Дж Данливи - Самый сумрачный сезон Сэмюэла С Страница 5

- Док, весь мир должен был полюбить меня с самого младенчества, а вместо этого коварно выскочил из густой зеленой чащи и выпихнул меня на поляну.

Герр Доктор медленно встает. Обходит меня сзади. Я смолкаю. Он просит продолжать говорить, пожалуйста. Спрашиваю зачем. Говорит, что ему просто захотелось размяться. Я понял, что довел его до улыбки - он прошел в угол к своему креслу и захихикал. Вероятно, герр Доктор все-таки выстоит.

- Я действительно разрыдался, герр Доктор. Значит ли это, что я окончательно свихнулся.

- Нет, герр пациент.

- Что мне было делать. Я решил: подожду минуту с опровержением. И на сей раз воздержусь от схватки. Она меня раскусила. Потом я поразмыслил. Что ж, хорошо. Она меня раскусила - значит, мы вполне можем узнать друг друга поближе. И я смогу пробраться сквозь заросли в самую глубь ее джунглей. Но, Док, меня беспокоит то, что я ищу все более молоденьких. Вот в чем дело.

- Продолжайте, пожалуйста.

- Я вот что скажу, герр Доктор. Вы думаете, раз я тяну руки к этой крошке, значит, я пытаюсь соскрести чуточку ее дрожжей, чтобы поддержать собственный процесс брожения. Слушайте, что она могла найти во мне. Нет денег, раз. Странный, только и всего, плюс с головкой не того. Сколько еще пройдет времени, прежде чем я исцелюсь. И смогу предложить кому-нибудь выйти за меня замуж и завести детей. Я даже расстался со всеми своими псевдомодернистскими взглядами. Позволяю здоровым предрассудкам вновь закрасться в мою жизнь. Разве это плохо, Док. Их должно быть полным-полно. По крайней мере, перед смертью я все же намерен получить удовольствие. И даже был бы не прочь, чтобы за упокой моей души отслужили обедню, если бы она стоила чуть подешевле.

- Понимаю, герр С. Будьте добры, продолжайте, пожалуйста.

- Что ж. Я родился в Потакете, Род-Айленд, США, в довольно холодный октябрьский день. Моя мать застонала от удивления, обнаружив, что чрево преподнесло ей этот орущий четырехкилограммовый подарочек. Который, сам того не подозревая, вырос на задворках жизни. И всегда разбивал нос о забор, когда старался дотянуться до яств за этим забором.

- Не надо иронизировать, пожалуйста.

- Можете ничего не говорить мне. Я просто пересматриваю свое прошлое, чтобы понять, где именно я сел не на тот поезд. Который повез меня в Холостяцк. Док, вот уже пять лет я исправно хожу сюда дважды в неделю. Утром, лежа в постели, я занимался подсчетами. Вышло, что столько же стоит шикарный автомобиль. Такой дорогой вещи у меня не было ни разу в жизни. Знаете, я мог бы дважды в неделю по пятьдесят минут тереть его тряпочкой. И еще: за меня хотят выйти замуж да еще приплачивают мне, а я удираю. От самого обильного яства из всех, что меня когда-либо манили. Я хочу исцелиться. А вчерашний день показал, что я не исцеляюсь.

- Пожалуйста, не кричите, герр С.

- Боитесь, что соседи услышат.

- Пожалуйста, продолжайте.

- Нет, вы ответьте мне. Вы боитесь, что соседи услышат.

- Нет, герр С., я не боюсь, что соседи услышат. Пожалуйста, продолжайте. И позвольте мне предупредить вас: все признаки выздоровления у вас налицо.

- Док, не надо говорить этого. Я так одинок. На самом деле, очень одинок. Как же мне заполучить эту крошку.

- Здесь нет готовых рецептов.

Сэмюэл С. подтянул плотные коричневые носки, вздохнул. Тихое жужжание вентилятора. Тиканье часов. За окном заливается свистулька той самой маленькой голубоглазой девочки с длинными каштановыми волосами и в белоснежных перчатках; ей разрешили издавать подобные звуки, когда приходит домой ее папа. Ежедневный маленький праздник ровно в пять пятнадцать. Которого она с нетерпением дожидалась, катая по гравийным дорожкам игрушечную коляску и мысленно разговаривая с куклой.

- Кажется, на сегодня хватит, Док. Но я хотел бы посидеть здесь до скончания отведенного мне часа.

- Этот час - ваш, герр С.

- Я знаю, что этот час - мой. И знаю, что это вас раздражает. Я просто хочу посидеть здесь и помолчать. Мое говорение ни к чему не приводит. Дело в том, Док, что мне не дают найти хорошую работу, хорошую женщину. Возьмите, например, здешнее крупное международное агентство. Это же настоящая большая грудь. И хочется к ней припасть. Но когда замечают, что я разглядываю ее и уже подбираюсь поближе, меня останавливают: "Пошел вон. Мы сами тут сосем, давай-давай, проваливай". Они урвали все лучшее на пиршестве жизни. А меня отпихнули локтем - ползаю под столом и подбираю крошки. Увертываясь от их каблуков - они, ради смеха, давят мои растопыренные пальцы.

Сэмюэл С. стоял у закрытых дубовых дверей подъезда герра Доктора. Кепка плотно сидит на голове этим августовским вечером, без пяти шесть, в четверг, в Вене. Можно спуститься по Гольдеггассе, чувствуя, что тебя только что отделали. Именно здесь, к востоку от Мюнхена, Парижа и Галифакса (Новая Шотландия). Спокойным, размашистым шагом - по улочкам, прилегающим к Св.Стефану: его большой колокол как раз бьет шесть. На углах по всей Кернтнерштрассе ранние "уличные пташки" уже занимают свои позиции. Бледно-голубые и розовые хлопчатобумажные платья, на плечи наброшены свитера - вечером работать прохладно. Сэмюэл С. сворачивает в узкий серый переулок, заходит в какое-то подобие мавзолея, отделанного дымчато-желтым мрамором. Уселся в отдельную кабинку, положил руки на столик, уткнулся лбом в запястье. Официантка наклоняется к его унылой фигуре.

- Добрый вечер, герр С. Вам плохо.

- Я собираюсь спустить свои синапсы в сливовицу. В противном случае все кончится тем, что я, в голубых парусиновых туфлях, буду играть на электропианино на берегу студеного моря.

Большой колокол пробил восемь. Сэмюэл С., стоя на столике, раскланивался после исполнения замысловатого танца под названием "глупейший гавот" - разнообразные ужимки и вихляние отдельными частями тела. Хозяин остолбенел - Сэмюэл С. стал обучать американскому футболу. Урок третий: введение мяча в игру; вместо мяча - рюмка со сливовицей. Потом задавал вопросы восхищенным зрителям, слизывающим со своих лиц сливовую влагу: "Каждого ли из вас любят. О каждом ли нежно заботятся". За вопросами последовала песенка:

Окропи меня Пыльцой, Осыпь мне лютиком Макушку, Высади-ка На лужок После всей Петрушки.

На стол полетели шиллинги и приветственные крики. Присутствующие венцы ограничились сдержанными аплодисментами. Зато заулыбались во весь рот, когда Сэмюэл С. скинул пиджак, намотал на шею желтые подтяжки, взял сигару и, раскинув крестом руки, исполнил в этом гвалте четыре умиротворяющие арии из Моцарта. Собрав даже случайных прохожих - они столпились в дверях и на тротуаре, чтобы разглядеть в облаке дыма Сэмюэла С., поднимающего флаг на большом пальце ноги и складывающего из складок своего живота детскую попку. Дикая история. Менее стойкие стыдливо отворачивались и закрывали лицо руками, подсматривая сквозь пальцы. Сэмюэл С. возвестил на английском языке, что он оказался в глубокой жопе - без респиратора, без фонарика, без компаса: помашите мне на прощанье.

Пятница. Раннее утро. После весьма бурного четверга Сэмюэл С., распластанный, в беспамятстве лежит под столом, подтяжки так и висят на шее. В левой руке зажата монахиня - маленькая черная куколка. С воплем "боже правый" зашвыривает ее в дальний угол. Все вокруг желтого цвета. Боли в ахилловом сухожилии, липкая проспиртованная слюна во рту. Ночь прогулок по канату над бездной, курс на Одессу (Техас), через заледеневшие просторы, с богатым выбором расчесок для продажи. А теперь - утро. Солнце медленно ползет по стене, тоненький луч заглядывает в щель между занавесками. Сэмюэл С. с трудом встает на колени. Выползает по хлюпающему мокрому ковру в коридор сделать пи-пи. Мир дожидается, когда же печень выдавит по капле весь яд. Теперь назад, на скрипучий волосяной матрац. Подбирается к маленькой монахине - под ее белый воротничок подсунута записка:

Вам необходимо обследовать свои мозги

Искренне Ваша,

гражданка Австрии

Сэмюэл С. повалился на кровать. Перед глазами заляпанные темными пятнами брюки из кавалерийской саржи, ободранные носы стоптанных туфель, обвисшие подтяжки - сломанные золотые крылья. Уставился в потолок. Треснутый гипсовый медальон - впишешься в него, когда придет время отправляться на небеса. Прямо так, лежа на спине. Отсюда - в никуда. И никакого риска, да-да. В любом случае все уже потеряно. Мозги вареные, а не обследованные. Глаза смотрят внутрь, а не наружу. Уши едва улавливают внешний мир. Гневная Агнесса прокралась мимо двери. Пытается выяснить, стою ли я хоть одного содрогания. Пронзительный визг трамваев удаляется. Погружение в сон. Снится разъяренный бык, вырывающий маргаритки и ревущий: "Я - царь зверей". Естественно, приближаюсь к нему, чтобы вступить в переговоры, - животное нападает. Несется за мной через двор, загоняет в сарай - я стою, дрожа от страха, на тюках сладко пахнущего прессованного сена. Шепчу ему оттуда - животное выпускает из ноздрей клубы дыма. "Слушай, бычок, может, мы договоримся. Я свожу тебя на травку". Рога просвистели прямо под носом. Очередное пробуждение. Капельки пота на лбу. Пора пи-пи. Исключительное напряжение всех сил - скатился на пол. Поднялся с колен и, тряхнув головой, покачиваясь, побрел в ванную.