Под крики сов - Дженет Фрейм Страница 8

и фен; чтобы эти штуки хранились у них в головах, как заклинание, по волшебству прогоняющее нудную работу и слепоту, велосипед так же волшебно действует на Фрэнси. И еще знание о южном ветре. Дафна придумала молитву, которую надо читать, заходя на фабрику; когда зазвучит фабричная сирена, нужно произнести особое заклинание из книги сказок, чтобы Фрэнси не оказалась в вечном плену и чтобы сберечь часть прежней Фрэнси; и чтобы ее руки не уставали и не болели в сражениях с шерстью, ведь пока она тонет в красном, золотом и синем, она будет как пловец, который борется с водорослями, далеко от флажков, в заливе Фрэндли-Бэй этого мира, пытаясь не уйти под воду.

Шерсть стала реальной, существом, которое прокладывало себе путь через их жизнь наяву и сновидения, и теперь пришел их отец, чтобы порезать чудовищный сон на куски и убить полюбившийся им и ставший желанным страх. И Фрэнси, Фрэнси никогда больше не будет в награду за борьбу с шерстью ездить туда-сюда на ветру; и они больше не попадут в сказку, где герой одолеет врага и завоюет золотые миры, прекрасную женщину, гору драгоценностей.

И, подумала Дафна, Фрэнси пойдет по северной дороге, а если наступит осень и повсюду будут стаи птиц, клюющих чертополох и мятлик или прыгающих со стебелька на стебелек, то все зяблики последуют за Фрэнси огромным облаком, чтобы ее защитить; а если наступит зима, то серебряные белоглазки, охочие до меда, пошлют вслед за ней свое зелено-желтое облако. Дафна задумалась.

– Да, как же мой велосипед, папа?

– Можешь его оставить. Заплатишь самостоятельно. Это пойдет тебе на пользу. Теперь, когда ты закончила школу, нельзя слоняться по дому, как раньше, надо найти свое место в мире.

Пока мистер Уизерс говорил, в комнате все притихли. Чайник стучал и тяжело сопел, но миссис Уизерс не решалась встать, чтобы снять его с огня или подложить в огонь еще лопату блеклого угля. Дети, Фрэнси и Дафна, и еще младшая, Цыпка с черными волосами, и мальчик Тоби, со склоненной набок головой и затуманенными мечтательными глазами, сидели неподвижно, глядя на отца и его тень, которая, разделившись надвое, лежала на краю стола, а затем сидела на стене и на календаре, показывающем даты, когда нужно оплачивать арендную плату и свет; лежа на столе, его тень напоминала лист папоротника, как тот, что отец носил в пальто, потому что он вернулся с войны, где получил отравление газом, с Первой войны, а надо платить по счетам, пробиваться в жизни и цепляться, как фабричные девушки, за ложную магию и ложную сказку.

Слушая, как отец говорит о Фрэнси, дети испугались, что стены дома вдруг рухнут, крыша исчезнет и они останутся голыми, и ничего не отгородит их от мира, и мир шагнет прямо к ним, крепко сожмет их в своей руке из камней и лавы, как букашек, и вынудит бороться и брыкаться, чтобы сбежать и найти свое место. И каждый раз, когда они отыскивали свое место и мир давал им на время мирное убежище, потом он снова хватал их одной из миллионов пылающих рук, и борьба возобновлялась и длилась, и длилась, и не знала конца.

10

В следующий понедельник Фрэнси начала работать у Мавинни. Они жили близко, настолько близко, что она даже не могла ездить на велосипеде с зелеными и золотыми птичками в волосах. И даже велосипед, даже горы драгоценностей или волшебное кольцо ничем не помогли Фрэнси, как обычно и бывает. Она в одиночестве пошла в дом, полный комнат и ковров, которые впитывали шаги, как цветной мох; и вдова, миссис Мавинни, в черном платье, как у монашки; и две девочки, одна со сломанной ногой и деревянным костылем, почти мягким, как подушка, в том месте, где Руби опиралась рукой; а другая девочка, Дорис, удивляясь чему-то, сразу об этом сообщала, причем удивлялась она, видимо, постоянно: О, змеи. О, змеи.

Фрэнси накрасила губы помадой, найденной в траве у заповедника, и надела старое пальто, – прислала тетушка Нетти вместе с кучей других вещей, которые «может, девочкам пригодятся».

– До свидания, – пропела ей вслед Дафна.

– До свидания, – сказала Фрэнси. И добавила тоном, которым женщины в фильмах говорят слова прощания своим возлюбленным: – До свидания, школьница.

После этого Дафна не узнавала Фрэнси. Фрэнси была загадочной. Она купила серые брюки, надела их и отправилась в город, в воскресенье, а Боб Уизерс, который не ходил в церковь, но знал, что подумают люди, пытался выпороть Фрэнси за то, что она носит брюки по воскресеньям и ведет себя развязно; однако он не смог. Она выросла.

– Сейчас все такие носят, – сказала Фрэнси.

И отец посмотрел на нее в недоумении и растерянности и сказал жене:

– Девочке нужна дисциплина.

И заявил, что сожжет брюки под медным котлом или отправит Фрэнси в интернат, и что Фрэнси становится похожей на ту их сумасбродную соседку, которая устраивает вечеринки каждый субботний вечер с игрой в бинго и выпивкой. Отец был напуган, и всякий раз, когда видел брюки, он сердился, но теперь не на Фрэнси, а только на ее мать. Казалось, с каждым днем он становился все злее и напуганнее, а счета приходили один за другим.

– На этой неделе чеков больше, чем положено, – говорил он.

А Эми Уизерс краснела и отвечала, что шоколадное печенье предназначено для тетушки Нетти, проезжавшей мимо на экспрессе, что она сладкоежка, а в буфете нельзя купить ничего, кроме булочки с грязной кремовой пеной или шоколадного печенья, или черствого бутерброда, или пирога, и у тетушки Нетти случался разлив желчи, а это портит путешествие.

И отец Фрэнси цеплялся к чему-то еще, будто дергая за каждую нитку и желая проделать наконец дыру, однако то, что их отец пытался порвать и распустить, он сам же всю жизнь и вязал, старательно выводя узор, хотя время постоянно вмешивалось и в лицевую, и в изнаночную стороны, поэтому узор не выходил таким аккуратным, как мечталось. А Фрэнси выглядела счастливой и однажды сфотографировалась в брюках. Она шла по улице, когда ее остановил мужчина и вручил ей талончик с номером, и выяснилось, что он сфотографировал ее в брюках. Получив фотографию, Фрэнси показала ее Дафне, которая заметила:

– Ты здесь будто заплаканная.

Возможно, так оно и было, и Фрэнси не так уж счастлива, как все думали.

Дафна и Фрэнси теперь спали порознь, хотя использовали одно зеркало, перед которым обе вертелись, корчили рожи и улыбались. Фрэнси заняла гостиную. И относилась к своему велосипеду как к чему-то обыденному. Она мало чем делилась. Миссис Мавинни подарила ей вечернее платье с