Владимир Козлов - Варшава Страница 10

На улице мокро, но дождя нет. Девушка идет к трамвайной остановке.

Я догоняю ее.

– Извините… А можно с вами познакомиться? – Голос дрожит и звучит, как чужой.

Она смотрит на меня, улыбается.

– Можно. Меня зовут Оля.

– А меня Вова.

– Очень приятно.

– Мне тоже.

– Я заметил вас несколько дней назад.

– А давай сразу на ты?

– Да, конечно. Ты где-нибудь учишься?

– В универе на журналистике. А ты?

– В инязе. В этом году поступил.

– Я тоже. Ты отсюда, из Минска?

– Нет, из Могилева.

На остановке монтируют рекламный щит. Школьницы с ранцами наблюдают за дядьками в черных спецовках. Над концертным залом «Минск» висят серые облака.

Оля говорит:

– Почему-то все ненавидят позднюю осень. А я ее по-своему люблю. В ней есть что-то такое… Не могу объяснить… Тебе так не кажется?

– Кажется.

– А ты вообще мрачный человек?

– Как когда. А ты – веселая?

– Не всегда, хотя иногда бываю.

Со стороны стадиона катится трамвай. Я спрашиваю:

– Тебе куда ехать?

– В Зеленый Луг. А тебе?

– В Серебрянку. «Единица», твой трамвай… А можно попросить у тебя телефон?

– У меня нет телефона… Но я завтра опять буду в библиотеке. Долго, до самого закрытия, до девяти.

– Я тогда подожду тебя в гардеробе, хорошо?

– Хорошо. Пока.

– Пока.

Оля заходит в трамвай, дверь захлопывается.

Заморозок. Рука с бутылкой мерзнет, хоть и в перчатке. Я перекладываю бутылку в левую руку, сую правую в карман, тру пальцы друг о друга.

– Дай-ка мне на месте, – говорит мужик в шапке с вышивкой «adidas».

Я беру деньги, открываю бутылку.

– А почему холодное? И так холодрыга… Надо было подогреть. Это ж твоя работа, правильно? Я – на заводе, ты – здесь, каждый делает свое дело, а вместе мы работаем на благо родины… – Мужик смеется.

– Ага, все так.

– Так что, следующий раз подогревай пиво.

– Как я его подогрею?

– Ну, это – твоя проблема.

Дядька в длинной кожанке, с дипломатом, не спеша тянет пиво, разглядывает привокзальную площадь.

– Ты студент?

– Да.

– Понимаю – сам когда-то учился. Денег вечно не хватало – на сорок рублей стипендии не проживешь. – Он делает глоток. – Ну, тоже подрабатывали, конечно. Вагоны разгружали. Сейчас, конечно, другое время – нечего разгружать стало. – Он отпивает еще. – А там, где есть, что разгружать, туда так просто не устроишься. Подержи-ка…

Дядька отдает мне бутылку – в ней больше половины. Он достает пачку «Marlboro», зажигалку, прикуривает, забирает пиво.

– Я вот тут был недавно в одной конторе – они итальянской мебелью торгуют. Так представь, там грузчики – все на своих машинах на работу приезжают. Расчет за мебель – на месте, налом, и половина этих денег тут же уходит с концами.

Он отпивает пива.

– А вообще, мой тебе совет… Ерунда все это – пиво там, прочие мелочи. Пусть они этим занимаются. – Он кивает на бабок. – А у тебя руки-ноги есть, голова на плечах, ты можешь нормальные деньги зарабатывать. Например, валютой заниматься. Вон, люди возят валюту – из Москвы, в Москву. «Баксовозы» мы их зовем. Знаешь, как поднимаются? Или хотя бы в Польшу на торги…

Кто-то орет:

– Милиция!

Бабки прячут пиво, неуклюже бегут к остановке, отставив задницы. Я – за ними.

Оборачиваюсь. Два мента не спеша идут со стороны касс.

Прячемся за углом бетонного забора. За ним – стройка, новый корпус вокзала.

Одна бабка выглядывает из-за угла.

– Все, ушли.

Подходят три пацана. Один – здоровый, плотный, два других – худые. Здоровый спрашивает:

– Почем пиво?

– Сорок с собой, тридцать пять на месте.

– Ну, сейчас возьмем у тебя бутылок пять. Да, Гриня?

Я наклоняюсь к рюкзаку, достаю бутылки. Здоровый берет три, остальные – по одной.

– От кого работаешь? – спрашивает здоровый.

– Ни от кого. Так просто.

– А ты что, не знаешь, что за место надо платить?

– Какое место?

Удар в нос. Я отступаю к стене, сморкаю сопли с кровью на обледеневший асфальт. Смотрю по сторонам – бабки отошли подальше. Я спрашиваю:

– Что, и они платят?

Здоровый замахивается.

– Еще въебать? Каждый отвечает за себя, понял? Если б можно было не платить, здесь бы полгорода стояло.

Он бьет меня в челюсть. Несильно.

Мимо идут люди, никто не смотрит на нас. Здоровый спрашивает:

– Ты, может, студент?

– Студент.

– Ладно. Бач, отдай ему пиво. Кому сказал? Отдай пиво. Ладно, хуй с тобой.

Здоровый поворачивается ко мне.

– Короче, ты понял. Хочешь зарабатывать – плати за место. Мы – водочники, мы здесь ночью водку продаем. Будешь нам платить – никто не тронет, понял? Моя кликуха – Старый. Меня на вокзале все знают, каждая последняя блядь. Если кто залупнется – так и скажи: я от Старого работаю.

– А сколько платить?

– Ну, раз студент… Рублей двести в день. Ладно, сто пятьдесят. Но это – за целый день. Утром продал, потом еще вечером… А я каждую ночь на вокзале, до утра. Давай, держи краба.

Он сует мне руку, я жму ее.

У меня – последняя бутылка. Подходит худой невысокий пацан, моего возраста или младше.

– Сколько пиво?

– Сорок с собой, тридцать пять на месте.

– Сейчас посмотрю – наберу или нет. Почти все вытрясли, шакалы.

– Кто?

– Менты, кто еще? Ночь, блядь, продержали, в клетке, суки.

Пацан снимает грязный ботинок на высоком каблуке, сует руку в носок, вытаскивает оттуда смятые десятки и пятерки. Он считает деньги, дает мне. Я кладу их в карман, не расправляя, открываю бутылку.

– Ну, шакалы. – Пацан отхлебывает пива. – Я б их всех поубивал.

– А за что они тебя?

– Как за что? А за что нас берут? Тебя, меня? Ни за что.

Он отпивает еще. Я спрашиваю:

– А чем ты вообще занимаешься?

Пацан чмокает губами.

– Чистое мошенство – ловкость рук, и никакой наебки.

– А менты?

– Что менты? Сегодня мент – шакал, завтра – друг. На, держи.

Он сует мне бутылку и уходит.

Я сливаю пену на асфальт.

Пункт приема стеклотары – во дворах площади Победы. В очереди – десяток алкашей и пенсионеров.

Я спрашиваю:

– Кто последний?

Высокий дед в шляпе говорит:

– Последних здесь нет, все – первые. А крайний – я.

– Хорошо, я – за вами.

Достаю из кармана деньги за пиво – скомканных мятых «зайцев» и «волков». Расправляю купюры, складываю в кошелек.

– Во сколько нарисовал, да еще и показал, – говорит дед.

Идем с Олей от библиотеки к остановке. Я говорю:

– Можно, я провожу тебя до дома?

– Вообще, уже поздно… И у тебя, наверно, дела…

– Да нет, никаких дел. Вот как раз «единица».

– Ну хорошо.

Трамвай останавливается. Мы поднимаемся по ступенькам, садимся. Водитель объявляет:

– Следующая остановка – Захарова.

Двери закрываются, вагон трогается. За окном тянется облезлое здание без окон. Старушка на переднем сиденье держит лоток яиц. Рядом с ней женщина читает «Вечерний Минск».

Оля спрашивает:

– Тебе не скучно жить? Не в смысле, как некоторые говорят, некуда пойти. А вообще…

– Скучно.

– А плохо бывает – такое ощущение, что кругом одна грязь, дерьмо?

– Часто.

– У меня сейчас вообще какие-то мраки. Учиться – совсем не интересно. Думала, будет не так… Город становится каким-то другим, чужим… Везде этот белорусский язык насильно – «шаноунае спадарства»…

Трамвай подъезжает к Комаровке. На проспекте светится зеленая вывеска магазина «Salamander».

Оля спрашивает:

– Ты когда-нибудь был за границей?

– Нет, не был. А ты?

– Тоже нет. Знаешь, так хочу побывать где-нибудь на Западе, во Франции или Германии… Там, наверно, нет всей этой мерзости, как у нас…

Круглая белая лампа освещает Олино лицо. Бледная кожа, никакой косметики, кроме туши на ресницах.

– А почему ты решил поступать в иняз?

– Ну, мне всегда нравился английский… Более или менее…

– По дому скучаешь?

– В общем, да, но с родителями тоже надоело… Я потому и хотел поступать в другом городе, чтобы не быть, как они. Всю жизнь живут в Могилеве, закончили институты, сами стали преподавателями… А они наоборот не хотели, чтобы я уезжал. Думали, поступлю в «машинку» или «техноложку», потом – в аспирантуру, напишу диссертацию… А потом все рухнуло, и это стало никому не надо…

Идем дворами. Дядька с сигаретой в зубах молотит выбивалкой по ковру. Пацан тянет на поводке пуделя.

Оля говорит:

– Вообще, ты не подумай, что я – какая-нибудь пессимистка. Просто что-то нашло такое…

– Понимаю.

– Мы почти пришли. Вот мой подъезд.

– У тебя правда телефона нет?

– Конечно, правда.

– Я просто подумал… Может, ты не хотела давать номер первому встречному…

– Я бы тогда просто сказала: не дам. Мне не нравится обманывать…

– А номер квартиры скажешь?

– Да, скажу. Тридцать два. Ну, мне надо идти. Спасибо, что проводил. Я тебе благодарна – у меня было такое грустное настроение, а сейчас – уже не грустное… – Оля улыбается. – Пока.