Город, названный моим именем - Сергей Базаров Страница 18

Спустившийся ко мне «ангел» отвел меня в место, где на протяжении двух лет моя душа проходила стадию катарсиса. Мое прошлое сгорело, превратилось в пепел, как неудавшаяся глава книги. Жизнь явила мне свою истинную контрастность, я смотрел на нее глазами любопытного ребенка. Голос моей души, просившийся в наш мир, нашел себе место в инструментальных произведениях, он повел меня к частным преподавателям музыки: игры на фортепьяно, гитаре, бас-гитаре и барабанах. Теперь без тени сомнений я был убежден, что стану композитором. Я больше не писал удручающие стихи, я непринужденно наслаждался каждым новым днем. Это странно, когда рождаешься вновь, сравнить это можно лишь с тем чувством, когда ты тонешь в воде и, выбравшись, собравшийся с последними силами, делаешь жадный глоток. А потом чешуя спала с моих глаз. Я осознал, что то, во что я так долго верил, – всего лишь ничем не обоснованная теория нашего существования. Я ушел в себя.

Мое солнечное небо затмили меланхолические тучи. Мне больше не хотелось покидать пределы стен своего дома, мое сердце вновь оказалось в руках бескомпромиссного одиночества, я вылил серую краску апатии на собственную жизнь. В рутине настоящего и вымышленного я потерял смысл в запланированном будущем. Девять долгих месяцев я существовал без намека на то, что завтрашний день будет отличаться от вчерашнего, пока по обычной случайности или же предначертанию мне не приснился сон, изменивший мою жизнь. Осознание того, что я не перестаю размышлять об увиденным во сне, пришло вечером третьего дня.

Я начал писать.

Итоги моих раздумий делились, подобно клетки формирующегося организма, шаг за шагом, предложение за предложением строился сюжет моей книги. Слова, обреченные на прикосновение чьих-то глаз, звучали в моей голове, а безудержное воображение удивляло своей непредсказуемостью. Мое произведение стало моим лекарством, вызывающим привыкание. Я любил ее, подобно собственному ребенку, и ненавидел, как паразита, высасывающего все жизненные соки. Сюжет менялся десятки и десятки раз, пугая своей бесконечностью. Моя книга обижалась на меня, когда я выбирал праздность вместо созидания ее жизни, и ревновала к каждой чужой мысли, хоть и знала лучше меня, что я прикован к ней цепями неизбежности.

Мама, спустя пять лет после выхода моей первой книги мы с Тобой стояли на берегу моря. Помню, как еще маленьким я обещал, что, когда вырасту, подарю Тебе самый красивый дом. Ты смеялась тогда, принимая мои слова за шутку, но я не шутил. Никогда не забуду эту минутную паузу и Твои удивленные глаза, смотрящие на большой двухэтажный дом с видом на море и собственным садом. А как смешно Ты бегала по комнатам, не успевая за рабочими, и показывала им, куда ставить мебель. Мы очень много времени проводим вместе, вспоминаем о былом, говорим о грядущем. Ты всегда поддерживала меня в моих начинаниях и всегда гордилась мной, это было заметно в твоем взгляде.

Был и другой дом, подаренный мной, только предназначался он уже единомышленникам. Будучи одиноким во времена моего становления на творческий путь, я часто мечтал о месте, где будут собираться мои друзья и вместе творить. Теперь я мог воплотить мечту детства. Поэты и художники, писатели и музыканты, я искал людей, готовых работать за идею. Объединившись в сообщество, мы помогали друг другу распространять творчество и совмещали свои идеи в совместных проектах. Мы собирали деньги и организовывали художественные выставки, выпускали книги, записывали песни. Наш подвальчик, снятый на нулевом этаже, стал настоящим производством искусства. Затем, укрепившись, мы открыли бесплатную школу живописи и музыки для осиротевших детей. Многие выходцы этой школы стали известными мастерами своего дела. Я помню, мама, как Ты писала мне: «Сынок, я очень рада за тебя. То, что вы делаете, помогает людям в этом мире, вы молодцы…»

Но еще больше Тебя радовала моя семья.

Все, о чем я так долго мечтал, я нашел в ней, в своей жене. Неземной красотой и чудным голосом она вдохновляла меня, создавая атмосферу творческого очага. Она верила мне и верила себе, с радостью смотря в будущее. Она была нежная и мягкая, но в трудные для меня моменты отчаяния только она одна могла поставить меня на ноги, говоря: «То, что ты делаешь, важно для всех нас, ты должен быть сильным». Мы жили в мире и гармонии, я очень любил ее. А потом она сделала для меня самый лучший подарок. У нас родилась дочка. Когда маленькие глазки смотрят на тебя, протягивая крохотные ручки, тогда ты по-настоящему чувствуешь себя живым. Первое слово, первые шажки, детский садик, дети так быстро растут. Меня никогда не покинет воспоминание, как дочка любила будить меня с самого утра, всячески расталкивая мое сонное тело, ее мама никогда не мешала ей, а тихонько смеялась, выглядывая из-за угла. Приходя домой, я всегда слышал звуки фортепьяно и скрипки, это мама учит дочку играть, но стоило им услышать шум в коридоре, они тут же бежали меня встречать. Я удивлялся ее целеустремленности, она никогда не ставила себе никаких рамок. Закончив школу с золотой медалью, она получила два высших образования, а потом построила отличную карьеру и создала прекрасную семью.

Все, что у меня есть, очень дорого мне. Я доволен своей прожитой жизнью. Из множества представленных мне вариантов судеб я выбрал бы именно эту. Мама, посмотри на фотографии, на которых я. Вот я первый раз пошел самостоятельно. Я иду в первый класс. Институт. А вот на этой посмотри, я держу на руках свою только что рожденную дочку, твою внучку. Это фотографии, на которых я мог быть счастливым, но их нет. Как и нет меня. Перемотав время назад, подобно кадрам кинопленки, мы увидим тебя, стоящую около больницы. Ты побоялась моего рождения и согласилась на убийство. Меня вытаскивают из тебя по кусочкам, медленно отрывая ручки и ножки холодными щипцами. Я кричу от адской боли, пытаясь увернуться, но они продолжают разрывать мое крохотное тельце. Из-за этой операции ты больше не смогла родить, когда захотела. Собрав окровавленные части моего тела в совок, меня выбросили в ведро. Я надеялся на свой шанс быть, видел, какой могла быть жизнь, какие могли быть мои детки, но умер, не сделав ни