Хитоми Канехара - Змеи и серьги Страница 14

— Слушай, а ты не знаешь, в каком магазине Ама работает?

— А ты сама не знаешь? — Шиба-сан глядит удивленно.

Правильно удивляется. Мы с Амой вообще ничего друг про друга не знали.

— Нет, не знаю.

— В секонд-хенде он работает. Вы, братцы, вообще ни хрена друг о друге не знаете, так, что ли? Такты с ними еще не связывалась?

— Нет.

Шиба-сан рывком открывает свой мобильник, щелкает по номеру в телефонной книжке…

— Это я. Я насчет Амы звоню… Да? И на работе сегодня не появлялся? Так Ага. Он и домой не вернулся… нет, не знаю еще. Да. Позвоню вам, как только хоть что-то узнаю.

Совершенно ясно — на работе никто ничего не знает. Шиба-сан дал отбой и вздохнул.

— Этот парень сказал — он вчера ушел в обычное время, а сегодня просто не явился. И не позвонил, не сказал, что заболел, — ничего. Парень злющий был. Сказал — он несколько раз Аме на мобильник звонить пытался, но дозвониться не смог. Я хозяина этого секонда хорошо знаю. Вообще-то это он мне одолжение сделал, когда Аму на работу взял.

Я не знаю про Аму НИЧЕГО. До вчерашнего вечера я думала — про Аму мне хватит знать и того, что я вижу своими глазами. А теперь ясно — я просто слепа была, просто мне другого и не хотелось. Почему я не спросила, как его зовут? Почему не спрашивала о его семье?

— У Амы семья есть?

— Точно не скажу. По-моему, кто-то из родителей у него жив. Кажется, припоминаю — он об отце своем что-то говорил.

— Правильно… — шепчу и опять принимаюсь плакать.

— Давай сходим поедим. Я уже подыхаю с голоду.

Стоит Шибе-сан это сказать — и я рыдаю уже в голос. Мне-то самой и пива хватало, а вот Ама — он всегда говорил, что с голоду подыхает, а потом вытаскивал меня в кафе — ужинать.

— Я здесь останусь. А ты, Шиба-сан, иди.

Шиба-сан не отвечает. Просто идет в кухню, роется в холодильнике.

— У вас, кроме алкоголя, вообще ни черта нет, — говорит. Вытаскивает пакетик соленых кальмаров. В эту минуту звонит его телефон.

— Звонят! — кричу, гораздо громче, чем собиралась. Сердце колотится отчаянно, до тошноты. Прижимаю руку к груди, другой рукой подхватываю телефон. Бросаю Шибе-сан. Он ловит. Отвечает.

— Алло! Да. А, да. Понимаю. Да, мы выезжаем немедленно.

Шиба-сан дает отбой. Твердо кладет руку мне на плечо. Смотрит в глаза.

— Они нашли труп в Йокосука. Может, это и не Ама. Но на теле — тату в виде дракона. Они хотят, чтоб мы приехали в морг на опознание.

— Ладно.

Ама погиб. Тот Ама, которого я увидела в морге, уже не был человеком — так, просто тело. Существа по имени Ама больше не существовало. Когда я посмотрела фотографии, когда увидела, каким его нашли, — чуть не отключилась. На груди ножом вырезан узор — паутина, по всему телу — сигаретные ожоги. Все ногти выдраны, из члена торчит что-то, похожее на палочку благовоний. Короткие волосы вырваны целыми прядями, голова — изрезанная, окровавленная. Перед тем, как его убить, ему причинили адские муки. Человека, который принадлежал мне, истязал и убил кто-то, кого я абсолютно не знала. Никогда не испытывала я такой боли и отчаяния, как в ту минуту!

Тело Амы увезли на вскрытие — дальше резать увезли… а я так устала, даже разозлиться толком не смогла. Последнее, что я сказала Аме, — «Счастливо!». Крикнула — и даже не обернулась, думала, стоит или не стоит идти к Шибе-сан. Шиба-сан поддерживал меня под руку — каждый раз, как я спотыкалась, а когда в морге на колени упала — подхватил… Права я была. Нет для меня счастливого будущего.

— Луи, возьми себя в руки.

— Не могу.

— Ну, попробуй поесть немножко.

— Не могу.

— Тогда хоть поспать чуть-чуть попытайся!

— Не могу я!

После того, как Амино тело нашли, а Шиба-сан меня к себе увез, пожить временно, этот диалог у нас много раз повторялся. В конце он всегда языком щелкал и ворчал:

— Ты говорить нормально — и то не можешь.

Вскрытие показало — Аму задушили, но все то время, пока его так страшно истязали, он был еще жив. Только мне плевать было на детали, на подробности, мать их! Я просто хотела, чтоб нашли того, кто это сделал! Ведь должны ж были хоть какие-то улики остаться? Сначала я вообще об одном думала — это дружки того парня из Синдзюку, но когда тело увидела — засомневалась. Слишком уж экстремально, совершенно не стиль и почерк мелких бандитов. Никакой гангстер не станет рисковать, терять время, оставлять так много ожогов, засовывать в мочеиспускательный канал — на всю длину — палочку благовоний… Кто бы это ни был — жаль, что он не выбросил тело в залив. По крайней мере тогда бы его, наверно, не нашли бы, я бы так и могла верить дальше, что он живой! Парня того убил Ама, в этом копы не сомневались. Но теперь, когда и жертва, и преступник были мертвы, дело закрыли.

Я пошла на похороны Амы. У отца его было доброе лицо, и поздоровался он со мной по-доброму. Его, похоже, ни капельки не волновали мои высветленные волосы, совершенно не подходящие к ситуации и чудовищно выделяющиеся на фоне черного костюма. В крематории крышку гроба чуть приоткрыли, Амино лицо видно было, но смотреть я не могла. Не хотела прощаться. Хотела верить, что Ама, которого я видела в морге, все еще жив, а это существо в гробу — кто-то другой. Что я могла делать? Только бежать от реальности. Но каждый раз, как я пыталась уйти от боли, как раз присутствие этой боли и объясняло мне — похоже, я уже начинала любить Аму.

— Когда вы поймаете убийцу? — спросила я копов после похорон.

— Мы делаем все возможное.

— Да? И что же конкретно вы делаете?!

— Луи, прекрати. — Шиба-сан оттаскивает меня. Какого черта они делают здесь, на похоронах, если даже убийцу поймать не способны?! Я сатанею и сдерживаться не собираюсь.

— Что? Думаете — я много на себя беру?! Думаете — лезу куда не просят, указываю, как вам делать вашу работу?! Да ведь вы так все на тормозах спустить и собираетесь — что, не права я?! Думаете, так и сможете объехать это дело на кривой — потому что Ама убил кого-то! Ладно, пошли вы все к чертовой матери. Будьте счастливы.

— Хватит, Луи, довольно, у тебя истерика.

Я бросаюсь на землю и взрываюсь плачем. На хуй вас всех! Пошли вы, ублюдки ебаные! Жалко, не хватает у меня ругательств — я бы по-другому вам высказала, как мне больно, как я вас ненавижу. Но я и ругаться толком не умею. Я просто жалкая слабачка. Вот и все.

Со смерти Амы уже пять дней прошло, а менты так убийцу и не поймали. Я все это время, как из больницы вышла, так у до Шибы-сан, который оттуда меня увез, из квартиры и не выходила, вот он и попросил с работой в магазинчике ему помочь. Изредка он сексом со мной заниматься пытался… только не получалось у него ни черта, потому как я трупом лежала — хоть души, хоть нет. Хотелось сказать — давай убей ты меня наконец! Наверно, скажи я всерьез — убил бы. С кайфом убил бы! Почему ж я не сказала? То ли потому, что больно проблемно так подыхать, то л и — потому, что все еще жить хотелось, то ли — потому, что главной целью моей стало верить: Ама все еще жив!.. Правда — или нет? Нет, по правде, единственное, в чем я уверена, — в том, что Я пока что ЖИВА. Правда, жива скучновато, монотонно, асексуально. Хуже не бывает? Бывает. Я питаться практически перестала. Я с сорока двух кило до тридцати четырех уже дохуделась, и всего-то за полгода! Да какой же прок есть, если все съеденное все равно дерьмом выходит? Странно — вот жрать я не в силах была, а вот в туалет все равно бегала! А ведь питалась только алкоголем! Наверно, именно такое врачи называют «запасом испражнений»… в том смысле, что в тебе колоссальное количество дерьма накапливается. По-любому, доктор мне так сказал. А после очень мягко добавил — деточка, если будешь вот так продолжать вес терять, скоро умрешь! Он присоветовал мне в больнице остаться, но у Шибы-сан совершенно другое мнение по этому поводу было. Я так и не понимала — какого хрена ему заботиться о девице, которую и трахнуть-то нельзя!

— Луи, можешь распределить бижутерию на прилавке?

Делаю как велено. Подхватываю из его рук пакеты с сережками, на которые только что писала ценники. Несу пакеты к прилавку. Шиба-сан машет веником, чистит магазинчик по всем углам. Как говорится, смести паутину, начать с нуля. Я вспоминаю — год движется к концу. Потому и воздух — все холодней. А Рождество-то, между прочим, уже в затылок нам дышит! По сути, коли вдуматься, может, Шиба-сан — очередной последователь европейской традиции — выметать на Новый год все лишнее?

— Шиба-сан!

— Слушай, а тебе уже от «сан» отделаться не пора?

Может, он полагает, что теперь мы — вместе?

— Меня зовут Кидзуки Шибата.

Да ведь я уже знаю, видела имя и фамилию на дверной табличке его квартиры!

— Как-то по-девчачьи звучит это Кидзуки, точно? Уж не знаю почему, только все меня Шибой называют.

— А мне тебя как называть?

— Кидзуки — вполне прилично.