Ирвин Уэлш - Экстази Страница 14

— Но как, Лоррейн, дорогая, ты — дикого вереска Шотландии нежный цветок… как могла ты совершить такое злодеяние?

Лоррейн потупила взгляд, и на прекрасных глазах ее выступили слезы. Затем она снова обратилась к Денби и сказала:

— Прошу, милорд, поверьте, я не могла поступить иначе! Эта противоестественная связь моего возлюбленного графа с несчастной полевой скотиной превратила его в посмешище для света…

— Но…

— …так что даже говорили о разрушительной сифилитической болезни, обессилившей вашу светлость. Вы, благородный сударь, стали жертвой нечестивых толков, конечно, просто праздной болтовни глупцов и сплетников, но все же — вашей репутации был нанесен такой урон…

— Но я не знал… и даже не мог себе представить…

— Конечно, сударь, вы не знали, так были вы злодейски зачарованы, так предавались горю, что дьявол в вас проник, когда все силы ваши были на исходе после кончины вашей дорогой супруги. Но только глупая овца не может стать ее заменой… лишь женщина способна любить мужчину, сударь, я вас уверяю.

Улыбка заиграла на устах Денби, и он с любовью посмотрел на прелестное создание.

— И что же, моя девочка, ты много знаешь о любви?

— Увы, сударь, но страсть моя глубоко внутри и жжет меня тем сильнее, чем глубже я ее скрываю…

— Скрываешь страсть? Такая молодая и невинная красота? — произнес Денби. И такая скрытная, — подумалось ему.

— Даже в нашем объятом безумием мире, милорд, я не могу прибегнуть к хитрости, коварству и искусству соблазнения и считать их законным поведением для молодой особы, тем паче — готовящейся занять место в высшем свете, — но порядочность моя все время подвергается пытке страстью… безмерной страстью, способной оправдать все, что угодно!

— Так ты влюблена в Маркуса! Лоррейн, должен признать, что высоко ценю этого бравого юношу и как друга и как офицера, и, даже больше, — в его проказах я узнаю себя в свои молодые годы. Вот почему. Лоррейн, я никогда не соглашусь на его союз с моей питомицей. Ведь Маркус Кокс — необъезженный жеребец, и призвание его — завоевывать сердца и честь невинных девиц, чтобы затем без жалости их бросать, в поисках новой жертвы!

— О нет, сударь, не надо волноваться из-за Маркуса. Несмотря на все свое очарование и храбрость, не он владеет моим сердцем… Вы — этот человек, милорд… Вот, теперь я полностью вам открылась.

Денби внимательно посмотрел на Лоррейн. Он почувствовал вдруг, что они здесь были не одни. Граф обернулся, ожидая увидеть своего друга Маркуса. Но то была женщина. Денби встретился глазами с ближайшей подругой своей покойной супруги — мисс Мэй, соединяющую сердца.

— Мисс Мэй! Вы, без сомнения, сыграли в этом деле весьма существенную роль?

— Не столь существенную, как обычно, ибо никто не решает сердечные проблемы лучше самих влюбленных. Теперь решение за вами, милорд. Ваше слово?

Когда Денби посмотрел в глаза прекрасной Лоррейн, ему показалось, что он смотрит в два бездонных черных колодца.

— Я скажу, — он сделал шаг вперед и обнял девушку, — я люблю тебя… моя дорогая… милая, милая Лоррейн! — Его губы прильнули к губам девушки, и он услышал возгласы одобрения, — в комнату вошли его друзья — Хакур и Маркус. Но граф не отнимал своих губ от губ прекрасной леди.

— Теперь уж верно, — обратился Кокс к Хакуру звучным голосом, — мы повеселимся на охоте с чертовыми гончими!

23. Конец Перкса

Откупорив третью по счету бутылку красного вина в одном из баров на Кенсингтон-стрит, он смог только начать ее и понял, что достиг той стадии опьянения, которая предшествует полной потере сознания. Не без труда подав руку бармену, он, шатаясь, выбрел на улицу.

Было еще светло, но Перки Наварро был пьян так, что не заметил ехавшую на полной скорости машину. Он ничего не почувствовал, пока не перелетел через капот врезавшегося в него автомобиля, и ничего не понял, пока не пришел в себя в больнице всего лишь на несколько минут.

Несмотря на туманное сознание и шум в голове, Перки разглядел незнакомые и разнообразные лица медицинских работников, окруживших его постель. Одного из них он встречал раньше, — знакомая похотливая улыбочка попала в фокус его затуманенного взгляда, резким гротеском выделяясь на фоне безличного профессионализма, излучаемого докторами.

Реальность постепенно уплывала от Перкса, он отчетливо видел перед собой это лицо — все ближе и ближе. Последнее, что слышал в своей жизни Перки Наварро, был голос Фредди:

— Ты в ха-ароших руках, Перки, старина. Мы а тебе тут ха-арошо позаботимся…

К несчастью, Перки Наварро умер. Этим вечером во время перерыва Ивонн Крофт спустилась в патологоанато-мию повидаться с Гленом. Она услышала шум, доносящийся из-за закрытой двери в лабораторию.

— Кто это там? — спросила она Глена.

— Да это просто Фредди, — улыбнулся Глен, — старый приятель покойника. Он слегка экзальтирован, прощается по-своему.

— Вот как, — сказала Ивонн. — Неплохо.

— Да-да, — ответил Глен. — Хочешь кофе? Она улыбнулась в знак согласия, и Глен повел ее в буфет.

24. Патологически ваш

Два человека играли крайне важную роль в правлении больницы Св. Губбина. И у каждого из них была в этом своя, особая выгода. И оба они твердо знали, что не собираются расставаться с тем, что имеют, с тем, что было для них особенно ценно.

Алан Свит был одним из них. Он пригласил к себе становившегося все более назойливым Джеффри Клементса, молодого патологоанатома, на откровенную беседу по поводу продолжавшихся обвинений с его стороны в нарушении врачебной этики на отделении.

Только Джеффри открыл рот, как почувствовал на своем лице хлороформную маску. Он попытался оказать сопротивление, но Фредди Ройл, второй из не желавших обнародования находок молодого доктора, был родом из деревни и обладал мертвой хваткой.

Алан Свит подбежал к нему, чтобы помочь удержать их жертву, но Джеффри уже терял сознание.

Постепенно приходя в себя, Джеффри Клементе понял, что связан по рукам и ногам и не может пошевелиться. И, несмотря на то что крашеная блондинка по имени Кэнди сидела на нем верхом и трахала анус доктора пристегнутым к животу искусственным членом, а девица по имени Джэйд терлась промежностью о его бородатое лицо, Клементе чувствовал себя счастливым и расслабленным.

— У-ух, а-атлично смотритесь! — прокричал Фредди Ройл, снимая всю сцену на видеокамеру в старой квартире Перки. — Да-а, мышечные релаксанты и в самом деле творят чудеса, а, Джеффри, дружище?

В своем полуидиотском счастливом состоянии Клементе смог лишь неслышно простонать в кустистый пах девицы по имени Джэйд.

— Многие могут увидеть эту пленку, Джеффри. Конечно же, мы оба знаем, что этого не случится, правда? — с улыбкой обратился к нему Свит. — Дела, как дела, я думаю, — рассмеялся Фредди. — У-yx, смотрится а-атлично!

25. Лоррейн едет в Ливингстон

Ребекка отлично чувствовала себя в Форуме. Наркотик открывал ей новые стороны в музыке. Все ее волнения прошли, — она сидела в чил-ауте и наслаждалась накатывающимися внутри нее волнами МДМА и музыки. Она посмотрела на Лоррейн, танцующую под апокалиптически безумные звуки гудков и сирен, — сумасшедший кошмар мегаполиса FX поверх соблазнительно неугомонного брейк-бита. Ребекка поехала в Ливингстон вместе с Лоррейн — развеяться и забыть. Лоррейн танцевала в группе знакомых ей ребят. Джангл впервые звучал в Форуме, — играли двое лучших лондонских ди-джеев. Лоррейн выглядела совершенно счастливой. Ребекка подумала о названии своего нового романа: Лоррейн едет в Ливингстон. Скорей всего, он никогда не будет напечатан. Но это было уже неважно.

И тут, в самом разгаре ливингстонского джангла, с Лоррейн что-то случилось. Она обнималась с кем-то, прижимаясь губами к лицу, которое было рядом с ней весь вечер. И это было приятно. Лоррейн было хорошо. Она была рада, что вернулась в Ливингстон. Вернулась домой.

И ВЕЧНО ПРЯЧЕТСЯ СУДЬБА — Любовный роман с корпоративной фармацевтикой

Кении Макмиллану

ПРОЛОГ

Столдорф — живописная деревушка, как на открытке из Баварии, расположенная милях в восьмидесяти на северо-восток от Мюнхена на самом краю Бэйришер Вальд, густого лесного массива. Теперешняя деревня на самом деле была уже второй под названием Столдорф, — средневековые развалины первой находились в миле от нее; тогда разлившийся Дунай вышел из берегов и затопил часть поселения. Дабы избежать затопления в будущем, деревню перенесли подальше от берега непокорной реки к самому краю горного леса, башнеподобными ступенями нависающего над чешской границей.