Дмитрий Факофский - Trip Страница 12

Около баров будем выманивать блекберн и вальнем его всем мобом нахуй.

Приехали вообщем на их ебаный вокзал что-то около двух часов дня. Вышли. Все нормально, всякие цветные, мусора, пассажиры. Их уродов тоже видим, разведчики с мобилами. Биг Билл дает команду не валить. Пускай пиздят суки. Розбиваемся на группки по пять-шесть рыл и валим к «B&B».

Следом за нами идут несколько карланов и пытаються провоцировать:

— Суки лондонские! Пизда вам.

Бля, я еле здерживаюсь чтобы их не вальнуть.

Но вот и близкая развязка. Не доходя пару кварталов до «B&B», из вонючего переулка вылетают местные мудаки, многие из них с бейсбольными битами.

— Бля, суки все спланировали, — орет Биг Билл.

— Надо было уродов с мобилами на вокзале валить! — ору я.

— Никому не отступать, мочи уродов нахуй! — орет Биг Билл и бросаеться вперед в самую гущу мудозвонов.

Пиздец их больше. Но ярость во мне перехлестывает все границы и я вгрызаюсь зубами в толпу этих пидоров. Плече к плечу со мной машеться Майкл.

Передо мной стоит какая-то сука с гнилыми зубами и черными волосами под носом.

— Ах ты мудило!

Я въебую его ногой в живот. Вокруг моего кулака обмотана метровая толстая цепь и я бью этим кулаком в ебальник придурку. Он падает, лицо его превращаеться в кровавое мессиво. Я подскакиваю к нему и начинаю лупить ногами по ребрам, почкам и ебальнику.

Новый придурок бьет меня ногой в бок и я отлетаю на пару метров, сбивая на своем пути одного из ихних. Два козла начинают лупить меня ногами. Я обхватываю руками голову и стараюсь подняться. Если я останусь лежать еще секунд тридцать, то мне пиздец. На помощь мне приходят малолетки из baby-crew, которые сначало наносят точные удары мудакам прягами по голове, а потом начинают лупить их по ебальникам. Я вскакиваю у цепью бью в рожу какого-то окровавленного ублюдка.

Слышиться рев серен копов.

— Пиздуем нахуй! — орет Биг Билл.

Я вижу, что местные уроды тоже начинают съебываться. Биг Билл берет железный мусорный бак и швыряет его в окно ближайшего магазина. Окно с грохотом разбивается. Мы ныряем в ближайшие переулки и бежим еще несколько минут, пока вой сирен не стихает. Рядом со мной Майкл и два малых, которые отбили меня. Потом мы идем в «B&B», где собираються все наши. В итоге все же нескольких наших мусора забрали, но отпустили уже сразу же после матча.

В «B&B» уже сидит Биг Билл и еще с дюжину наших парней. Потом подваливают еще несколько.

— Неплохо мы этих ублюдков повалили.

— Ага, классный махач был.

— Ты как, Дима, цел? Нихуя тебе не сломали?

— Да вроде нет, все О'К.

Сидим и потягиваем свое пиво. Несколько местных кэжуалсов со злобой и, в то же время, со страхом смотрят в нашу сторону.

Один из наших топ-боев вскакивает и кидает в их сторону пустую пивную кружку. Он с глухим звуком разбивается о череп одного мудохи. Он с окровавленым куполом падает на стол, переварачивая его.

— Мочи кокни!

Пять блекбернских тварей ломятся в нашу сторону. Большая ошибка, суки! Майкл хватает с бильярдного стола кий и наносит удар одному из дебилов в нос, тот отлетает. Еще несколько ударов и блекбернские хулсы валяються на заплеванном полу. Я начинаю лупить одного из них гриндарами, пытаясю втоптать его нахуй в пол.

Топ-бои поднимают дубовый стол и швыряют его в бар. Слышен звон бьющихся бутылок и стаканов. Перепуганный хозяин паба падает на пол.

— Уходим нахуй, — командует Биг Билл.

Мы сваливаем и расстворяемся в ближайших переулках.

Подходим к Эвуд Парк. Видим, как копы ведут под руки несколько ихних кэжуалсов.

— Скормите их свиньям! Мудачье!

Копы зло смотрят в нашу сторону.

Заходим на наш сектор. Его плотно оцепили копы-космонавты. Один из них, наверное главный, подходит к Биг Биллу.

— Бля парни, будете тут орать, шизить, нахуй всех в участок заберем. Сначала вкачаем пиздюдей, отобьем к хуям все, что можно, а потом кинем в обезьянник к местным уркам, чтобы они вам яйца поотрезали. Усекли?

Пиздец! Сидим весь первым тайм и тупо втыкаем матч. В первом тайме Паоло Ди Канио кидает этим мудохам гол со штрафного. В следующей атаке, какой-то их кекс кидает нам головой. После первого тайма один-один.

Некоторые из нас начинают сваливать и рассходиться по ближайшим барам.

Мы с Майклом чешем тоже в один такой и берем себе там по литру пива.

Потом валим на вокзал.

Собака медленно ползет через английские долины и холмы. Лунный свет мирно льеться через грязное поцарапанное окно. Я смотрю сквозь его на эти унылые пейзажи и потягиваю пиво Гьоссер из горлышка теплой от рук бутылки.

Ближе к ночи добираемся до родной общаги.

— Ну как тебе выезд? Круто да? Только копы-суки все обломали, пошизить не дали, поорать.

— Да, классно, у нас такое, конечно тоже есть, но тут свой коллорит. Круто вообщем.

— Ну, спокойной ночи, чувак!

— Пока, брателло.

5

А через две недели ушли Пола. Он, как и мы все, полностью забил на учебу, в следствии чего, не получил последнюю стипендию. Его вызвали к декану.

Пол сидел вместе со мной в комнате. Было десять часов утра, суббота. К декану надо было валить на двенадцать. Был ноябрь и с небе падал мокрый снег. В Лондоне вообще не бывает нормальной зимы, такой, к какой мы все привыкли. Тут если с неба и падает снег, то напоминает он скорее жидкое дерьмо, что кристаллики воды.

Пол пил пиво из литровой бутылки. Я прикладывался тоже.

— Меня ведь эта сука попрет нахуй. Я же полностью на учебу забил и бухаю безбожно. Даже сейчас, мать твою.

Пол отбросил пустую бутылку в угол комнаты и она гулко ударилась о батарею.

— Это сука снова занюхает, что от меня несет спиртным.

— А хули ты пьешь тогда сейчас?

— Я не могу бля, я если не выпью, то сломаюсь у него. Так я буду увереннее чувствовать себя.

— Ты думаешь, у тебя есть хоть малейший шанс?

— Нихуя у меня нету.

Потом пол встал, одел черный пиджак и брюки, голубую рубашку и более темный голубой галстук. Подошел к умывальнику и посмотрел в зеркало. Потом смочил волосы водой и зачесал их прядь на лоб. Кинул в рот подушечку жвачки «Dirol». Снова посмотрел на себя в зеркало. Опухший красные глаза, серая кожа. Хуево выглядишь, чувак.

— Ну я, типа, пошел.

— Ну иди, удачи.

Вернулся Пол через час. Декан выебал его по полной программе. Галстук его лежал в кармане пиджака. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты.

— Пиздец мне.

Мог бы и не говорить ничего. И так, все было ясно.

— Когда уезжаешь?

— Сегодня. Сейчас прямо. Мать его.

На лице Пола не было ни слез, ни иных выражений чувств. Всех нас ждало тоже самое. Мы все знали, на что идем.

Пол собрал свои пожитки в небольшой кожаный чемодан. Мы попрощались и он вышел. Я стоял у окна и смотрел, как его сгорбленная фигура удаляется в сторону главных ворот, обволакиваемая мокрым черным снегом. А он ведь даже ни с кем не попрощался. Только со мной. Может его сломило, то что произошло сегодня? Хотя, он ведь знал, что так будет.

Меня ждало то же самое. В следующую пятницу должна была быть модульная контрольная работа по социологии. Четыреста страниц текста. За шесть дней. Нет, нереально. Если я не здаю эту работу, что будет ждать меня? Тоже, что и Пола. Отсутствие степендии и вылет. Я подумал об этом, смотря на его чернеющую фигуру в пелене жидкого дерьма. Я ведь знал об этом раньше, но вот подумал именно сейчас.

Конечно, можно было попробовать учить, но шансы мои были нулевыми.

Я отошел от окна и сел на кровать. Вторая кровать пустовала. Через неделю, чуть больше, обе кровати будут пусты.

Пол ушел. Ушел из моей жизни и из истории этой книги. Он перестал быть действующим лицом в истории этой эпохи. Через семь-десять дней и я уйду. Из истории Академии, но не из книги и эпохи. Произойдет лишь смена декораций, но не героев.

Вы знаете, что такое жуткая депрессия? Это когда вот так просто сидишь и чувствуешь, как в сердце твоем накапливается гной и в глазах слезы. Депрессия у меня всегда бывает в марте, когда происходит смена погоды и времен года. Осеньею редко. Сейчас, вышло именно так. Эта ебанная английская зима, будь она проклята. Не холодная. Всего минус два. С неба падает густой снег, но, не долетая до земли привращается в массу полужидкого дерьма. Да еще и туман. Вы можете себе это придставить? Как болото какоето. Не хочеться выходить на улицу. Дерьмо попадает тебе за шиворот, ноги проваливаються в нем, с ветром оно впиваеться в твою одежду и твое тело.

Она началась. Депрессия. Я сидел на кровати и смотрел на пустую кровать. Будущее было в полном тумане, настоящие тоже. О прошлом не хотелось и вспоминать. Прошлое жгло сердце и выжимало слезы из глаз.

Хотелось просто умереть. Но я никогда бы так не поступил. Не пошел бы в ванную комнату, не взял бы тупой нож и не стал бы как сумасшедший пилить им с противным скрипом свои жесткие вены, а потом смотреть, как бусинки крови сначала появляються на запястье по одной, потом лужицы, а потом бьет мощным фонтаном пачкая твою модную одежду и ослепительно белую плитку. Потом тебя находят тут близкие или чужие люди. В луже крови и гниющего. Мухи ползают по твоим остекленелым глазам. Я никогда бы так не поступил. Я слишком себя люблю. Хотя, смысла жизни в моменты депрессии не вижу.