Хоупфул - Тарас Владимирович Шира Страница 16

– Спасибо, ага. Не простыньте, – бросил Женя.

Вернувшись на кухню, он торжественно положил пакет на стол.

– Все для больной тебя, кушай. А в рыбе еще и омега-3 есть.

Женя налил полный бокал вина и сразу осушил половину.

– Ну рассказывай, что нового у тебя.

– Да ничего. Тут вот маму навещала в больнице.

– Ой, точно, там же с мамой у тебя… Как она, кстати?

– Да пока непонятно, все поправиться не может. Кашляет уже месяц. Вот анализы сдавать будет завтра.

Женя допил бокал и налил себе еще один. В уголках его губ появилась блуждающая улыбка.

– Знаешь, а я сейчас домой шел и бабульке не помог. Как думаешь, я в ад попаду?

– А что такое? Через дорогу не перевел? – Саша ехидно посмотрела на него.

– Да нет, там соседка достала уже. Каждый день во дворе теряется. Ей либо, как в лабиринте с Минотавром, надо веревочку от двери привязывать к руке, или как в том фильме, который мы с тобой смотрели, где мужик каждый день с чистого листа жизнь начинал. Ну где татуировки себе набивал с подсказками, чтобы вспомнить, что делать надо.

Саша укоризненно цокнула языком:

– Ну вот за такие слова ты точно в ад попадешь.

Хмыкнув, Женя выпил второй бокал и поставил турку на плиту.

– Что там у нас набежало, кстати? – спросил он, кивнув головой в сторону сжатого под мышкой градусника.

Саша достала градусник и, всмотревшись в ртутную полоску, удивленно произнесла:

– 36,6.

– Ну вот видишь, это я благотворно влияю на тебя, – не поворачиваясь, ответил Женя. – Пять минут общения со мной, и уже прошла температура, кожа стала упругой и гладкой, морщины разгладились.

– Вот только этих пяти минут нашего редкого общения мне недостаточно, – Сашин голос звучал слегка укоряюще.

Женя сделал вид, что не расслышал.

– Про че мы там говорили? А, про то, что я в ад попаду, – Женя налил себе бокал и небрежно сел за стол, закинув ногу на ногу.

– Ну на самом деле, я думаю, у меня уже есть билет туда за чревоугодие, алкоголизм и распутность, – на последнем слове он с выжидающей ухмылочкой посмотрел на Сашу, ожидая цепную реакцию.

– А вот с последним поподробнее, – Саша театрально нахмурилась, слегка ударив вытянутой ногой Женю под столом.

– Да шучу я. Где ж я еще такое сокровище найду, – Женя демонстративно прижал руку груди. – Такого больше нигде нет.

– Ага, ты всем такое говоришь, наверное.

Женя самодовольно улыбнулся.

С полминуты они сидели молча. Тишину нарушали лишь падающие из крана редкие капли.

– А ты в рай и ад веришь? – вдруг спросила Саша.

– О, это целая тема для разговора. Моя любимая, кстати, – Женя, усевшись поудобнее, подобрал под себя ноги.

– Знаешь, мне вот нравится, что Омар Хайям говорит про это, – Женя, допив бокал, потянулся за второй бутылкой.

– И что он говорит?

– Ну вот дословно не скажу, там в стихах. Но общая мысль такая – что, типа, я вот живу здесь и сейчас и не знаю, попаду ли я в рай или ад и есть ли они вообще.

Бутылка открылась с громким хлопком.

– Поэтому живу, как считаю нужным. Если действительно будет там какой-то Страшный суд, то хорошо, пусть меня судят. Бежать-то уже некуда будет. Но все это будет потом, – Женя неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. – А еще он говорил: простите, а если вы такие все из себя правильные, а в раю-то тогда есть вообще кто-то?

Женин бокал наполнился шипящими пузырьками.

– Хоть одна душа, а? Если чуть что – сразу в ад?

Сделав большой глоток из бокала, он остановился, как будто вспомнил что-то очень важное.

– М! И еще – надо грешить. Ну, скорее не надо, а можно. А то как ты прощение получишь, если не грешил? А через отпущение грехов-то в рай и попадают. Поняла, как у них система работает?

Саша слушала его со слегка снисходительной улыбкой, с какой родители слушают рассказы своих расфантазировавшихся чад.

– Нет, я уже маленько бухой, так что могу путано говорить, – заметив ее взгляд, сказал Женя. – А про рай: представь, вот стоишь ты перед вратами небесными, руки заламываешь, волнуешься. Нет, не волнуешься даже. Ты же не грешил, тебе че волноваться-то. Стоишь с тупой физиономией, как инфузория-туфелька в человеческом теле. Как провинциальный дурачок, который на экскурсию пришел и ждет, когда к нему гид подойдет. Тебя там ангелы встречают или апостол Петр. Список послужной смотрят, а тебя прощать-то не за что. Не грешил потому что. А как жил-то тогда? И жил ли вообще? Если не знал, что хорошо, а что плохо.

Женя почувствовал, как по его телу пошли мурашки – так бывало, когда после хорошей дозы алкоголя или травки он, как ему казалось, находил ответы на вопросы о мироздании.

Саша, положив подбородок на сложенные замком руки, улыбалась и не отрываясь смотрела на Женю.

– Все, понесло меня? – Женя взъерошил волосы.

– Да нет, мне интересно, – ответила Саша. – Это все тоже Омар Хайям говорил?

– Ну почти, это я интерпретирую. Вольный перевод.

– Понятно. А что там с собеседованием тем?

– Каким?

– Ну, которое по валютным рынкам.

– А, это…

На днях Женя ходил поклевать носом на какой-то семинар по валютному рынку. Офис трейдинговой компании располагался в большом бизнес-центре со стеклянными стенами – поначалу все выглядело заманчиво, но при ближайшем рассмотрении офис оказался нечто средним между лекционной аудиторией и большой картонной коробкой. Женя представлял все это немного иначе – он ожидал увидеть внутри если и не Уолл-стрит, то хотя бы что-то подобное. Если верить кинематографу, то, когда висящий на стене колокольчик пробивает конец рабочего дня, все как по команде ослабляют на шее галстуки и достают из кейсов, сумок и дипломатов пакетики с кокаином (он у них лежит где-то рядом с ланчбоксами, которые им собрали дома жены-модели). Тем временем в дверях появляются уже непонятно кем вызванные стриптизерши. Все это время сотрудники безудержно матерятся, несут похабщину и в целом ведут себя как какой-нибудь 7Б класс обыкновенной общеобразовательной школы. Хлопая друг друга по щекам и надрывно крича, всем своим видом они опровергают дарвиновскую теорию эволюции, ставя под сомнения все его доводы о homo sapiens как о венце творения.

Но здесь все было по-другому. Нога Мартина Скорсезе сюда не ступала. На входе всех приветствовала – вернее, должна была приветствовать, но корпела над каким-то бумагами – анорексичного вида блондинка. Не поднимая головы, она щелкала степлером и дыроколом, выдергивала из каких-то отчетов скрепки и вставляла на их место новые. Лицо ее сохраняло важную отрешенность, как будто она была секретарем на Нюрнбергском процессе. За ее спиной громоздился левиафан из коробок с бумагами. По виду они стояли там уже давно, и к ним никто не притрагивался – их толщина и забитость спасала их от риска быть разобранными и разложенными по папкам. Словом, если не считать играющего по офисному радио Элджея, никакого намека на разнузданное веселье и отрыв не было. Неопределенным жестом блондинка махнула куда-то в сторону, где располагался лекционный зал.

Всю аудиторию, желающую познать секреты валютного и фондового рынка, составляли пенсионеры, студенты и домохозяйки. Женя усмехнулся. Чего и требовалось ожидать. Незабвенное трио всех подработок в городе, откликающееся на объявления в духе «работа 3 часа в день с зп 40 тыс. руб.». Настоящие городские бедуины. "Зарплата.ру" и «Хедхантер» водят их по всему городу, как Моисей по пустыне – они тоже что-то обещают и сулят, но только никому не известно, когда это «что-то» наступит.

К слову, по телеку с утра говорили, что средняя зарплата по стране – 40 тыс. рублей. «Скажите это сидящим здесь», – думал Женя. Кто сказал, что статистика – вещь скучная и серая? В ней ты молодой специалист 25—29 лет, ростом 180 см, весишь 71 кг, ездишь на море каждое лето, имеешь форд фокус и полуторку. И пресловутые 40 тысяч в месяц. Многие из здесь присутствующих мечтали бы жить в этой статистике.

Все собравшиеся томились в ожидании заработать легкие деньги. Есть такое замечательное слово – «халтура». Такие слова раньше очень обожал Задорнов. Произносил лилейным тоном и даже с некоторой нежностью. Язык так и чешется сказать, что это уникальное и реликтовое слово есть только у нас, а у американцев, как водится, аналогов этому слову нет.

Искать его надо рядом со словами «авось», «наобум» и «сойдет». Это что-то вроде «подработки» или «калыма», только в отличие от этих двух, в «халтуре» слышится какая-то