Внутри ауры - Александр Андреевич Апосту Страница 13

Мама не выдержала и зарыдала прямо в кабинете. Мне еле удалось вывести из больницы ее обмякшее тело и довезти ее до дома. Несколько дней она продолжала проливать слезы над своим горем. Отец изредка поднимался с постели и бродил точно в сомнамбулическом сне по комнатам. Остальное время он проводил в лежачей застывшей позе, выкрикивая невнятные бредовые высказывания. Если раньше галлюцинации приносили ему благодушие, то в последнее время они пробуждали в нём лишь животный страх, заставляющий звать в холодном поту на помощь и метаться из стороны в сторону.

Мама больше не отходила от папы ни на шаг. Она сопровождала его в умалишённых скитаниях по квартире, успокаивала его двигательные порывы, пыталась отыскать смысл в его словесном потоке. Она не ощущала усталости и готова была не спать сутки напролет. Женщина продолжала сопровождать любимого смертельно больного человека в его реальности, пока сама не начала сходить с ума.

Я не обращала внимания на её затворничество. Денег хватало, а в таком состоянии было бы недопустимо общаться с людьми. Но потом грянули более существенные изменения. Мама, пока отец спал, без какой-либо причины начала переставлять вещи местами. Утварь, годами стоявшую на одной и той же полке, она брала и перемещала на другую позицию. На вопросы она отвечала одной и той же фразой: «навожу порядок». Теперь коллекция книг лежала на месте зимних вещей в шкафу, нижнее бельё — в серванте, а посуда — на полке с обувью. Я тайно пыталась вернуть основную часть на место, но хаос с каждым днём разрастался.

Мама практически ничего не ела и большую часть времени находилась у постели папы. Она прислушивалась к его лихорадочным изречениям, которые перескакивали от радостных к негативным. Вскоре я заметила, что у мамы в руках появился блокнот. Она что-то самозабвенно записывала. Документация велась и рядом с папой, и наедине с собой. Когда мне всё-таки удалось заглянуть в записи, то я увидела числа. Беспорядочный набор цифр разного размера заполонил пространство трети блокнота. Как я ни старалась, смысл мне понять не удалось. Моё недоумение мама игнорировала и молча уходила в комнату к папе. Лишь однажды у меня получилось у неё выудить информацию.

— Это координаты.

Я остолбенела, ведь в тот момент впервые за неё по-настоящему испугалась.

— Мам, какие координаты?! Что ещё за координаты?!

— Того места, где находится наш папа.

Страх поселился у меня в голове. Я не могла думать ни о чем, кроме того факта, что я с концами теряю поддержку. По ночам я слышала посторонний топот. С ужасом мне удавалось через дверную щель наблюдать, как мама неестественной походкой бродит по коридору, а затем делает заметки. Я не хотела её тревожить, боясь усугубить состояние. Мне приходилось всё держать в себе и постепенно смиряться с необратимостью ситуации.

Какие-то попытки борьбы у меня все-таки появлялись. Одним утром я не выдержала и спрятала блокнот, обвиняя его во всех бедах. Через час ко мне в панике подбежала мама и с безумными глазами начала нести околесицу.

— Где он… Ты не понимаешь… Он ушёл… Вокруг найти кого-то невозможно… Севернее можно поискать… Если это так, то зря… Очень зря… Меня можно понять… Хватит… Нельзя так говорить… Надо пытаться… Зачем всё тогда это было… У меня записи… Нет, их там нет, не ищи… Пожалуйста… Я сама схожу за ним… Получится…

Она крепко держала мою руку и продолжала свой абсолютно бессвязный монолог. В её глазах разгорался огонь сумасшествия, а тело наливалось жаром.

— Мамуль… Мам… Прекрати! Прекрати, пожалуйста! — я хотела освободить руку, но она мне не позволила.

— Никто не сможет, кроме меня… Ты заблудишься… Скажи мне, где ты…

Тогда я вырвала свою руку и поспешила скорее вернуть блокнот. После этого я заперлась в своей комнате и долго плакала. Я не верила в происходящее.

У мамы бывали периоды ремиссии, когда речь вновь обретала смысл, но стоило с ней поговорить дольше нескольких минут, как вновь начиналась путаница.

— Да, хорошо, я всё понимаю… Мы обязательно это сделаем… Просто важно, во-первых, узнать, а уже потом как бы да… Во-вторых, я не оставлю его… Он слишком далеко, но это… Сложно понять… Я хочу просто сказать, что, конечно, я согласна…

Её мышление выглядело разорванным на части. Её рассуждения и ассоциации не могли найти взаимосвязь и прийти к логическому заключению. Она постоянно соскальзывала с главной мысли и терялась в потоке сознания, не в силах вернуться к исходной точке.

— Ранее у нее наблюдались похожие приступы? — расспрашивал меня психиатр, когда мне удалось все-таки вызвать его на дом.

— Нет.

— Может быть в детстве или подростковом возрасте?

— Не знаю.

Доктор задумчиво нахмурился.

— Что это может быть? — допытывала я его.

— Реактивно дебютирующая шизофрения. На начальных этапах трудно говорить о форме и прогнозе, но обычно в подобном возрасте заболевание протекает злокачественно.

Специалист предложил экстренную госпитализацию, но я сказала, что разлука с отцом только навредит её здоровью, да и его тоже. Мужчина пошел навстречу и выписал рецепт на необходимые лекарства. Принеся соболезнования, он покинул нашу обитель, а я осталась наедине с кошмаром наяву.

Мама изредка соглашалась принять лекарство, но оно не помогало её возбужденному расстройству. Она продолжала копаться в числах, а я протирала мокрой тряпкой исхудавшее бледное тело отца и плакала. Навязчивые мысли о самоубийстве и совершенном грехе лезли в голову. Пару раз меня охватывали страшные панические атаки. Мне казалось, что я тоже схожу с ума. Меня спасала лишь музыка. «Precious» и «Plague» постоянно звучали в ушах, разделяя мою участь и не позволяя провалиться в пропасть.

4.

Переломный период наступил в октябре 22-го. За полгода до того, как я сама угодила в психушку уже будучи абсолютной сиротой. В тот день я зашла в родительскую комнату и увидела, что мама и папа лежат рядом друг с другом и держатся за руки. Меня удивил тот факт, что их тела больше не содрогались от боли и неконтролируемых внутренних процессов. Наоборот, их лица выражали покой и тихую радость. Я медленно села рядом и стала наблюдать за перевоплощением пары. Иногда они о чём-то шептались, но понять о чём ведётся речь мне так и не удалось. Успокаивало лишь то, что говорили они это с удивительным умиротворением. Я потерялась во времени. Больше десяти часов я не отходила от родителей ни на шаг, продолжая наблюдать. Отсутствие сна резко перешло в нарастающую головную боль, которая меня вынудила оставить эту идиллию. Я выпила