Стив Айлетт - Атом (Atom) Страница 16

– Уголок существует как раз для таких, как ты, Сойер. Продолжай.

– Хорошо. До меня дошли слухи о торговце хранящимися в бутылках монстрами по имени Атом. Видите ли, мистер Блинк, я… Что я забыл упомянуть, это суть моей огромной трагедии. Давным-давно потерявшийся сын. Истории, что я слышал об Атоме, привели меня к заключению, что он может быть тем самым ребёнком, которого я не видел двадцать пять лет. Да, и вот я плачу по счётчику таксисту, который знает Атома в лицо, и мы сидим часами и ждём его. Теперь я не знаю даже, почему не подумал раньше – вы, как Шеф Полиции, должны знать каждого гражданина этой скрюченной метрополии. Расскажите мне какие-нибудь новости о мальчике?

– Вот как оно, а? Значит так, у Атома выступающие веером ряды искусственных зубов, как у акулы. Модальность ЧД. Дом на Святых. Говорит одновременно на одиннадцати языках. Обыскивает охранников. Обеспечивает проблемы тем, кто их хочет. Багровый штрих-код на заднице. Спроси его про прошлое – и он улыбнётся и стукнет сбоку кому-нибудь по носу. Стрелял в голос ветра моей мамы. Построил буксир из мёртвых эльфов, потому что говорили, мол, это невозможно. Сам виноват. Это факты, но ни в коей мере не вся история, мистер Сойер. Мы все на глубинном уровне знаем, как всё должно быть. Например, противоестественно иметь собаку, чей череп больше твоего. Что-то не так в этой картине. Отец Атома был фокусником, который заставлял исчезать предметы пищи путём поедания их. Он сроду не осознавал, почему народ его ненавидит; когда в него кидали фруктом, он ловил его ртом и глотал. Потом он изменил представление, пошёл в аудиторию; но вместо того, чтобы собирать яйца и монетки из ушей зрителей, он поотрывал уши и показал их с выражением… контролируемой экзальтации, какое всегда бывает у педиков. Потом он приступил к акту чревовещания; в процессе пытался убедить аудиторию, что кукла может говорить, просто не хочет, потому что не уважает никого из присутствующих. Кто-то из аудитории отстрелил ей голову из винтовки, и отец Атома порадовался, что шарада наконец-то закончилась. Тогда-и только тогда – он одел четырёхлетнего Атома в костюм этой куклы и розовую маску с погремушечной челюстью. Малолетний Атом, спрятанный за шарнирами. Он сидел на колене папки, ноги неподвижно болтаются, этот ребёнок повторял фразы, как умный пацан. Атом-старший мог выпить стакан воды, перекрыть фразу, что называется – сделал себе весёлое имя. Но крошку Тэффи жутко достало, что каждый вечер его держат за шею; и во время представления однажды вечером он сбежал с отцовских коленей и вышел из себя: запрыгивал в клубе на столы, прокусывал дыры в щеках людей, поджёг занавески и визжал при этом, как резаная свинья. После каждый свидетель описывал сцену по-другому. Но все сходились на присутствии демона. Атом-старший был арестован за одержимость и умер в середине шутки.

– Какой шутки?

– Своей жизни.

– А-га. – ДеВорониз одеревенело улыбается. Блинк корчит кислую гримасу.

– Мистер Сойер, ты нормальный, как живой – я готов тебя простить. – Он снова раскуривает сигару. – Но не буду.

– Как именно вы действуете, мистер Блинк? – спрашивает ДеВорониз, хрустя горлом.

– Ну ладно, скажи, ты знаешь историю о Морже и Плотнике?

– Почему нет, не знаю.

– Хорошо, – говорит Блинк, уставившись на него. Лампочки жужжат, гаснут и перегорают.

Гарри оседлал молнию. Жалящий огонь, пылающий по его венам, похож на смущение, которое он чувствует, когда видит плохую комбинацию в зеркале. Он от-правляется в сердце четвёртого июля.

Потом он с Тэффи Атомом, на площадке над текущей серой. Он ещё привязан к электроплите, которая пока похожа на низкий самодельный стол или кресло для самохирургии. Атом сгибается до того же уровня глаз, его чёрный плащ обтекает, как дёготь. Фиаско замечает, что площадка размечена как шахматная доска.

– Я не играю в шахматы.

– Ты играешь, – шепчет Атом. – Я нет.

– Как моя причёска, Атом? Видишь, я современный парень. Мои проблемы не кончаются вместе со мной, и я не готов улыбнуться.

– За уродливыми данными лежит человеческий путь, – говорит Атом с медленно исчезающим лицом, – жестокий и небрежный, с камнями сомнений, голод-ный, но очень человеческий.

Море лавы превращается в засеянное поле. Солнечный свет тянет сокровище, сверкающее из луковиц.

– Америка живёт в галлюцинациях, которых заслуживает, – говорит Атом, голубое небо на месте его испарившейся головы.

– Плохо, – бурчит Фиаско, он тоскует по биолюминесцентным полям. Что-то похожее на сок сцепляется в его мозгу. Безрассудна доставка моего провала, думает он, и чёрное прощение смыкается над его головой.

– Ты нас обеспокоил, – говорит адвокат, выплывая из пятен света. Фиаско чувствует себя куклой, вырезанной из камня. Он в обезьяннике.

– Я спёкся или как?

– Очень похоже на то, Гарри, – хихикает Спектр. Коронер Рекс Камп стоит за его спиной, милостивый, но равнодушный, в очках, из-за которых его голова похожа на музыкальный автомат.

Фиаско нащупывает под собой койку, садится.

– Чё случилось?

– На самом деле забавная штука. Герион стоял на рычаге, ты уходил с потоком, смотрел в никуда, лампочки погасли – по ходу отрубился центральный мозг в логове – и тут мне сообщили важную новость. Там признались в твоём первом преступлении.

– И?

– И никаких трёх подключений, тебе снизили до двух, пока в его историю верят. Мужика зовут Блоха Лонца.

– Я знаю Лонцу.

– Как он тебе?

– Простой и бесполезный.

– Раньше был. Не знаю уж, почему ему приспичило зачислиться в бандюки, но я предложил поработать на популярность, она выйдет почти такая же бешеная, как у тебя после спасения. Надо было видеть – я прошествовал в комнату управления и шлёпнул по рычагу, словно по отчаянной рукоплите, спасая твою тощую задницу. Тебе достался эквивалент мягкого курса электрошока – будут периоды выпадения памяти, провалы в воспоминания, плохая концентрация, и иногда ты будешь залипать.

– У меня в ушах звенит зуммер.

Рекс Камп собирается уходить, но в дверях останавливается и оборачивается на Фиаско.

– Пока, – каркает он.

14 – Европа после дождя

Пост мэра допускает немало возможностей послужить людям. Этого надо избегать путём использования нескольких ключевых слов, передаваемых избраннику в день вступления в должность. Между тем, стоит выглядеть занятым; сегодня шофёр везёт мэра во Дворец Ассамблеи на Площади Маккена, чтобы презентовать президенту некий предмет неясного назначения. Мэр понимает суровые условия предвыборной кампании; во время своей собственной он обещал установить общественный праздник для тренировок в вязкой неуверенности средней глубины – уловка слишком циничная даже для жителей Светлопива. Лозунг его компании – «Уготовим псам ад» – несильно улучшил его положение. В конце концов, пришлось поймать остальных трёх кандидатов в подвале и задушить их своей задницей.

Случай с его аурой окончился официальным заявлением, что пост мэра не зависит от публичной демонстрации духа. Леон Вордил ответил трансляцией семичасового распада ауры в зале ожидания аэропорта.

Сейчас мэр включает телик в автомобиле и пялится в него. Гарри Фиаско, вроде загорелый, делает заявление сквозь шелест вспышек.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает кто-то.

– Современный, залатанный, тяжёлые галлюцинации, и я залипаю. Но мне кажется, после такого события легко быть мудрым. Я… Я дал себе зарок не плакать. Вот что я хотел сказать. Каждый год одного игрока в гольф убивает молнией. Это, может быть, единственное доступное нам доказательство существования Бога. Когда я сидел на стуле, я видел и чувствовал то, что сейчас не могу вспомнить. Но я знаю, мы все, каждый из присутствующих здесь, призраки зародышей. Недодемоны, вот так. Конечно это весьма цветистое высказывание, но этот наш мир найдёт конец в огне и сере, леди и джентльмены. Огонь и сера, без вариантов. Кадры с Блинком.

– Это древнейший инструмент в ящике. Очаровательный преступник. Достаточно молодой, чтобы изображать жертву. Ложное прозрение в заключении. Весьма трогательно. И вновь судебные начальники тормозят, как зомби, меняющие направление.

Блоха Лонца неуверенно улыбается в камеру, прорываясь сквозь коридор вопящих репортёров.

– Зачем вы украли то яблоко?

– Да, сэр, я украл его – качественно украл. – Зачем?

Блоха проталкивается в дверь.

– Проголодался.

Диктор начитывает поверх кадров президента, перерезающего ленточку на стрельбище по мишеням. – Президент подвергся очередному удару по своей по-шлости из-за разоблачения, что каждый вечер он обматывает изолентой голову питона, суёт его в горло и напевает «Америку» из «Вестсайдской истории». Сейчас мы отправимся в Светлопивский Дворец Ассамблеи на Площади Маккена на отчётное выступление президента.