Джерри Стал - Вечная полночь Страница 16

Мы с Сандрой более или менее осознали, что у нас проблемы, но сохраняли пристойную видимость, что наши затруднения вполне можно разобрать, преодолеть, пережить с помощью времени и элементарной порядочности.

На карьерном фронте я одновременно получил еще один заказ на «Альфа», а благосклонное начальство из «Плейбоя» отправило меня взять интервью у Мики Рурка. Это означало, что надо лететь в Новый Орлеан, где Мики как раз находился на съемках вызывающего косые взгляды «Сердца Ангела». Он и его окружение устроились в дорогом шикарном отеле «Виндзорский Двор» неподалеку от Французского квартала. И «Плейбой» расщедрился и выложил по 250 долларов в день, чтобы меня тоже туда устроить. Я планировал валяться в проплаченной роскоши, корпеть над переделкой речей того инопланетного мехового мяча в перерыве между допросами с пристрастием Джеймса Дина Своего Поколения.

Мики Рурк и Альф. Этих двоих можно расценивать как полярно-противоположные способы проникнуть в современный шоу-бизнес. Но если мне и суждено осознать, что в этой спятившей индустрии я ничего не понял, то вот это я понял точно: когда уполномоченный журналист в достаточной степени заебан, на самом деле неважно, зачем его командировали. Здесь все адски гротескно и неуместно.

Прямо на выходе, доза облегчила выполнение задания, настолько безнадежно сложного, что более здравомыслящий писака взвалил бы своего Эбергарда Фабера на плечо и отправился восвояси через первые десять минут. Еще один автор, засланный «Плейбоем» на планету Мики, уже встретил теплый прием ее обитателей и быстренько был записан в галактический мусор. И предполагалось, что я достойно отвечу безжалостным личностным стандартам сурового трагика, какими бы они ни оказались. Моя попытка интервью планировалась начаться в «Café Roma», импровизированном офисе Мики напротив модной парикмахерской «Бев Хилз», совладельцем которой он являлся.

Слава богу, одним из наиболее редко упоминаемых плюсов наркотического воздействия является повышенная способность сохранять полную невозмутимость перед абсолютно любыми плохими — новостями. Когда по венам циркулирует достаточная порция Помощника Гамбургера, известие о том, что «твоего щенка сожгли напалмом» вызывает такую же реакцию, как и волнение при вопросе «а что если сожрать по сэндвичу?» Что очень удобно. Сначала я встречался с Ленни Термо, мужиком лет пятидесяти с лишним, цепным псом Мики и его закадычным приятелем, которого М.Р. всегда держал у себя под рукой. В тот момент его жизни, Мики и Ленни жили, работали и путешествовали вместе. И Мики, всамделишная могучая Г-вудская легенда, написал в контракте, что в любой картине, где он снимается, Ленни Т., напоминающий Сицилийского Зеро Мостела, — тоже получает место.

Если ты понравился Ленни, тебя допустят. А Ленни прежде всего был привлекательным. Просто некоторые вещи, которые он говорил, звучали немножко… странновато, что делало удивительную наркотическую непроницаемость еще более притягательной. Мы с Термо обменялись первыми репликами, и экс-манхэттеновский schmatte пес выдал любопытную фразу. После вводных разглагольствований про первостепенность преданности в таком беспощадном месте, как Голливуд, он ляпнул следующее: «Позвольте мне сказать о моем отношении к Мики Рурку. Если Рурка укусит гремучая змея в головку члена, я встану раком и отсосу яд!»

Ну и ладно! Что тут ответишь? Любой человек, даже если накануне ночью лечился не с такой интенсивностью, как минимум вздрогнет от такого, в кавычках, сантимента. Трудно не вздрогнуть. К счастью, при моей загруженности морда у меня была полностью неспособна выразить хоть какую-то реакцию. Кроме, пожалуй, стандартного утвердительного кивка и последующей улыбки: «Я тоже!»

Конечно, основная сложность заключалась не в фальшивой уступчивости. Она окутывала тебе мозги некой душой, полагающей такую кустистую фразеологию чрезвычайно значимой. И все-таки оставалось то словесное нагромождение, с которым должен был разобраться пылкий прислужник Мики. Оно зависло где-то посередине между путаными заверениями в лояльности и вызовом с фигой в кармане.

Итак, меня позвали! Несуетливо мне дали добро встретиться с Мики один-два раза в его скромном местном логове. (Он, как и подобает настоящему мужчине, обитал в двухкомнатной квартире в доме без лифта в месте, которое может сойти за экстравагантный уголок Беверли-Хиллз, обклеенный такими старомодными, заимствованными из парикмахерской боксерскими постерами, которые-только и ожидаешь увидеть у парня, вдохновляющего на верность к своему укушенному змеей хую.) Как только я прилетел в Новый Орлеан, выискался еще один жополиз, решивший произвести на меня впечатление, на сей раз телохранитель, родом из Джерси, по имени Берб Бербелштайн. Или что-то в этом роде.

Берб сперва, правда пожестче, повел себя так же, как душка Ленни. Его выступление было скорее в духе «Откуда приперся? С какого хера ты взял, что наш человек обязан с тобой разговаривать?» У него была маленькая, размером с пулю, черепушка, невозмутимо каркающая с плеч вышибалы. Впрочем, будучи еврейским громилой, он отличатся некоторой теплотой и боязливостью. Едва зашла тема н-а-р-к-о-т-и-к-ов, я признался в опыте потребления противозаконных субстанций, а Берб сознался в прошлом экс-манхэтенновского джанки.

Правда, по совести говоря, заключалась в том, что на тот момент я был скорее не матерый экс-, а будущий матерый джанки. Но к чему вдаваться в детали? Ад есть ад. Не важно, успел ли ты там побывать или только туда направляешься, у тебя все равно психика работает в одном и том же режиме. На такой общей волне со знаком качества можно установить доверие. «Он нормальный, — устроил Берб целое шоу из разговора с Мики по телефону в отеле перед моей встречей с Великим Человеком. — Он приехал, малыш».

Едва я обустроился в своем номере люкс в «Виндзорском Дворе», абсолютная сюрреалистичность всех затраченных усилий мгновенно достигла эпидемических пропорций. Каким-то образом я умудрился слопать полдюжины редких, как зубы у червя, лоудов. Для поддержания расслабленного бодрствования, когда наступит время для пост-интервьюишной порции работы над «Альфом», я добавил пушистого кокса, заначенного в коробке для пленки. Такая комбинация, к счастью, помогла измученному чужаку успешно влиться в алкогольное великолепие окружающей обстановки. Прямо на выходе из аэропорта невозможно было найти хотя бы пять человек, у которых «склонность забухать» не была написана на морде несмываемыми чернилами.

Вне местечковых гротесков пребывала мрачноватая, странная, укрытая от публики тепличная атмосфера окружения мистера Рурка. Крипто-мачо вибрацию, сперва проявившуюся в заявлении, сделанном Ленни в «Café Roma», потом подхватила вся остальная когорта Мики. В его «команде» присутствовал еще один паренек, дохлый костлявый, невысокий блондинчик из Майами, по имени то ли Зик, то ли Билли, я сейчас не помню. Обязанность Зика/Билли, как представлялось, состояла в том, чтобы ошиваться вокруг Мики живым бикфордовым шнуром для его спонтанных, на первый взгляд не спровоцированных, и вселяющих ужас вспышек гнева. Другими словами, ему платили за то, чтобы он жрал говно. И ответственный человек помогал ему изо всех сил.

Мой первый вечер у Мики, простой обмен вопросами-ответами перерос в монструозный пятичасовой сеанс выслушивания его, пока он сидел и играл в солдатики. Передо мной был новый Марлон Брандо, усевшийся на корточки у крайнего стола и вертящий в руках игрушечных человечков, здоровенный плохой парень, выпустивший погулять своего внутреннего ребенка. При близком рассмотрении лицо Мики выглядело немного по-люмпеновски, слегка одутловатое и рябое. Но сама звезда вела себя довольно дружелюбно, как только Рурк понял, что я не собираюсь над ним посмеиваться. Если ты мог принять его мир, почувствовать невысказанное правило и промолчать на сей счет, ты был более или менее принят в их тусовку.

Каждая крошечная фигурка — ковбои и рыцари, барабанщики и индейские вожди — была с любовью раскрашена вручную аж до налитых кровью глаз. Десятилетиями, как казалось, звездный парень распространялся про каждую свою любимую фигурку по очереди. И как ему хотелось, ну ты понимаешь, «быть» индейцем с голым торсом, оседлавшим свою белогривую лошадь. «Вот этот чувак, видишь, может ездить в дамском седле, и когда какой-нибудь пидор приближается к нему сзади, он может развернуться и пустить стрелу — ФЬЮИИТТЬ — прямо ему в хуесосное сердце…»

И так далее. В промежутках между фантазиями на тему солдатиков дружелюбный и вроде бы абсолютно спокойный Мики вдруг резко разворачивался и гавкал на маленького блондинистого Билли/Зика. При личном общении его хваленая резкость не выходила за рамки культивированного байкерского образа или наследия «его уличной жизни». Это навевало ощущение, что он, как и всякий испорченный второгодник, одинаково способен дать вам доллар или схватить палку и выбить глаз.