Адресат тины - Марта Паришкура Страница 13

— А тебе — чуть больше разбираться в себе и не прятаться за страданиями, природу которых ты не желаешь осознать из-за сопротивления собственного мышления, и перестать выдавать свое воображение за истину, потому что это не более, чем страх и паническая защита эго. Или, иными словами, бегство от идеи, которая может изменить твою позицию и сделать тебя другой. Это самая обычная реакция, за изнанку которой ты не хочешь глядеть. Ты принимаешь мир за черный и белый, не желаешь синтезов, не желаешь понять, что и почему. Это — ограничение. И, повторюсь, любовь разная, но механизм один и тот же, хотя описывать его можно с разных сторон. По крайней мере, в нашу эпоху, — он останавливает меня и нежно берет за руки, пытаясь поймать мой растерянный взгляд.

Я молчу. У меня больше нет сил спорить с ним. Адресат аккуратно сажает меня обратно на диван и садится рядом, не отпуская моих холодных рук. Он сжимает их слишком крепко, но я терплю, потому что любой его прикосновение ценно для меня. Что есть любовь? Христиане настаивают, что любовь, занятие благотворительностью, трепетное отношение к миру и окружающим способно исцелить и спасти. Под спасением, вероятно, предполагается не только обещанный рай, а спасение от мирских невзгод и возращение любви любящему. Если любовь возвращается, значит ненависть, эквивалентно и с любыми иными чувствами, — всегда будет возвращаться. Подобным образом и справедливость существует, ты получаешь то, что отдаёшь. Любишь Бога — он тебя тоже, через молитвы благословение и милость получишь. Любишь человека и он не может ответить злом на любовь. Но нет. Это вовсе не так. Все, что происходит со мной, тому доказательство.

Любовь не возвращается! Ничего не возвращается! Всё вокруг заставляет меня страдать от разрушения всех моих убеждений. Я думала, что любовь вытянет меня из скорби, тоски и ужаса. Я думала, что умение любить, поистине отдавать себя Другому человеку — это хорошее умение, то чего многие лишены, то чем стоит гордиться, ведь многие люди даже учиться любить не хотят, они путают любовь с одержимостью, либо еще с какой-нибудь формой привязанности. Любовь — это уважение целостности Другого.

Я не хочу ни слова говорить ему больше.

Это стена.

Моя любовь — это слабость.

Осознание, болезненное, грубое, на которое я злюсь прямо сейчас, мне горько и больно его принимать. Хочется скулить и выть как собака, как эта самая псина, что покидала дом, оставляя больную мать одну в своих страданиях. Осознание того, что любовь — это плохо, это слабость, коей другие с радостью пользуются. Любовь меня губит, это осознание пугает меня, словно я всю жизнь жила в тумане, но теперь он рассеивается. Мне не нужно было Солнце столько лет, я бродила в тумане…

— Я бы мог начать скрывать свою позицию, чтобы устроить какие-нибудь терапевтические ходы и чуть больше пояснять, вызвать доверие, но мне это не нужно. Не вижу смысла сглаживать и прятаться, потому что я не считаю тебя рабыней, и полагаю, что твои реакции обострены печальной ситуацией, да и, в целом, ужасной действительностью. Но ты не пытаешься понять механизмы, превзойти и поставить под контроль, а просто обороняешься, будто на тебя коршун напал.

— Опять манипуляции, обесценивание и завуалированные унижения, — я с отчаянной злостью вырываю руки и встаю с этого проклятого дивана. — Когда кто-то с тобой не хочет соглашаться и не воспринимает твои аргументы ты решаешь все абсолютизировать и нагонять ужас.

— Какая же ты глупая! — он кричит на меня. — Слепая и глухая! Ты настолько сильно упиваешься своим страданием, даже моешься, вероятно, этими никчемными и пустыми слезами от жалости к самой себе. Ты защищаешь своё эго. Тебя волнует лишь твоя собственная выгода, а её вполне себе можно черпать из страданий, составляя себе определенный макет поведения жертвы — так всегда обстоятельства и общественное мнение будет на твоей стороне, так как, ты — неспособный к воле субъект, лишенный ответственности за происходящее, принимающий статус-кво. Иными словами — ты закабалила себя и как обыкновенное животное пытаешься выжить, разыскивая себе пропитание. Вот только что пропитание твоё — слушать, как тебе ещё один слабый раб сострадает, или как кто-то тебя жалеет.

— Я далеко не тот человек, который может претендовать на жалость, так как это чувство предполагает обесценивание всех моих переживаний, жизненных развилок, опыта и стремления к жизни, — низвергание всего вышеперечисленного к бесконечному страданию, за которое и жалеют. Это тошнотворно и оскорбительно! Жалеть можно умалишённых, детей в детских домах, рабов, не знаю, людей без субъектности и здравого рассудка. Жалость, помимо прочего, — снисхождение, отсутствие восприятия как равного, помещение на более нижнюю ступень в иерархии.

— Жалость возникает от бессилия. Когда ты хочешь помочь, но не можешь, поэтому ее испытывают к самым низам, к рабам, инвалидам, даже к котятам, каких нельзя приютить, и к людям, каких мы не можем любить и вынуждены наблюдать за их стенанием в невзаимности. Жалость обидна, так как вынуждает признать собственное бессилие, а никто не хочет таким быть, кроме совсем страшных меланхоликов.

— Невзаимность — это не страдание. Если ты любишь, то не рассчитываешь на сделку, ты принимаешь то, что есть, и здесь неоткуда взяться страданию.

— Ровно до того момента, пока не понимаешь, что твоя жертва не нужна. Или твоя нежность, искренность, помощь, забота, разговорчивость.

— Ты опять со своими сделочными и материалистичными определениями. Любовь к тебе — это часть моей личности, а не жертва или дар.

— Это действительно часть твоей личности, которая набухает, и все скрытые желания и стремления доходят до абсолюта, — более мягко говорит он. — Если честно, я не считаю твою любовь чем-то ужасным в прямом смысле, я считаю ее тем, чем она является, по ее функционированию. Любовь может быть свободой от мира и собственной личности, тягости, конфликта, но ровно до того момента, пока ты убеждена, что от тебя принимают все, что ты даёшь.

— Ты считаешь ее чем-то внешним, — я чувствую, как мои ноги подкашиваются.

— Я должен принять тебя, взять к себе, это и называется дар.

— Это материализм.

— А ты в Бога поверила? — он задорно смеется.

— Я никогда не верила в Бога!

— А что ты желаешь? Идеализма? Пантеизма? Спекулятивного реализма?