Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами Страница 13

Ты должна мне четыре доллара.

Хоуп заглянула в комнату.

— Я знаю об этом и обязательно... о Господи, Агнес, ты что, поедаешь собачий корм?

И почему все устраивают из этого такую трагедию?

Просто немножко жестковато.

Ну, мам, — сморщившись, укоризненно протянула

Хоуп. — Эта штука грязная, она же сделана для собак.

Довольно вкусно, — подал голос Букмен, облизываясь.

Хоуп повернулась к нему.

Ты хочешь сказать, что тоже его лопаешь?

Совсем чуть-чуть. Иногда. И тебе советую попробовать.

— Ни за что на свете не буду есть собачий корм.

Агнес улыбнулась.

—- Ты такая консервативная. Никогда не хочешь попробовать ничего нового. Боишься нового с раннего детства.

Я вовсе не боюсь пробовать новое, — серьезно возразила Хоуп, — но решительно отказываюсь есть собачью еду.

И мне тоже почему-то не хочется ее пробовать, — вставил я.

Букмен положил руку мне на плечо, и я весь словно моментально нагрелся на пять градусов.

Попробуй чуть-чуть.

Делать было нечего.

Я попробую, если Хоуп тоже попробует.

Хоуп взглянула на меня и закатила глаза.

— Ну, большое спасибо! Значит, я трусиха. Хорошо, давайте мне этот пакет.

Агнес протянула нам пакет, и мы с Хоуп достали по шарику. Потом, пристально глядя друг на друга, засунули их в рот.

Оказалось на удивление вкусно. С ореховым ароматом, немножко сладко и с приятным хрустом. Я сразу понял, почему собаки так любят эти шарики.

Вовсе не гадость, — оценил я.

Ну, видишь? — сказал Букмен.

Я же говорила вам. Что вы думали? Стала бы я их есть, если бы они не были такими вкусными? — торжествовала Агнес, засовывая в рот целую пригоршню и аппетитно хрустя. Через секунду она снова погрузилась в свою мыльную оперу.

Ну ладно, мне пора идти, — вспомнила Хоуп. —

Папа ждет меня в офисе. Мы, как всегда, не успеваем с бланками страховых свидетельств. Увидимся позже?

Хорошо. Встретимся попозже, — согласился Букмен.

Хоуп уже открыла входную дверь, собираясь уходить.

Пока, Огюстен. Не скучай!

Постараюсь. До встречи.

Как только она ушла, Букмен посмотрел на меня.

— Ну вот. Хочешь пройтись?

Мы отправились в центр, до колледжа Софии Смит, а потом и дальше, до больницы. Всю дорогу мне до смерти хотелось рассказать ему о себе. Я чувствовал, как много между нами общего — то, что мы геи и что живем у Финчей, без родителей — два парня в толпе девчонок. И все-таки я не мог ничего ему сказать. Говорил совсем о другом — о том, как ругались и дрались мои родители, как все это в конце концов стало совсем плохо. Об их разводе, о том, что мама стала довольно странной и теперь постоянно консультируется у доктора Финча. Что я практически поселился здесь, в этом доме, потому что она не в состоянии мной заниматься.

Тяжело иметь больную мать, — заключил Нейл. —

Моя мама тоже не справлялась со мной. Как, впрочем, и отец.

Да, и мой тоже. Он никогда не хочет меня видеть. А мама — она целиком ушла в себя и свои заботы. Мне кажется, ей действительно было очень плохо, и поэтому сейчас просто необходимо заняться собой.

А ты вроде как и не у дел? — уточнил Нейл.

Нуда.

Понятно, именно так. Поэтому она и сунула тебя в сумасшедший дом еще более сумасшедшего доктора

Финча.

Так вы считаете, что он сумасшедший?

В хорошем смысле. Я считаю, что он гений. Прекрасно понимаю, что он спас мне жизнь. — А потом, совершенно внезапно, добавил: — И он был первым человеком, которому я признался, что я гей,

Правда? — удивился я. Наконец-то он это произнес. А то я уже начал думать, что Хоуп ошиблась. Он казался таким нормальным, таким правильным парнем. Неносил сережку в ухе, не говорил нараспев, не шепелявил.

И яркие цвета не любил, судя по коричневым ботинкам и бледно-голубым джинсам.

Я тоже, — выдавил я.

Что? — Букмсн даже остановился.

Я — гей.

Странно, но для него это оказалось полной неожиданностью. Он даже открыл от изумления рот, резко вдохнув и почти вытаращив глаза.

Ты что, серьезно?

Да, — сказал я, чувствуя себя смущенным. — Я думал, вы знаете, думал, что Хоуп вам об этом сказала.

Святая Мария, Матерь Божья, — пролепетал он. —

Так вот, значит, с чего все это...

-Что?

Ничего. Ты правда гей? — переспросил Букмен.

Правда, — твердо ответил я.

Мы пошли дальше, но через минуту он снова остановился.

— Ты уверен в том, что ты гей? Я имею в виду, когда ты это понял?

Я ответил, что знал это всю жизнь.

— Да, значит, так и есть. — Он усмехнулся.

Мы не спеша шли по Мэйн-стрит мимо закрытых магазинов, и Нейл, немного помолчав, сказал:

— Хочу, чтобы ты знал: как только тебе потребуется поговорить, я готов. То есть и днем и ночью. Можешь говорить со мной о чем угодно — и об этом, и обо всем другом.

Я взглянул на него и подумал, что в искусственно ярком, желтом свете уличных фонарей он особенно красив.

Спасибо.

И не бойся, я не злоупотреблю нашей дружбой.

Хорошо, — ответил я и полез в карман за пачкой

«Мальборо лайт».

Ты куришь?

Да, — признался я. Эту привычку я перенял от Натали. Поначалу я волновался, что Агнес и доктор рассердятся, но они отнеслись к новости очень спокойно, лишь попросили не спалить дом.

Нейл вытащил из кармана зажигалку и поднес мне.

—- Спасибо, — поблагодарил я. Курение стало моим любимым занятием. Сигарета моментально приносила успокоение и комфорт, не важно, где и когда. Неудивительно, что родители так много курят. Та часть меня, которая готова была часами полировать какую-нибудь блестящую безделушку или расчесывать волосы, пока не начинала саднить кожа на голове, теперь поминутно закуривала. А потом аккуратно гасила сигареты. Оказалось, что всю жизнь я был заядлым курильщиком. Просто под рукой не было сигарет.

Мы вернулись домой.

Было приятно с тобой поговорить, — заметил Букмен.

Спасибо за все, — снова поблагодарил я.

— Спасибо тебе, — искренне, с внезапно повлажневшими глазами ответил он.

Потом сел в старенькую, достаточно неприглядную машину и уехал, а я уселся на диване перед телевизором. Ощущение было такое, словно глотнул снотворного. Тут я увидел пакет с остатками собачьего корма: Агнес оставила его на диване. Ни секунды не колеблясь, я засунул в пакет руку и отправил в рот целую пригоршню шариков. Больше я не буду бояться ничего нового.

— Привет, Огюстен, — коротко поприветствовала меня Хоуп, примерно через час вернувшись домой. Я, все еще словно в тумане, сидел на диване.

— Привет, — невнятно ответил я.

— Чем занимаешься?

Вообще-то я занимался тем, что смотрел на батарею.

— Да ничем особенным. Только что вернулся — мы с Букменом гуляли.

Она посмотрела вокруг.

— Правда? Здорово. Мне нужно кое о чем его попросить. Где он?

— Уже уехал.

— Ах, черт! Как ты думаешь, если я побегу по улице, то смогу его догнать?

— Нет, — сказал я, — он с час назад уехал.

Хоуп присела на диван.

— Ах, как плохо, — расстроилась она, — а я хотела его попросить посидеть за меня в офисе в эту пятницу. Хотела съездить в Амхерст, навестить подругу, Вивиан.

Хоуп залезла в свою яркую полотняную сумку и достала маленькую белую Библию.

— Погадаешь со мной на Библии?

— Конечно, — сразу согласился я.

Все Финчи регулярно гадали на Библии. Это все равно что гадать с магическим шаром, только в данном случае вы спрашиваете Бога. Происходило все так: один из гадающих держал Библию, а другой в уме, про себя, задавал Господу вопрос — ну, например:

— Сделать ли мне короткую стрижку?

Тот, кто держал Библию, открывал ее наугад, а сам гадающий, не глядя, тыкал пальцем в страницу. То слово, на которое попадал палец, и было ответом. Доктор считал гадание на Библии прямым общением с Богом, и поэтому этим занимались все его пациенты. Однако Хоуп гадала чаще всех.

Я взял Библию, а Хоуп закрыла глаза.

— Готова? — спросил я.

Она открыла глаза.

— Да.

Я раскрыл Библию.

Ее палец попал на слово «пробужденный».

— О Господи! — воскликнула она. — Просто невероятно!

— А что ты спрашивала?

— Я спросила, может быть, если я упустила Букмена, мне и не надо ехать в пятницу к Вивиан. Знак ли это.

— И что же?

— А вот что. Выпало слово «пробужденный». Для меня это означает, что если я поеду к Вивиан, то помешаю ей. Она не так давно болела, простудилась. А ей семьдесят четыре года. Поэтому она сейчас подолгу спит. И если я в пятницу заявлюсь, то помешаю ей.

Я кивнул, соглашаясь, а Хоуп посмотрела в потолок.

— Спасибо, Господи, — произнесла она.

Отношения у Бога и Хоуп были свойскими, как у близких приятелей, без всяких там ритуалов.