С Фингарет - Скифы в остоконечных шапках Страница 5

- Говори, военачальник, Дарий слушает.

- Разрушить мост недолго, быстрее, чем возвести новый. Ты задумал вернуться другой дорогой, но война полна неожиданностей. Что если тебе придется воспользоваться дорогой уже проторенной? Тогда понадобится и мост.

Дарий выслушал совет благосклонно и ответил Кою так:

- Друг мой, когда я с победой вернусь на родину, потрудись явиться ко мне, чтобы я мог вознаградить тебя за добрый совет.

Дарий поставил охрану сторожить мост и, завязав на ремне шестьдесят узлов, передал ремень начальнику охраны.

- Возьми этот ремень. Как только увидишь, что я выступил против скифов, начинай с этого времени развязывать каждый день по одному узлу. Если я за это время не возвращусь, а дни, указанные узлами, истекут, то плывите на родину. Пока же стерегите мост и всячески старайтесь его сохранить и уберечь. Этим вы окажите мне великую услугу.

Так он сказал и поспешил с войском дальше.

За Фракией начинались бескрайние скифские степи. Семьсот тысяч воинов конных и пеших были готовы ковром расстелить их под ноги царя царей, дикий степной народ бросить к копытам его коня. Очень скоро все так и будет.

Дарий ехал во главе своей гвардии. Ее составляли десять тысяч "бессмертных". Юноши и молодые мужи из родовитых персидских семей, надменные, беспредельно отважные, самозабвенно преданные - в битвах они не знали равных противников. Первая тысяча принадлежала к личной охране Дария и, гордясь своей близостью к государю, следовала за ним, как огромная тень.

По правую руку царя царей, грузно уйдя в седло, ехал Отан - вазир и советник. По левую руку высилась мощная фигура Копьеносца Гобрия начальника всех копейщиков. Обоих царь стран называл своими друзьями и величал титулом "благодетель". Отан и Гобрий были в числе заговорщиков, расчистивших двадцатисемилетнему Дарию дорогу к трону.

Десять лет, прошедшие с той яростной ночи битвы за трон, продернули белые нити в их волосах, проложили морщины на лбу и около губ. На дорогах молодость мужает быстро, быстрее, чем у домашнего очага. А часто ли Дарий. Отан и Гобрий наезжали в Сузы - город всех городов? Может быть, и года они не провели под мирными кровлями. Походы, завоевания стран, подавление непокорных народов, то и дело восстававших против царя царей...

- Отан, - усмехнулся Дарий, предвкушая успех собственной шутки, - мне не раз приходилось слышать, что скифские холода белят бороду и она начинает звенеть от висящих сосулек. Тебя не страшит подобная участь?

Гобрий расхохотался. Предположение было тем более смешным, что на обрюзгшем лице вазиря борода росла редкими пегими клочьями.

- Ничего, государь, царь царей и повелитель Азии, - произнес без улыбки Отан, - я приму во внимание предупреждение, сделанное тобой по доброте душевной, с первого же скифа сорву остроконечный колпак и нахлобучу себе на голову до самых плеч.

- Поистине, мой вазир, нет на свете тебя умнее.

- Напрасно хвалишь вазира, государь, выдумка его слепая.

- Как так слепая?

- А так. Шапка, нахлобученная до плеч, бороду спасет - это верно, да глаза-то закроет. Вот и выходит, что выдумка слепая. Зря наш вазир загордился, без толку вознесся.

Дарий и Гобрий расхохотались.

- Для глаз я прорежу отверстия, - невозмутимо сказал Отан, - и боюсь, что великий царь и его Копьеносец, с которым он беспричинно дурачится и веселится, словно мальчишка, удравший из школы, вынуждены будут последовать моему примеру. Купцы, побывавшие в этих степях, клятвенно уверяли, что ходили по воде, как по сухому песку, нимало не замочив ног. Они говорили, что холод остановил реку и покрыл ее толстой прозрачной корой. Купцы утверждали также, что здешние люди выносливы ровно настолько, насколько немилостива к ним природа. Свою жизнь они приспособили и к зимней стуже, и к летней жаре.

- Важна не жизнь, важно, что именно делает в ней человек, - произнес Дарий строго. - Вот египтяне, они дают нам пшеницу и золото. Сирийцы одевают нас в тонкое полотно. Корабельные мачты делаются из кедров, выращенных в Ливане. Без кипрской меди была бы нехватка кинжалов и копей. Без хорезмийской бирюзы наши женщины лишились бы лучших своих украшений.

Народы стран трудятся ради пользы и блеска Персидской державы. Можно ли терпеть, чтобы скифы, живущие в домах на колесах и питающиеся, подобно зверям, мясом растерзанного скота, одни не признавали над собой нашей власти?

- Царь царей и великий царь положит конец скифскому самоуправству, промолвил Отан и на этот раз усмехнулся. Что означал смешок вазира?

- На скифов в остроконечных шапках! - закричал вдруг Видарна, начальник десяти тысяч "бессмертных". Он ехал за Дарием и слышал весь разговор.

- На скифов! - десять тысяч копий взметнулись кверху, десять тысяч мечей ударили в щиты.

От звона и грохота вздрогнуло синее небо. Быстрые лучики солнца побежали по шлемам, кольчугам и по ножам.

- На скифов! - крик несся до самого горизонта и, подхваченный ветром, умчался за край земли.

Дарий остановил коня. Глаза из-под резких прямых бровей с удовольствием оглядели равнину.

Как море во время прибоя, как Нил во время разлива, разливались его войска по необозримой степи. Шла лучшая в мире армия, мощная, дисциплинированная, закаленная. Ее составляли не только персы. Спаянные племенными союзами полки покоренных стран входили в ее ядро.

Мимо царя царей и повелителя Азии, держа строй проходили мидийцы. Их оружием были мечи и кинжалы. С тяжелыми копьями на плечах шли солдаты эламских полков. Двигались легкие одноосные колесницы. Впряженные в них нисийские кони были способны опережать ветер. Шли персы с колчанами за спиной, с изогнутыми луками, висевшими слева.

Ехала конница.

Скифы появились неожиданно. Скорее всего, они вынырнули из длинного оврага-балки. Их было трое. Увидев надвигавшуюся лавину, они повернули своих низкорослых коней, покрытых кусками войлока вместо седел. Но было поздно.

- Первые! - радостно крикнул Дарий и рванулся вперед.

Отан и Гобрий бросились следом. Ветер ударил в медные шлемы, зазвенел в чешуйках кольчуг. Тонко запели натянутые на скаку луки. Три стрелы, как быстрые молнии, рассекли густой от душистых трав воздух.

Первый скиф рухнул сразу. Второй попытался вцепиться в гриву коня, но пальцы разжались и он покатился в траву впереди своего товарища. Третьему всаднику удалось ускакать, унося в плече вонзившуюся стрелу.

- Ушел мой колпак, - сокрушенно сказал Отан. Это его стрела не поразила цель. Он стрелял третьим.

- Брось печалиться, мудрый вазир, - расхохотался Дарий. - Скоро из островерхих шапок наших врагов мы сложим целый курган, и не один, если позволят боги.

5. АРЗАК ЗАВОДИТ ЗНАКОМСТВО

У ночи золотых камушков-звезд без счета и без числа, у Арзака в сумке лежала малая горстка. С каждым днем она уменьшалась. Стоило камушкам-звездам раскатиться по небу, приходилось выбрасывать камушек-день. "Днями" Арзак стал называть свои серые кругляши. Зато чем меньше оставалось камушков-дней, чем дальше он с Белоногом продвигался к закату.

Солнце на небе человек не догонит, хоть всю жизнь скачи следом. Цель он достигнуть может. Пусть только не сходит с выбранного пути, будет упорен, упрям, и, когда из дорожной сумки исчезнет последний кусок лепешки, пусть отроет в степи сладкие корни и напьется горстью из родника.

Путь лежал по безлюдной степи: кочевья отправились следом за Савлием, чужие племена на скифских землях появляться не смели. Только два раза Арзак уловил топот копыт, и оба раза они с Белоногом ныряли в ближайшую балку. Рисковать было нельзя.

К четвертому дню степь сделалась обжитой. Стали встречаться стада. Пастухи в просторных плащах, опираясь руками на посох, провожали всадника долгим взглядом.

- Хайре - радуйся! - кричали они Арзаку. - Да пошлют тебе боги удачу, да расстелется гладко перед тобой дорога.

Вид пастухов казался мирным. Однако широкополые шляпы бросали на загорелые лица черные тени, скрывавшие выражения глаз, и Арзак предпочитал в ответ склонять голову молча. Слова пастухов были ему понятны, но нрава племени он не знал. Улыбка могла прикрывать коварство, привет-обернуться обманом. Проезжая селением, он видел множество ям, перекрытых толстыми плитами. Должно быть, в них хранилось зерно и другие припасы. Но разве трудно бросить в такую яму связанного пленника?

Арзак держался настороженно, все подмечал.

Дома то и дело теперь обступали дорогу. Были они не больше шестиколесных кибиток, крышей служила побуревшая на солнце солома. А на склонах оврагов, среди акаций, Арзак увидел лежавшие на боку ровные глиняные бочонки. Над ними роились подвижные черные тучки. Бочонки предназначались для пчел.

Постепенно дорога стала заполняться. По колеям, выбитым в каменистой почве, затарахтели колеса. Застучали деревянные подошвы сандалий. Заклубилась поднятая копытами серая пыль.