Лоскутный мандарин - Суси Гаетан Страница 12

Лазарь идет мимо церкви. Каждый раз, когда он проходит мимо нее, мастера гложет темная, смутная, подспудная тревога. Он помнит эту церковь с детского возраста. Ему тогда было пять лет, он только-только оправился после несчастного случая, в результате которого едва не лишился жизни. Он видел тогда бригаду, которая должна была снести церковь. Отец взял его с собой, чтоб он полюбовался работой разрушителей. Колокола уже были сняты с колокольни, а крест – с вершины крыши. Утро в тот ноябрьский день выдалось хмурое, холод пробирал до костей. Десять человек тянули канат, обмотанный вокруг колокольни, и когда она сорвалась со своей металлической основы и рухнула вниз, на Лазаря это произвело такое сильное впечатление, что он стал биться в судорогах – должно быть, это произошло вследствие недавнего несчастного случая. К счастью, рядом оказался Философ. При виде того состояния, в котором был ребенок, Леопольд решил поговорить с его отцом. Не надо бы мальчику на такое смотреть. От вида таких страшных разрушений его потом могут мучить кошмары, они могут подорвать его здоровье. Бартакост-старший только горько усмехнулся, он ничего больше не хотел об этом слышать.

– Мышь, которой кладбище сожрать хочется, – сказал потом о нем Пески, известный также как Златоуст и Острослов.

Лазарь торопится, прокладырая себе путь в толпе пешеходов. Ему что-то неприятно трет бедро, он вспоминает о теннисном мячике и вынимает его из кармана; увидев идущего навстречу малыша лет четырех-пяти, не больше, шагающего рядом с мамой, которая держит его за руку, Лазарь прикладывает мяч к его животику, мячик, окрашенный в цвета французского флага, отдает его мальчугану, не остановившись, ни слова не сказав, машинально, сплевывают в урну жевательную резинку, и продолжает твердо следовать своей дорогой. Потом резко сворачивает направо в переулок. Там находится табачная лавка.

– Хозяин отошел по делу, господин Лазарь. Он будет через пару минут.

У молодого продавца бегающий, виноватый взгляд, щеки красные от прыщей. Лазарь покупает у него две пачки «Голден Бэт» Тут же берет сигарету, и услужливый продавец дает ему прикурить щелкнув зажигалкой. Лазарь ему слегка кивает, мол, спасибо тебе. Думает, положено ли продавцу по штату называть его по имени. В ожидании хозяина Лазарь подходит к окну, смотрит на людей, идущих по тихому, узкому переулку. У него до одури чешется под лопатками, локоть, в ухе, но он не чешется. Он прекрасно знает что, стоит ему только начать, он не кончит, пока там рана не образуется, пока не расчешет то место до крови. Этот жуткий зуд был одним из первых симптомов прошлой осенью. Все началось в это же время с такого же непонятного беспокойства, какое он почувствовал вчера вечером, из-за чего он так надрался. Любая мелочь, даже самая, казалось бы, незначительная – скамейка в парке или кофейник, – внезапно обретала странное, ужасающее значение. Какая-то непроглядная тьма таилась в самой сути вещей и посылала ему оттуда знаки, которые он никак не мог понять. Потом наступала бессонница, которую усугубляли боли в желудке, и от этого он ночи напролет проводил в постели, скорчившись, как скомканная простыня. Еще хуже было то, что при виде бездомных на строительных площадках, где сносили дома, у него начинало страшно щемить сердце, доставляя ему непереносимые страдания. Он замечал их как будто впервые, ощущение острых угрызений совести от простого факта самого их физического присутствия было для него настолько новым явлением, и ему так непросто было осознать его причину, что он был готов винить в своих муках самих бездомных. Лазарь был зол на бездомных за то, что они вызывают в нем жалость, он их за это просто ненавидел. Все чаще и чаще Лазарь не выходил на работу. Он оставался дома, его терзала непереносимая печаль. Дни напролет он только пил и раскладывал пасьянсы. Незадолго до Рождества вмешалась Гильдия. С этого момента начались его мытарства в Клинике, продолжавшиеся четыре месяца.

За окном движется приземистая, тучная фигура хозяина табачного магазинчика, распахивается дверь, звенит колокольчик, и без всякого приветствия он говорит Лазарю:

– Тебе положено приходить по средам, сколько раз я должен тебе это повторять? – Он тут же добавляет: – Я не могу здесь держать такие суммы, это просто глупо.

Лазарь бросает на него хмурый взгляд – хватит, мол, тебе кипятиться. Из-за прилавка торговец достает конверт, как две капли воды похожий на все остальные конверты с его кодовым номером. Лазарь хватает конверт, не проверяя содержимое. Торговец, как всегда, настаивает, как делает это каждые две недели. Лазарь со вздохом открывает конверт и считает деньги- как обычно, тысяча двести долларов.

– И подпись поставь на расписке. Мне не нужны проблемы с Гильдией, как в прошлом месяце.

Лазарь что-то быстро царапает в нижней части листка бумаги.

– Ну, ладно, теперь так тому и быть. Но в следующий раз приходи в среду. Ясно тебе?

Лазарь уходит, оставив его вопрос без ответа. Но в дверях на секунду задерживается в нерешительности. Ему надо решить, идти ли теперь в салон, где она работает, потому что он поблизости, чтобы увидеть ее там, просто взглянуть на нее, но время летит, он уже и так слишком задержался, и Лазарь уходит в противоположном направлении.

Да, все те же симптомы появились у него примерно неделю назад. Но он себе дал зарок, что в Клинику больше не вернется. Нескончаемые дни в шезлонге под фланелевым одеялом, неподвиж ность(не двигаться!), журналы и лекарства, текущие в венах, свинцовая тяжесть, горячее молоко, овсяная каша, рыба, обвалянная в сухарях, и фрукты – все это он ненавидел, потому что, кроме сосисок, ничего не ел, даже принужденное участие врача, доброжелательность эта тоже вызывала у него отвращение, он считал ее лицемерной, она напоминала ему о матери, а также сильный душ с горячей и холодной водой по очереди; нет, он скорее в Гудзо прыгнет, чем снова допустит такое унижение.

У него возникло чувство, что ему с этим не совладать. Он думает себе в третьем лице: как будто у него нет никакой возможности справиться с этим. Но, ха-ха-ха! Он скоро женится. Он женится, он знает, что в этом его спасение. Ха-ха-ха. Это случилось в прошлом месяце – он шел домой в среду вечером после визита в табачную лавку и вдруг остановился, словно остолбенел. Она выходила из парикмахерской. Он пошел за ней следом – ничего не мог с собой поделать. С того вечера все было решено. Они поженятся, самое позднее – этой осенью. Она согласится уплыть с ним за море на китобойном судне, и они вместе останутся в бескрайней пустоте Баффиновой Земли, где ему на роду написано поселиться навеки. Последний раз он влюбился двенадцать лет назад. Двенадцать лет тогда ему было. А девочке – девять или десять. С тех пор – хоть шаром покати. По-этому можно сказать, что теперь это было с ним в первый раз. Но он привык к простым и конкретным решениям. Он найдет способ решить этот вопрос. «Ты – первая и последняя». Да, он прямо так ей сразу и скажет, предварительно отрепетировав эту фразу, чтобы ни в коем случае не заикаться, говоря с ней совсем уже бегло, когда наконец он решится к ней подойти. И одежду нормальную ему надо будет купить для такого случая. Нечего пугать молоденькую девушку формой разрушителя. Эту фразу как-то изрек Философ. Его слова влетели не в глухое ухо. А пока надо будет выяснить, как ее зовут.

Лазарь идет дальше по переулку. Воняет сточными водами, гнилыми фруктами и прогорклым маслом. Вязкая грязь, к которой липнут подошвы. Задворки фабрик, складов и гаражей, пустые кузова грузовичков, ржавчина, прязь. Он натыкается на хозяина лошади, копающегося в отбросах. Рядом с ним спокойно стоит его коняга; телега, в которую она запряжена, полна всякого хлама. Старьевщик. Именно это слово он произнес, когда прошлой зимой врач в Клинике задал ему вопрос о его самом первом воспоминании. Старьевщик. Первым его воспоминанием была переехавшая его телега, которую тянула лошадь старьевщика. Ему тогда было пять лет. Дорога была покрыта красноватыми пятнами вербейника, манившими его к себе, как хор ангелов. Мать его отвлеклась на минутку, и маленький Лазарь, рассмеявшись, бросился к цветам. Откуда ни возьмись, на дороге, заняв все ее пространство, с грохотом возникла скачущая лошадь. Лазарь почувствовал то, что, должно быть, чувствует жаворонок, врезавшийся на лету в оконное стекло. Колеса телеги сломали ему ключицу и перебили ноги. Он потерял сознание, испытав необычайно сильное ощущение, будто на него внезапно страшной волной накатило счастье.