Рю Мураками - 69. Все оттенки голубого (Sixty-Nine. Kagirinaki tomei ni chikai buru) Страница 19

Сестренка поставила цветы в стеклянную вазу. Я водрузил розы на письменный стол и всю ночь ими любовался. Камю не прав, решил я.

Человеческая жизнь не абсурдна.

Она имеет цвет роз.

За два дня я закончил сценарий фильма с названием «Этюд для куколки и старшеклассника». В то время в моде были длинные названия. Я писал сценарий ночи напролет. Отец рассказывал о том, что случилось, когда мне было три года. Он вместе со мной отправился в бассейн. Перед этим я однажды чуть не утонул в море, поэтому боялся воды и не решался войти в бассейн. Он кричал на меня, тащил за руку, подстегивал палочкой или заманивал мороженым, но я только кричал и плакал, а идти не желал. И тогда появилась хорошенькая девочка примерно моего возраста. Она позвала меня из бассейна. Я немного поколебался, но потом ради этой девочки спрыгнул в воду.

Закончив киносценарий, я почти засыпал, но приступил к написанию текста пьесы для двух актеров под названием «По ту сторону отрицания и бунта». На нее у меня ушло три дня. Действующие лица – разведенная сестра и провалившийся на экзаменах старший брат.

– Пьеса? А кто будет играть? – спросил Адама.

– Я. Я и Мацуи.

– Насчет Мацуи я согласен. Но сможешь ли ты выступать на сцене?

– В начальной школе я был вторым в спектакле про трех поросят. Разумеется, я буду и режиссером.

– Но, надеюсь, ты не будешь устраивать нудистских сцен, как было в «Волосах».

– Ты что, полный идиот?

– Ручаюсь, что ты включил в пьесу СЦЕНУ С ПОЦЕЛУЕМ. Уверен, что Мацуи это не понравится.

После того как повесил трубку, я вычеркнул сцену с поцелуем.

Когда присланные Леди Джейн розы засохли и я бережно сложил их лепестки в ящик стола, появился хохочущий Мацунага.

– Все обошлось! – объявил он. Наказание было отменено. Прошло сто девятнадцать дней.

РОМАНТИЧЕСКИЕ МЕЧТЫ

Впервые после ста девятнадцати дней затворничества я сидел за своей партой в классе. Я не испытал радости, увидев снова входные ворота, внутренний дворик, аудитории. Они были столь же унылыми, как и до моего домашнего ареста.

За исключением нашего наставника Мацунага, все остальные преподаватели смотрели на меня и Адама как на детишек, которые совершили какой-то проступок и теперь пришли с повинной. Мы не были ни героями, ни негодяями, просто неудобными учениками.

Шел урок по грамматике английского. Читая грамматические примеры, учитель-коротышка выставлял свои десны. Произношение у него было ужасным, было даже трудно распознать английский язык. Такой язык могли понять только в повышенных школах в провинциальных японских городках. Я думаю, заговори этот парень на лондонской улице, все решили бы, что он произносит какое-то восточное заклинание. Я заметил, что Адама смотрит на меня. Ему было скучно. Поскольку Адама перевел взгляд, я тоже посмотрел в окно и увидел, что по дороге идут, держась за руки, учащиеся начальной школы. Возможно, направляются на прогулку.

На крутом холме перед школой располагались парк и детская площадка. Вероятно, они будут играть в «подними носовой платок» или в «отыщи сокровище» и есть завтраки из своих бэнто. Я им завидовал.

Я вспомнил, что когда в начальной школе я был вынужден хоть на три дня оставаться дома из-за простуды, то тосковал по школьным приятелям и аудиториям. И хотя я не был в этих аудиториях сто девятнадцать дней, сейчас я не испытывал никакой радости. Это было просто помещение для отбора. Мы ничем не отличались от собак, свиней или коров, разве что нам, как детям, позволялось играть. Мы мало чем отличались от поросят, которых зажаривают целиком в китайских ресторанах. Когда мы начинали взрослеть, нас сортировали и классифицировали. Стать старшеклассником означало сделать первый шаг к тому, чтобы превратиться в ЖИВОТНОЕ.

– Послушай, Кэн, Нарусима и Отаки сказали, что мы должны все встретиться, – сказал Адама, присаживаясь за мою парту.

– Зачем нам встречаться?

– Не знаю, – покачал головой Адама.

– О чем нам говорить? – спросил я, скривив рот.

– Кэн, ты собираешься уйти?

– Уйти? Что ты имеешь в виду?

– М-м… Из политической деятельности, – фыркая носом, сказал Адама. Неужели наше баррикадирование было политической деятельностью? Вероятно, выглядело это как реальный бой с буржуазией. Пролилась кровь, но кровь проливается и во время праздников. Рев «Фантомов» намного сильней воплей на модных концертах. Неужели они планировали что-то серьезное? Если они намеревались в самом деле взорвать мост в Сасэбо, им нужно было бы отшвырнуть свои знамена и плакаты и взяться за винтовки и гранаты. Я пытался втолковать это Адама, и вдруг до моих ушей донесся ангельский голос:

– Ядзаки-сан!

В дверях аудитории стояла Мацуи Кадзуко. При виде ее лица у меня закружилась голова.

– На минуточку, на минуточку, – поманила меня рукой ангелица.

Она осветила собой все вокруг. С появлением ангелицы в комнате снова воцарилась тишина. Семь школьниц ревниво подняли глаза от английских словарей, а превращающиеся в животных представители мужского пола глаза отвели, словно увидели что-то священное. Некоторые из них даже отшвырнули пособия по английскому и опустились на пол, встали на колени и со сложенными руками начали молиться ангелице. Конечно, это чистое вранье, но у меня от гордости даже покраснели щеки. Я с трудом сдержался, чтобы не крикнуть: «Смотрите! Это та самая прекрасная женщина, которая прислала мне букет роз!» – и бросился к своей ангелице.

– Я подумала, что пора вернуть вам Джэнис Джоплин, – сказала ангелица.

Рядом с ангельской Леди Джейн стояла дьявольская Энн-Маргрет и горящими глазами сверлила Адама.

– Мы рады снова видеть вас в школе, – сказала ангелица.

Я ощущал себя как АЛЕН ДЕЛОН при встрече с любовницей после выхода из тюрьмы.

– Ты могла бы вернуть эту пластинку когда угодно.

Сидевший в углу комнаты Эдзаки, владелец «Cheap Thrills», громко проворчал: «Это моя пластинка». Ангелица Леди Джейн переменилась в лице, и я решил, что потом отвешу пинок Эдзаки.

– Этот Эдзаки вырос в парикмахерской. От учебы он свихнулся. Говорят, что скоро его переведут в исправительное заведение.

Леди Джейн посмотрела на меня так, словно я сам был чокнутым, и рассмеялась голосом, звучным, как самый прекрасный в мире колокольчик из чистого золота в сокровищницах Римской империи.

– Все равно, благодарю, – сказал я, имея в виду розы. – Такое случилось впервые.

– Что?

– Мне впервые подарили розы.

– Не говорите про это. Мне будет неловко. Для меня это тоже было впервые.

Впервые… Значит, она ДЕВСТВЕННИЦА! – обрадовался я и сразу предложил ей главные роли в фильме и пьесе на фестивале. Тут раздался звонок, и ангелица назвала кафе, где мы сможем продолжить беседу после занятий. Потом я подошел к Адама, напевая старую мелодию «Романтическая любовь» Джильолы Чин-кетти, и похлопал его по спине.

– Чего ты крутишь? Будто не знаешь, о чем нам придется говорить с Нарусима и Отаки?

– О чем?

– О том, о чем ты недавно говорил. Что единственным средством является террор.

– Террор? О чем ты говоришь? Мацуи оказалась девственницей! Она впервые послала розы мужчине.

– Не может быть! – Адама скорчил свою обычную изумленную рожу.

В обеденный перерыв я отправился в дискуссионный клуб, где меня дожидался Нарусима с приятелями и по пути туда снова встретился с ангелицей. Она сообщила мне плохую новость.

– Извините, но сегодня мы не сможем встретиться после занятий. У нас тренировка перед соревнованиями.

Общенациональные состязания! Могло ли быть что-либо омерзительней этих слов?

– А еще я слышала, что мальчики будут заниматься уборкой, подметать спортплощадки.

Никто не имел права отменить свидание с моей ангелицей из-за тренировки или уборки территории.

Я вошел в дискуссионный клуб, дрожа от ярости.

– После баррикадирования на нас обратили внимание во всех университетах, и Антиимпериалистический союз Нагасакского университета официально предложил нам включиться в кампанию по борьбе с церемонией по случаю окончания школы. Что ты об этом думаешь, Ядзаки-сан?

Я был всем этим сыт по горло. Сыт абсолютно всем этим. Неужели Нарусима, Отаки и ученики второго класса во главе с Масугаки действительно так считают? Мне совсем не хотелось видеть рожи Нарусима и Отаки. «Болваны!» – одним словом я выразил свое ощущение, и мне захотелось выйти из комнаты. Однако было бы ложью, если бы я заявил, что раскаиваюсь в том, что затеял баррикадирование и вовлек остальных. На самом деле я за баррикадирование получил от ангелицы букет роз, поэтому спокойно им сказал:

– Я ухожу. Постараюсь быть откровенным и прошу меня выслушать. С деревянными палками и шлемами вы ничего не добьетесь, даже если соединитесь со студентами университетов Нагасаки или Кюсю. Это не означает, что я сожалею о возведении баррикады, как я уже раньше говорил, это было здорово, верно? В захолустной школе вроде нашей нужно использовать тактику герилья, иначе нас раздавят. Тот же прием во второй раз не сработает. Прежде всего хочу сказать о намерении сорвать церемонию по случаю окончания школы. Поскольку все мы были под домашним арестом, то вообще неизвестно, допустят ли нас на эту церемонию.