Донные Кишотки - Геннадий Владимирович Руднев Страница 12

– Что там?

– Хвам уничтожил Ученый Совет! Дверь открыта!

Ишта переключила картинку на мониторе.

– И эти дурочки сбежали! Гляди: уже на ослюдах куда-то подались.

– Подохнут! – констатировал Малик, целуя Ишту во влажный кружевной завиток на голове.

– Туда им и дорога! – откликнулась Ишта, простонав от удовольствия.

***

Сидеть между горбов теплого и неторопливого животного Циле было поначалу не столько приятно, сколько прикольно: возникали незнакомые ассоциации о вторжении в своё внутреннее пространство чего-то живого, лохматого, прочного, незнакомого и удивительного. Ослюды шли в гору Мак-Мерде со скоростью солнца, ползущего по небосклону так, что тени от беглецов располагались точно перпендикулярно направлению их движения. Однако, через несколько миль, на внутренних поверхностях лядвий у Цили стал возникать зуд, который уже не пропадал, даже когда она оставила спину своей ослюдины и пошла рядом с ней по земле. Она с удивлением смотрела на Йошку, которая, покачиваясь на своём животном, придремала на ходу, а карта в её руках держалась только за счёт топорщившейся шерсти на ослюдном загривке. И тут Йошка оказалась прозорливей – она подложила под ягодицы концы туники и села животному на спину боком, между горбов, спустив обе ноги на одну сторону, противоположную солнечным лучам. Раскрытый зонт, привязанный к поясу вертикально, прикрывал от излучения плечи и голову.

Циле ничего не оставалось, как вскочить вновь на спину своей двугорбой скотине, приняв соответствующее положение, и незаметно взять карту из йошкиной руки. Чтобы не потерялась. Да и интереса ради.

На старой карте пространство с прочерченным по ней маршрутом светилось белым пятном с обозначением «Антарктида». Черной стрелкой был обозначен путь. Красными точками – стоянки с привалами: Конкордия, Восток, Куньлунь, Бхарати, Прогресс, Моусон. Синими крестами – свалки для кормления ослюдов.

Пейзаж менялся на глазах. Среди антрацитовых джунглей солнечных батарей, сквозь нагромождения не переработанного пластика и осколков стекла, сияющего своим многоцветьем, проглядывалась желтая песчаная тропа с вкраплениями глянцевого базальта и гранитной крошки, уплотнённой до такой степени твёрдости, что копыта ослюдов не оставляли на ней видимых глазу отпечатков. Солнце, катившееся вдоль горизонта, расцвечивало изогнутые поверхности по касательной, преломляя лучи в разных направлениях, в зависимости от высоты гор мусора и их содержания. Воздух тяжелел по минутам, насыщаясь невидимой пылью. Нагретый за полярный день грунт, чуждый испарениям, обезвоженный и мёртвый, будто предупреждал о том, что останавливаться опасно – наоборот, следует как можно скорее отрывать от него ноги и устремляться к спасительной тени. Но тень эту нужно было ещё поискать. Йошка спала. Циля таращилась в карту.

Неожиданно животные прибавили ходу и изменили направление движения, взяв чуть влево от тропы. Вероятно, к маячившему у горизонта возвышению. То ли скале, то ли полуразрушенной башне.

По мере приближения на её склонах начали проглядываться трещины и углубления. Пещеристые сколы у основания оказались такими вместительными, что позволили въехать туда верхом и оказаться, наконец, в спасительной тени. Внутри прогуливался освежающий ветерок. В углу укрытия были свалены в кучу газеты и обрывки картона с маркировкой «КП». Ослюды, не задумываясь, кинулись к прессе. Они жевали её с наслаждением, проглатывали жвачку и принимались за следующие подборки. Йошка с Цилей, сойдя на землю, с восхищением смотрели на трапезу.

– Ты погляди, что делают! Полтиража слопали! И всё им мало! – приговаривала Йошка, развьючивая своего Кота.

Циля последовала её примеру, снимая с Целки сосуды с водой.

– Куда это они нас привели? – спросила она у Йошки.

– Это, подруга моя, башня Гиперлупа, – ответила Йошка. – Заброшенная, похоже. Видишь, на газетах ещё трёхтысячный год.

Взяв карту в руки, она провела пальцем по маршруту и ткнула в зеленый крестик.

– Вот тут. Правильно. Надо на упаковке QR-код найти, пока наши горбачи всю бумагу не сожрали. И терминал отыскать. Он от солнечной батареи работает. Может, и живой ещё…

– Зачем?

– Затем! Пневмотруба – под нами! На станцию по коду можно выйти. Расписание посмотреть. Раньше капсулы приличные делали, ёмкие. Обе с ослюдами поместимся. Поняла?

– Нет…

– До Конкордии в капсуле к утру можно долететь под землей. В гамаках и с ветерком! Теперь поняла?

– А не застрянем?

– С чего бы это?! Воздуху, что ли, мало? Ты послушай… Компрессоры уже запускаются!

Циля прислушалась к нарастающему гулу под землей. Ослюды перестали жевать и попятились к выходу. Йошка отвлекла их, побулькав водой в ёмкостях. Сытые животные потянулись к питью. Выливая на ладони по каплям воду, Йошка дала им облизать влагу, подтолкнув Цилю к веревкам. Подруга сообразила и обмотала ослюдные вожжи вокруг камней. Подземный гул взвился до крысиного писка и вдруг понизился, замер в какой-то точке, приняв высоту звука в четыреста сорок герц, на «ля» первой октавы.

Животные успокоились. Циля с Йошкой нацедили молока. Выпили. Осмелели.

Покопавшись в упаковке от «КП», беглянки нашли, наконец, нужный им QR-код для проезда. Побродив по помещению, освободили от пыли несколько вертикально торчащих камней, один из которых оказался терминалом. Поднесли к едва теплящемуся экрану пропуск, и камень двинулся с места, освободив проход и пологую лестницу эскалатора к пневмотрубе.

Ослюды неохотно двинулись за ними к пролому Гиперлупа.

Когда они загрузились в капсулу, Кот сказал Целке на ослюдном наречии:

– Как я и говорил, госпожа, людям просто нужно дать направление. И они с нас слезут. Мало того – ещё и сами доставят туда, куда мы захотим.

Целка в ответ икнула с удовлетворением.

Распластавшиеся в гамаках Циля и Йошка по привычке подтянули колени к подбородку. И когда голос из репродуктора возвестил: «Следующая станция «Конкордия». Просьба – не прислоняться друг к другу», Целка не выдержала и в звенящей тишине произнесла:

– Поехали!..

***

Хвам в полной темноте шарил руками по стенам, пробираясь по старому штреку к манящей вдалеке полоске света. Он почти протрезвел, спотыкался всё реже о невидимые камни, а его натренированное тело при падении группировалось так удачно, что, раздень его сейчас под солнцем, ни одного кровоподтёка заметить на его грязно-рябой коже было бы невозможно.

Хвам думал. Мысли его не подчинялись сценарию и требовали творческого решения, нового, неординарного.

«Жизнь слишком длинна для думающего человека, – рассуждал он про себя, охая и матерясь, – И хоть даётся она всего один раз, но всё равно становится мучительно больно за бесцельно прожитые годы, то жжёт позор за подленькое и мелочное прошлое, то наступает темь беспросветная, то снова улыбается солнце. Не надо уметь жить, когда жизнь становится невыносимой. Не надо делать её полезной. Нужно научиться читать проповеди