Изверг Род - Гилберт Соррентино Страница 12

Спрашивает, почему. Ей хотелось бы знать, что случилось с Беспорочной Девой Марией, что такое, интересуется она, с полами в церкви, мессу теперь что, в конюшне служат, как албанцы? Она его спрашивает.

Голова Рода вполне мирно затопляется белой пустотой, что внезапно полна боли, проникающей через левое ухо, где звенит и шумит от мощного удара деревянной картофельной толкушкой.

Может, шел дождь, говорит он. Ночью? Сестра Маргарет-Мэри, говорит он, сказала, что ей нравится его галстук. Развернуты все его убогие знамена.

Шестнадцать

Мать и миссис О’Нил берут Рода и Нэнси с собой на пляж на Кони-Айленде. Они устраиваются на одеялах перед кафе «Сковилль» — туда ходят многие живущие по соседству американцы, а евреев там нет. Пусть забирают остальной Кони-Айленд, он когда-то был такой прекрасный, а теперь они его совсем загадили. В детстве, говорит мать, Кони-Айленд был райским местом, где и королю не стыдно жить. Миссис О’Нил грустно кивает и рассказывает историю про евреев, которые ели христианских младенцев сырыми под променадом на пляже возле Брайтона. Еврейские газеты тогда это дело замяли.

Нэнси, нытик со стажем, остается на одеяле с двумя женщинами, а Род заходит в воду. Роду это лишь на руку. Род знает: если он обрызгает девчонку, если ее собьет с ног волна, если плакса воды наглотается, она ухитрится обвинить его. С другой стороны, когда они в последний раз были вместе на пляже, Роду удалось как бы невзначай сунуть руку ей между ног. Письку потрогать.

Род плещется в воде и делает вид, что плавает, ныряет вниз головой, падает в набегающие волны, набирает в рот воды, плюется, пуская фонтанчики и струи. Он уже дрожит от холода и слегка синеет. Когда он, наконец, стуча зубами, выходит из воды, мать набрасывает ему на плечи полотенце и велит не заходить в воду, пока не согреется, а то подхватит простуду и умрет, или случится судорога, и он умрет, или у него глаза высохнут и полопаются. Пусть ведет себя хорошо и побудет на одеяле с Нэнси. Миссис О’Нил велит Нэнси вести себя хорошо и побыть на одеяле с Родом. Женщины хотят окунуться. Род наблюдает, как они медленно заходят в воду по пояс, затем поворачиваются друг к другу и болтают дальше, наверное, о том, что нельзя доверять мясу с подноса мясника Фила, там сплошной жир.

Род спрашивает, почему Нэнси не идет купаться, а она говорит, что не его дело, он урод и слишком глупый, что толку с ним разговаривать. Она знает, его перевели в класс 6А-4 для тупиц, там одни слабоумные, извращенцы и испорченные, несут всякую чушь, курят и говорят мерзости, братья Ронго какие-нибудь и другие грязные итальяшки. Род краснеет и говорит, что она потаскуха, а ее папаша-мусорщик — на самом деле ей не папаша, а поляк тупоголовый, ее мать встретила его в баре Пэта. Все знают, что ее мамаша сплавила настоящего отца Нэнси в окружную, а потом в могилу свела. Нэнси начинает плакать, и Род говорит, что если она будет реветь, когда их матери вернутся, он тогда своей матери скажет, что Нэнси обзывала его отца бабником, и Роду пришлось ее слегка поколотить. Лучше пусть перестанет реветь, к чертовой матери, или он ее взаправду поколотит. Нэнси перестает плакать и говорит, что ей плевать, Род все равно отправится в ад вместе с протестантами, из-за того, что сделал на крыше с дочерью управляющего. Все знают. Род снова краснеет и говорит, что дочка управляющего потаскуха, а кроме того, даже по-английски не говорит. Нэнси лишь улыбается. Пора бы окунуться, говорит она так, словно хочет его подразнить, чтоб он вмазал ей по невзрачному веснушчатому лицу или, может, прямо в письку ей заехал.

Нэнси семенит по пляжу и на цыпочках входит в воду, скрестив руки на груди. Миссис О’Нил орет и пару раз шлепает дочь по голым бедрам. Больно! Вся троица возвращается к одеялу. Нэнси нельзя было уходить от одеяла! Они с Родом должны были сторожить одежду, кошельки с мелочью и прочие всякие ценности, на которые могут польститься десятки неутомимых воров, что неутомимо шныряют по пляжу. Если посчитать, их тут сотни, тысячи.

Жиды и латиносы. Цыгане!

Нэнси кусает губу, глаза покраснели и распухли, вот-вот заревет. Роду становится ее немного жаль, но главное — ругают не его! Лучше Нэнси, чем Рода. Вскоре они собирают вещи и отправляются к подземке.

Род с матерью приходят домой задолго до ужина. Им жарко, они обливаются потом и все в песке. После душа — этой редкости, изумительного душа, насчет которого бабуля говорит, что после них в ванной словно табун дромадеров побывал, — бабуля откладывает «Нью-Йорк Уорлд» и смотрит на них поверх очков. Она сообщает, что:

люди ходят на пляж освежиться и возвращаются домой запарившись потные и грязные хуже чем до пляжа идиоты чертовы

пляж — место для придурков и тех кто хочет почернеть как ниггеры ей этого не понять

она слыхала теперь на Кони-Айленде полно ниггеров жидов и латиносов когда она была девочкой

Кони-Айленд был не таким там вдоль набережной гуляли женщины в красивых шляпах белых перчатках и с зонтиками райское место где и королю не стыдно было жить

там приличные люди летом проводили дни и вечера и не было всякого сброда и швали которых теперь полно

Фрэнсис К. Бушмен Вебер и Филдс Эл Джолсон Эдди Кантор Фэнни Брис Чарли Чаплин английский король Рудольф Валентино наследный принц Трансильвании Крошка Маккой Папа Римский Пий Лилиан Рассел Алмазный Джим Брейди Вернон и Ирэн Касл Гарри Лэнгдон Теда Бара Блэк Джек Першинг «Рэгтайм-оркестр Александра» под управлением Джона Филипа Сузы[3] который играл на своей знаменитой такой многоголосой скрипке, — о да они все часто приезжали на Кони-Айленд очень его любили и не задирали нос — нередко все вместе купались хорошее чистое веселье

они наливали морскую воду в бутылки, отсылали несчастным венгерам из угольных шахт Скрэнтона и незнамо каких богом забытых мест чтобы те лечили деток от чесотки и вшей которые заживо их пожирали

теперь жизнью рискуешь если чересчур долго плескаться в воде

полиомиелит

ячмень

чахотка

бородавки

конъюнктивит

заражение крови

мастоидит

глисты, некоторые в целый фут

если какому несчастному болвану стукнет