Павел Тетерский - Клон-кадр Страница 15

Они все правильно сделали, эти ребята — с их точки зрения. Никто ведь не знал, что мы с ним машемся один на один — после того как я исчез из зоны их видимости, меня (теоретически) запросто мог запинать таящийся за кадром взвод уличных бойцов из болельщиков «Алании».

Никто не знал, а когда узнали — было уже поздно. Имелся настрой: ворваться и порвать в клочья всех, кроме своих. Что они и сделали. Бык даже не успел понять, что происходит. «Мясники» — не пьяные гопники, а банда, которая умеет драться.

Я пытался сказать, что махач мой. Орал, хватал кого-то за шиворот. Но это не та ситуация, где к вашим словам будут прислушиваться, и не те люди. Все закончилось после чьего-то меткого удара из-за спины в висок. Мир выключился, а когда включился обратно, на мониторе красовалась уже совсем другая заставка. На переднем плане ненавязчиво колыхалась красная трава — куцая дворовая трава, та, на которую гадят аланские собаки, — а со стеблей стекали и впитывались в грязь липкие капли. А на заднем — поверженная туша. Тоже в потеках красного, вязкого. Последние мясные продолжали окучивать ее прощальными тычками. Я слышал, как титан гриндеров глухо ударяется о плоть.

В тот момент я очень пожалел, что оставил фотоаппарат в номере этих клоунов из «Калдырь Бойз Вэрриорз». Мне хотелось бы снять это тело. Скорее всего фотка бы потом отправилась прямиком в мусор, но все же. Я имею в виду: я не хотел смотреть на это, разглядывать, наслаждаться и показывать знакомым. Нет. мне просто нужно было взять всю картинку в объектив и нажать на спуск — независимо от того, что произойдет в дальнейшем с фотографией и будет ли она вообще напечатана.

Потом «Мясники» объяснили мне, что меня пришлось вырубить, потому что меня переклинило на бычку на своих. Похлопали по плечу (добродушно) и даже извинились (в шутливом тоне). Я не стал объяснять им. что я — не свой. Они бы не поняли.

Дальнейшая судьба осетинского быка: не установлена. Резонно предположить, что он остался жив По двум причинам: I) в газетах не было ни одной заметки о летальном исходе предматчевых стычек и 2) таких людей вообще очень сложно убить. это не у каждого получится Пробить весь этот природный бронежилет из мяса, хрящей и тугих костей. Не мирен, что у меня получилось бы. если бы я вдруг (вопреки логике) стал тогда одерживать верх.

Посему меня был всего один-единственный вопрос. Что стал бы делать со мной он? Добил бы?

Интересная постанова Нет. Скорее всего. Не стал бы. В последний момент — даю сто процентов — до маленького орехообразного мозга доползли бы всякие предательские мысли. Вроде той. что нельзя с рантам, где живешь, и средь бела дня мочить человека в маленьком городе, где тебя знает каждая собака Или как глупо будет испортить молодую гол ничью жизнь из-за десяти минут святого бешенства. Такое всегда лезет в голову, я знаю. Пираньями вгрызается. Всем. Или почти всем.

Не отрицаю, что это полезет в голову и мне, если мне когда-нибудь суждено дойти до того, к чему иду.

Скоростной лифт с мерцающими кнопками и зеркалом во всю стену, одновременно навевающим ассоциации со стеклом на гейлэндовской кухне и сексуальными сценами начала 90-x с участием Шерон Стоун, тормозит на первом, мы с Клоном выплёвываемся к выходу в составе горсти таких же Случайных, залетных или постоянно прописанных в этом здании — без разницы В лифтах вес люди одинаковы.

— Ну что, ты куда сейчас?

Это первое, что Клон сказал мне за два года наедине, без свидетелей. Обычно мы разговариваем только в присутствии общих знакомых Не то чтобы специально, просто так получается.

Смысл вопроса: отправляемся ли мы на журналистское задание тандемом или же по отдельности. Тупая ситуация: детскими классиками, гусиным шагом, короткими перебежками. Я с этим борюсь.

Я обыватель, по большому счету. Без комментариев.

В мыслях я, конечно, готов заложить и отдать что угодно за эти самые десять минут. Но на деле я — обыватель Не льщу себе, не тщу себя надеждой Похоже на первую строку любовных стихов какого ни будь романтически настроенного щелкопера.

…Потом возникло ешё несколько хороших махачей стенка на стенку. В нескольких из них я принял посильное участие, а потом, уже по дороге на стадион, просто стал их фотографировать Честно говоря, это было интереснее.

— Сразу на Манежку. У меня дел больше нет. А ты? Смысл: аналогичный. Ответ: да, тандемом

(«Идем тогда. Только у меня здесь двое у входа. Ждут… Надо их с собой взять»).

— Твоя банда?

— Ну, типа того.

Забыл сказать: Клон — известный писатель, сделавший себе имя на книгах о футбольных хулиганах. Частый гость ТВ и первых страниц различной желтизны. Экипированный, как полагается, радикальным имиджем и сонмом пубертатных поклонников.

Ярлыки, которыми с подачи журналистов в разное время пестрела спина Клона: культовый молодежный автор, грустный скинхед, третий брат Бримсон, глянцевый хулиган, вопиюще бездарный подражатель, пафосный маленький засранец, первый программный писатель нового века русской литературы. Все его книги написаны от лица (от первого лица) топ-боя хулиганской фирмы. Результат — «банда», состряпанная из поклонников творчества. Хорошие молодые ребята, студенты в лонсдейлах, умеющие незаметно красть еду в супермаркетах и скорее всего даже способные выдержать в задних рядах пару-тройку (средней серьезности) махачей стенка на стенку. Через несколько лет у них будут правильные семьи и оплачиваемая работа.

Игрушечный успех: это когда ты обзаводишься тоннами почитателей, но ни одного из них не ставишь и в грош. Когда никто из людей, уважающих (и боготворящих) твою персону, не вызывает твоего собственного уважения. А те, кто вызывает… впрочем, с ними, как и с бывшими друзьями, можно просто не встречаться.

Как героиновый торчок постоянно носит с собой кухню со всем необходимым, так Клон повсюду водит за собой таких парней. У него наркотическая зависимость от выделяемого ими восторга, как у Фредди Крюгера — от испуга, выделяемого детками улицы Вязов. Сегодня: гвозди нашей программы — Зерг и Зорг.

Зерг: бомбер, подвернутые джинсы, под бомбером — майка с агрессивной надписью (читать — лень), коротко стриженная бородка (без бачек), бейсболки — нет. Зорг: в принципе, то же самое.

Они по очереди жмут мне руку и выстраиваются в минимально возможную в природе шеренгу за нашими спинами. Все четко. Молодежь блюдет иерархию. Это даже забавно.

Мы какое-то время молча идем по ухоженному тротуару (зона влияния корпорации «Гейлэнд»), затем — по тротуару средней загаженности (зона влияния корпорации «Гейлэнд» здесь уже заканчивается, а наводить лоск на чужой территории коммерчески невыгодно, даже ради имиджа). За моей спиной одна за одной клацают две пивные пробки: раз, два. Зерг с Зоргом не теряли времени зря, пока дядя Клон ходил по делам, и совершили паломничество в близлежащий ларь. Думаю, кстати, что Клон не говорил им, зачем именно он идет в «Гейлэнд»: он свято блюдет остатки имиджа (радикального). Его статьи в глянцевых и желтых изданиях подписаны псевдонимами: свободные хулиганы не работают на систему.

Предположение навскидку: скорее всего он сказал им, что пошел давать интервью. Может быть, даже платное.

Я, наверное, должен уточнить, почему Клон вообще пишет для глянцевых журналов при нескольких опубликованных книгах. Ответ: они не оплачиваются. Все, что он за них получил, — имидж и культовый (в определенных кругах) статус. А финансов у него — мало. Это не та страна, где платят за такие книги.

К моему вящему удивлению, пиво оказывается для нас с Клоном. Зерго-зорговские руки протягивают нам из-за спин откупоренные бутылки. А через некоторое время сзади раздается новый пробочный мини-залп (тоже двойной, разумеется) и звук закрывающегося рюкзачного зиппера. Теперь они позволили вкусить пива и себе, любимым. Боже мой, вот это люди.

На горизонте вырисовывается шпиль какой-то церкви. Архитектура — стандартная храмовая: красный кирпич, купола и прочая православная дребедень. Клон: сдирает с головы бейсболку, крестится. Ровно три раза. Некоторые привычки всегда остаются в людях неизменными. Наверное, для того чтобы создать иллюзию неизменности во всем остальном.

— Мне нужно как-нибудь рубануть их с хвоста, — говорит Клон (перекрестившись и водрузив бейсболку на место) вполголоса. — Есть идеи?

— Скажи им, что мы с тобой идем к телкам.

— Не пойдет. Они знают, что я женат и не хожу по телкам. — (Если кому интересно: на самом деле он ходит.) — У тебя мобильник есть?

— Нет. Я их не люблю.

— Остаешься верен своим принципам?

— У меня нет принципов, Клон. У меня есть антипривязанности.

— Жалко. А то бы позвонил мне сейчас на трубу, я бы изобразил срочную стрелу с кем-нибудь.

— Ну, извиняй. Я как-то не подумал о том, что в редакции журнала «FHQ» я могу случайно встретить Клона, который не способен отшить двух малолетних обсосков без помощи чужого мобильного телефона. Иначе бы я, пожалуй, обзавелся трубой.