава там была выше колен и буквально кишела крупной, розоватой, с прозрачными крыльями саранчой, она тучами вилась вокруг нас и жужжала, как косилка. Потом, преодолев несколько невысоких холмов, мы спустились по длинному крутому склону и направились долиной, где вилась такая же крупная саранча, в лагерь, куда уже вернулся Карл со своей добычей.

Проходя мимо палатки свежевальщика, мы увидели отрезанную голову самца куду, с которой капюшоном свисала шкура, тяжелая и мокрая от крови, еще капающей с того места, где череп отсекли от позвоночника. Вид у этого куду был странный и жалкий. Только морда от глаз до ноздрей, гладко-серая с нежными белыми пятнышками, да длинные, изящные уши были красивы. Уже затянувшиеся пленкой глаза облепили мухи, а рога были тяжелые, грубые и, вместо того чтобы извиваться спиралью, расходились в стороны. Это была необычная голова – массивная и уродливая.

Старик сидел под обеденным тентом, курил и читал.

– Где Карл? – спросил я.

– Думаю, у себя в палатке. А вы где были?