Бражник - Цагар Враль Страница 13

— Это бесплатно. И, как он говорит, вкусно.

Пару минут я промолчал. Нуждался в перерыве. Ярослав упорно делал вид, что не обращает внимания на выражение моего лица, а выражение, я уверен, было то еще.

Затем я тоненьким голосом спросил:

— Не проще ли отлавливать бродячих собак?

Ярослав посмотрел на меня, как на дурака.

— А ты их мясо пробовал?

— К счастью, нет. А ты?

— Не вкусно.

Мне снова понадобилась пауза. Я переварил информацию и понял, что не хочу узнавать подробности. У меня была более приоритетная задача: помочь Ярославу избавиться от навязчивой идеи в его дурной башке.

— Ладно, тогда мы можем отлавливать бродячих… коров.

— Коровы не бывают бродячими. Все коровы — чья-то собственность, их отлавливать незаконно.

Я аж засмеялся.

— О, да что ты говоришь? А вот человечина — самое законное блюдо на свете! Не знаю, кто из вас с другом-сторожем увлекается передачами про серийных убийц, но я человек вменяемый.

«По крайней мере, был им, пока не встретился с тобой, Ярослав», мысленно добавил я.

Ярослав вдруг встрепенулся. Похоже, мои слова задели его за живое.

— Это не передача, это жизнь, — с драматическим придыханием изрек он. — И знаешь, что? Такие вещи не выглядят так, как в кино. Там все преподносят в очень мрачных красках. Для того, чтобы люди боялись этого абстрактного зла. Именно это пугает нас больше всего: то, что зло абстрактное. Мы не понимаем, что в нем плохого, но знаем, что это плохо — такие диссонансы заставляют мозги испытывать ужас. Это порок цивилизации. Это груз, который мы тащим на себе. Я просто предлагаю тебе расправить плечи и увидеть мир таким, какой он есть на самом деле!

На это ответа я не нашел. Мне ничего не оставалось, кроме как обдумать его слова — сам бы не поверил, что всерьез этим займусь.

Может, он и прав. Конечно он прав. Да-да-да, истинной правды не существует и у каждого картина мира своя, но, черт возьми, я его понял. Я его понял и это меня озадачило. Пришлось задуматься, кто из нас более сумасшедший. До того его монолога такими вопросами я не задавался, мне все было понятно. И вдруг я понял его, Ярослава.

Но с какого черта я должен отказываться от своей цивилизованности? Стоило мне подумать об этом, и ответ ударил меня, как током. Я похолодел.

Ради денег.

Сразу после того, как ответ на вопрос нашелся, я понял, что уже согласился. И усмехнулся.

— С каких это пор ты заделался философом? Начиналось все с мазы поднять бабла, а теперь, значит, мы уже бунтуем против цивилизованного общества?

Ярослав посмотрел на меня каким-то честным, уставшим взглядом. Очень пронзительно.

— Да наплевать мне на цивилизованное общество. Я хочу только поднять бабла.

Этого я тоже хотел. Я мечтал об этом, еще когда жил с родителями. Мне хотелось быть настолько богатым, чтобы покупать в магазинах все, что я захочу. И конечно, при этом я не хотел работать ни дня в своей жизни. Когда-то эта мечта становилась все ближе и ближе, а теперь… по крайней мере, я правда не работал ни дня в своей жизни.

А Ярослав вроде как брался приблизить мою детскую мечту. Ведь покупать в магазинах все, что захочешь, не очень дорого. Для этого даже не нужно быть миллионером. Правда, я уже подозревал, что работать для этого все же придется.

Но есть же и другие пути. Инфобизнес, биржа — что угодно. Да, конечно, они не работают и все мы об этом знаем, но ради приличия можно хотя бы попробовать.

Вдруг я засмеялся.

— Ты ещё и Герасима приплести хотел! Тебя бы точно за экстремизм упекли.

— Да не упекли бы, какой тут экстремизм!

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО.

— Нет, ты послушай, — насел Ярослав, — это было бы незаконно, если бы мы раскапывали свежие могилы или воровали тела полностью. Но если оформлять все как утилизацию отходов, то все будет более, чем законно! И мы, фактически, даже не соврем: какое им дело, как мы утилизируем отходы? И кто скажет, что это не утилизация?

Он аж в ладоши хлопнул, когда договорил, настолько был собой доволен.

— Ты правда веришь, что твой план — не бредня душевнобольного? — медленно спросил я с дружелюбной интонацией, как будто говорил с ребенком.

Ярослав бросил на меня растерянный взгляд.

— А что тебя смущает?

— Рад, что ты спросил! Меня вообще все смущает.

— А меня смущает только то, что у нас на это нет денег.

Мой седалищный нерв почуял не состыковку.

— Погоди-ка, сначала ты рассказал все так, как будто вкладывать деньги вообще ни во что не надо, а теперь говоришь, что они нужны! Это для чего же?

Ярослав снова взглянул на меня с умиленным снисхождением.

— Во-первых, нас никто не впустит в морг за «спасибо». Во-вторых, готовую продукцию надо как-то сбывать. В-третьих, эту чертову продукцию надо изготовить. Впускать нас будут санитары за символическую плату, сбывать мы её будем в ларьках, до которых все это надо будет довозить и тоже чутка приплачивать хозяевам ларьков, чтоб вопросов не было. Ну, а готовить ее мы будем своими руками! Но для этого все равно нужны продукты.

Я задумался. Он говорил все это настолько спокойно, что я начал сомневаться в своей морали. Точнее, я начал сомневаться в том, что воровать мясо из моргов действительно страшно. Словами Ярослава все звучало, как кулинарные курсы.

Думаю, ему от одного моего взгляда стало ясно, сколько меня придется уговаривать, чтобы я попросил денег у своих родителей. И Ярослав сделал правильный выбор: даже не заикнулся об этом.

Но скоро у него появилась еще одна идея.

— А где ты живёшь? У тебя же есть квартира?

— Она не моя, я живу с другом.

— О.

— Да не в том смысле! Как мы с тобой.

— Надеюсь, ты избавишь меня от такой радости.

Я возмущенно прикрикнул:

— У нас с ним даже девушка была!

Ярослав заинтересовался.

— Одна на двоих?

А меня моментально придавило грузом воспоминаний.

— Если говорить о душевном, то она стала занозой для нас обоих.

Я похвалил себя за выдержку: сказал это с печальной улыбкой на губах. Философски, как будто спел блюз. А ведь мог бы обиженно пробубнить что-нибудь нехорошее.

Но Ярослав мой блюз не оценил.

— Мне интересно, как это все происходило в физическом плане. Ладно, ладно, не заводись. Вы с другом можете продать квартиру?

Я опешил.

— Нет.

Ярослав не унывал.

— Ладно, тогда, на худой конец, сдать!

— И где же