Альфред Хэйдок - Грешница (О чем умолчало Евангелие от Иоанна) Страница 3

1* Таким свойством действительно обладает так называемый "иссык-кульский корень".

Исааку показалось, что у него подкосились ноги. Он пошатнулся и, не произнося ни одного слова, стал внутренним взором досматривать свою жизнь после женитьбы до сегодняшнего дня.

В течение немногих лет его жена страшно располнела и быстро состарилась - превратилась в старуху с большим отвисшим животом, но при этом она оставалась такой же жадной до объятий, как и прежде. Но ее ненасытность к мужским ласкам превратилась для него в тягость. Она удалила из дома всю женскую прислугу и с дикой ревностью следила за всеми движениями Исаака, и в результате всего этого она стала невероятно противной ему. Он тяготился ею, как тяжелым жерновом, повисшим на шее.

В этот миг в нем вспыхнуло сознание, что он совершил страшную ошибку, что он обманут жизнью, и почти с отчаяньем он взглянул на Иисуса. Во взоре последнего он прочел не только немое осуждение, но даже сострадание. Сознавая всю тяжесть своего греха и неуместность своего присутствия здесь в качестве судьи, он наклонил голову и понуро зашагал прочь, прочь, прочь.

Третий по счету старейшина стоял, недоуменно провожая глазами уходящих (он не мог понять случившегося), как вдруг услышал тихий голос Иисуса: "Дауд, прозванный Несосчитанным за свое богатство, приблизься". Старейшина шагнул, и его взор, точно магнитом, был привлечен к новому имени на песке, начертанному рукою Иисуса. Дауд замер. Имя на песке точно вспыхнуло огнем, затем погасло, и вместо него в памяти образовалась ночь, страшная ночь. Море, грозное, как бы взбесившееся, гнало в ночи вздыбленные волны, с грохотом обрушивавшиеся на полуразбитое суденышко, потерявшее управление. С грохотом масса воды обрушилась на двух уцелевших из всего экипажа людей, которые привязали себя к остаткам сломанной мачты. Это были владельцы судна - богатый торговец Барух и матрос Дауд. Они отчаянно боролись за жизнь. Снова и снова по палубе прокатывались волны, не давая им дышать, и каждый глоток воздуха они могли считать последним. Потом приподнятое волною суденышко с треском обо что-то ударилось, и куски обломков мачты вместе с людьми полетели в пучину...

Когда Дауд пришел в сознание и открыл глаза, он понял, что выброшен на берег. Светила луна. Море еще волновалось и шумело, но уже без прежней ярости. Дауд приподнялся и ощупал себя: тело ныло, но кости как будто были целы. Мокрая одежда липла к телу, и ему было холодно. Оглянувшись, он увидел невдалеке от себя владельца суденышка; фигура его, неестественно изогнутая, была распростерта на выступавших из земли камнях. Дауд подошел ближе и увидел, что хозяин, по-видимому, мертв. Руки его были разбросаны, голова закинута назад. Лунный свет высвечивал серебряную оправу кривого ножа на поясе мертвого. Первой мыслью Дауда было то, что нож ему очень пригодится на этой неизвестной земле, где он теперь находился, где, может быть, ему придется встретиться с дикими животными и недобрыми людьми.

Когда он стал отцеплять пояс с ножом, руки его нащупали другой, более широкий пояс под одеждой хозяина. Молниеносная догадка осенила Дауда: хозяин, предвидя крушение корабля, нацепил на себя широкий пояс со множеством карманов, в которых спрятал свои драгоценности. Торопливыми движениями Дауд расстегнул пояс и стал вытаскивать его из-под грузного тела. Для этого ему пришлось изрядно потормошить мертвого. Он запустил пальцы в одно отделение пояса и вытащил оттуда что-то вроде камешка. В лунных лучах камешек на его ладони тотчас расцвел, загорелся изнутри как бы пламенем. Это был большой алмаз. "За один такой камешек, пронеслось в голове Дауда, - можно купить большой дом с садом. Можно каждый день есть дымящийся плов, в котором совсем мало риса, а все остальное - мясо и пряности... Он купит красивых невольниц..." Пояс оказался чрезмерно длинным для тощего Дауда. Наконец он приладил его на себе. Внутри его все пело и ликовало - какая пришла к нему удача! Он теперь богат! Рука его нащупала рукоять кривого ножа - свое богатство теперь он будет защищать от всех и вся. Он решительно зашагал на запад. Пройдя некоторое расстояние, он убедился, что взял неправильное направление. Он шел по мысу. Перед ним снова клокотало море. Надо было повернуть назад и мимо покинутого трупа хозяина идти дальше, где показались какие-то возвышенности. Проходя по тому месту, куда его выбросили волны, он вдруг услышал слабый голос: "Дауд" - и увидел, что его хозяин, которого он считал мертвым, сидит, приподнявшись, на земле. "Да-уд", - снова позвал хозяин. Матрос подошел. Хозяин долго смотрел в его лицо, а потом слабым голосом произнес:

- Ты взял мой нож и мое богатство. Я тебя понимаю, ты считал меня мертвым. Но я жив. Верни мне все то, что ты взял у меня, и мы вместе доберемся до людей, вернемся на родину, и ты будешь у меня вместо сына. У меня сломана рука, но ноги целы. Ты мне поможешь идти? Помоги мне встать.

Но Дауд не двинулся с места. Наступило глубокое молчание. Хозяин хорошо понимал это молчание: человек, взявший его богатство, решал жить или не жить ему, хозяину. Он снова заговорил, пытаясь увещевать его. На мгновение Баруху показалось, что в юноше происходит внутренняя борьба добра со злом, но это было только на мгновение, и в этих глазах он вдруг прочел свою смерть и разразился исступленными проклятиями. "Будь ты проклят навеки! Пусть земля разверзнется под твоими ногами! Пусть жена твоя рожает уродов! Пусть кости твои не получат погребения! Пусть собаки растаскивают их..." Сверкнувший в руке Дауда нож прекратил его изрыгания, которые перешли в предсмертное хрипение.

С тех пор прошло два десятка лет. Богатство, доставшееся Дауду ценою преступления, в его руках неимоверно разрасталось. Удача сопровождала все его начинания. Он стал богатейшим купцом на всем побережье, и слава его разнеслась далеко и выражалась в том, что народ за несметное богатство прозвал его Даудом Несосчитанным. Были у него и корабли, и дома с виноградниками, невольники и невольницы, обзавелся он семьей с тремя детьми. И почему-то совесть все эти годы не тревожила его. Но случилось так, что в одну ночь Дауд в сонном видении увидел себя стоящим на берегу моря. И появился на этом берегу еще один человек, шедший по направлению к нему. Дауд сразу узнал его. Это был зарезанный им Барух. Но в нем не было ничего страшного, наоборот, он казался помолодевшим, веселым и, проходя мимо Дауда, казалось, даже подмигнул ему. Потом исчез. Проснувшись, Дауд долго ломал голову, - к чему бы это? Но в тот же день заболел его старший сын, красивый юноша и, проболев совсем немного, - умер. Это был страшный удар, обрушившийся на Дауда, он так любил первенца! И тут же установил связь между своим сном и происшедшим несчастьем: Барух с того света мстил ему. Прошло еще какое-то время, и Дауд опять увидел тот же сон - и на этот раз вскоре умерла старшая дочь. Тут уже сомнениям не оставалось места. Мертвый хозяин преследовал его. Что оставалось делать? И тогда Дауд впервые задумался о боге, о котором до этого времени никогда не вспоминал и законами которого, возвещаемыми священнослужителями, он совершенно пренебрегал - они его не интересовали. Все перепуталось в голове Дауда: мстящий Барух и нарушенный им, Даудом, закон страшного и сильного бога как бы слились в один комок и отняли у него все дорогое, что у него было на свете, - его детей.

Кто мог помочь ему? Конечно, священнослужители, которые знали подходы к этому всемогущему существу, которые умели увещевать длинными славословиями, молитвами и приношениями богоугодных жертв... Как Дауд был специалистом торговых дел, так священнослужители, по его мнению, были знатоками божьего нрава и способов воздействия на него.

Он начал с того, что внес огромную сумму денег на построение храма, затеянного священнослужителями. Затем последовали более мелкие отчисления, и кончилось тем, что священнослужители получали регулярные приношения и тем как бы превратились в служащих, ожидающих от своего хозяина постоянных милостей. В свою очередь, духовенство старалось отплатить своему покровителю и выдвинуло его в Совет старейшин, где он ни во что не вмешивался, но покорно голосовал за большинство. Таким образом, его присутствие здесь сегодня среди исполнителей смертного приговора над блудницей должно было символизировать одобрение и повиновение класса богатых законам древнего Израиля.

Все эти события, вся картина двух десятилетий его жизни с молниеносной быстротой промелькнули в сознании Дауда, когда он прочел на песке имя Баруха. Он посмотрел на Иисуса - тот встретил его взгляд синими, на миг показавшимися бездонными и излучающими свет глазами, и Дауд при этом безоговорочно понял, что Иисус видел всю эту картину, знает все и ждет, как он поступит. И Дауд догадался, что и те двое, кто перед ним отошли, понуро опустив голову, были также изобличены в прегрешениях и, молчаливо признав их, - ушли.