Мирослав Немиров - А. С. Тер-Оганян: Жизнь, Судьба и контемпорари-арт Страница 19

Не отходя от дивана, в сущности, знакомился тогдашний концептуалист и с творчеством коллег! Ибо западное искусство потреблял в виде альбомов, тоже лежа на диване, а с новинками своих московских коллег — да шел к ним выпить водки, заодно и смотрел. Причем шел не просто на десять минут, посмотреть, да и домой, он шел в гости можно считать все как бы с тем же своим диваном: он шел на трое суток в гости, там, у коллеги, пить водку, ночевать, просыпаться, опохмеляться, пить снова, то есть он шел на диване коллеги некоторое время — жить. И пока так было — в 1970-е и 1980-е, московское контемпорари арт процветало, художественная жизнь кипела и бурлила, обмен идеями происходил и взаимно всех оплодотворял, и в унылой и вялой советской жизни жизнь концептуалистов была оазис и фонтан вдохновения. Последние в списке Фурманный переулок 1987 — 91 и Трехпрудный 1991-93 гг.

А как стали пытаться придать всему западные формы, чтобы художник живет дома у себя, в мастерскую ездит, как на работу, выставляет картины и обсуждает их в специально отведенных для этого местах под названием «галерея» — все развалилось мгновенно, и никакой художественной жизни в Москве больше просто нет: выставки-то проходят, но все деятели искусств (кроме, конечно, жуликов — халтурщиков) пребывают в унынии и упадке: никто ни с кем не общается и не дружит, не опыляет товарищей перекрестным образом идеями и концепциями, и все увядает, и засыхает, и топчется на месте, и не является уже интересным ни общественности, ни самим творцам искусств.

3.

Другой пример: рок начала 1980-х — «Зоопарк», «Аквариум», «Центр», «Кино» и проч. и проч. То же самое было! На дому сочиняли, на дому репетировали, на дому исполняли новые сочинения перед коллегами да интересующимися поклонниками, в залах выступая в среднем два раза в год. На дому воспринимали чужое искусство. На дому записывали свое. И — отлично получалось. И — вызывало, кстати, массовый восторг, расходясь по стране в виде полуподпольных записей — и огромными тиражами.

А как попытались это все перевести на общепринятые в мире рельсы, со студиями звукозаписи, менеджерами, продюсерами, гастролями, концертами на стадионах, как то есть, оторвали рокеров от дивана — за пять лет весь этот рок выродился в скучную тягомотину, никому, кроме пятнадцатилетних подростков, не интересной, в том числе и самим рокерам, тянущим эту лямку исключительно ради денег.

(Да и подросткам не интересный: те из них, кто еще ходит на концерты, им не рок как таковой интересен, а возможность публично пребывать в пьяном виде и побуянить среди своих).

4.

Про бардов, которые были хороши, пока пели на кухне, и говорить нечего.

5.

Еще русская академическая музыка, от Чайковского до Шнитке, говорят мне, имеет мировое значение.

Так это же — еще одно подкрепление моих рассуждений!

Рояль-то — стоит у композитора на дому, он встает с утра, ходит по комнате туда-сюда, лежит на диване, потом, когда бока начинают болеть, для разнообразия подходит к роялю, начинает тыкать в его клавиши. Глядь — и вышло «Лебединое озеро» или «Сказание о Граде Китеже».

А будь ему необходимо с утра проснуться, быстро умыться, сесть в машину и ехать на другой конец города в студию, чтобы там, в ней заниматься этим — никакого «Лебединого озера» бы не было, а была бы одна та халтура, которая и звучит нынче по телевизору. Ибо к таким подвигам в России склонны одни только наглые и бесталанные ловкачи от искусства, а не проникновенные вдумчивые творцы.

6.

И что? И то: у меня есть для вас отличная новость!

В ближайшее время час русского человека пробьет и русское искусство будет самым главным в мире!

Почему? Да потому что главным мировым искусством нынче очевидным образом становится мультимедийный Интернет, который есть синтез всех искусств сразу, и при этом — осуществляемый тут же, на дому, не вставая с дивана!

Поэтому, когда компьютеры и модемы действительно войдут в русский быт, так быть России на самом пике и гребне этого компьютерно — мультимедийного, изготовляемого на дому искусства — как она была в 19 веке на гребне и вершине мировой литературы. Ибо именно на творчестве лежа на диване мы собаку съели и всем американцам дадим сто миллионов очков форы.

Так я полагаю, и даже в этом почти уверен; 14 октября 1998, 23.27.

Я эту статью, собственно, писал для газеты «Сегодня» в надежде ее опубликованием прославиться и обогатиться: в центральной газете напечатали! Но — не напечатали: извини, старик, сказали мне, больше мы эссе не печатаем.

Тогда я принес ее Оганяну — просто почитать, но и он ее осудил: во-первых очевидно и банально, во-вторых — неправильно.

Ну, насчет неправильно, это вопрос дискуссионный и личное дело каждого, а насчет «банально» — я был удивлен. Мне казалось, вовсе не банально. Мне казалось, я обнаружил истину, еще прежде никем не обнаруженную! да и люди, да и в той же «Сегодня», мне так и говорили: отлично, старик, и все правильно, и очень верно ты подметил, но — не подходит. А тут — банально!

Но потом я понял: банально и общеочевидно — ему, потому что он от меня в частных беседах подобные суждения слышал уже раз сорок.

А так, для свежего человека, мне кажется, нисколько не банально.

А также, мне кажется, чрезвычайно верно.

Почему и публикую.

Объект

Георг Грос и Джон Хатрвилд. «Обезумевший обыватель», 1920.

Один из ранних образцов того, для обозначения чего нынче используется термин «объект».

Оккультизм

К.Малевич. «Супрематизм», 1916 г.

«… и все более с изумлением я обнаруживаю и убеждаюсь, что главным содержанием и идейной базой классического авангардизма первой половины XX века, от раннего символизма до обериутов являлся — оккультизм всех видов.

Вот, например, Малевич: это есть, я почти полностью уверен, совершенно именно так.

То есть, это картины, серьезно делавшиеся исходя из серьезного убеждения, что если правильным образом расположить некоторое количество правильным образом выкрашенных треугольников, кругов и квадратов, звезды сорвутся с мест, планеты изменят орбиты, космические энергии начнут бить фонтаном, астральные потоки потекут из неправильной стороны в правильную, люди обретут способность к левитации и телепатии, и скорость света станет не 300 000 км/сек, а какое-нибудь иное число. Ибо все в мире взаимосвязано со всем, а в основе всего лежат элементарные геометрические фигуры, этому еще Пифагор учил. Короче, весь этот супрематизм — это есть ни что иное, как самая обыкновенная практическая магии.

2. Но, кстати, не знаю, как на астральные потоки и космические вибрации, но на глаза людей изготовленные Малевичем сочетания кругов и треугольников действительно действуют: элементарные цвета в них действительно столь точно сопоставлены и соотнесены, что глаз того, кто на них его обратит, бывает сразу поражен, изумлен и ошеломлен. Это есть правда, которую глупо отрицать.

3. И — опять же кстати — то, что такими сильными и убедительными у него эти его «супрематоны» получались — это именно, я полагаю, в значительной степени по причине как раз оккультно-магических устремлений. Потому что — а как же собственно определить, правильно ли расположены эти круги-треугольники, сошли ли с мест светила, поменяли ли знаки стихии и энергии? Как, передвигая эти элементарные формы по холсту, определить, что вот, сейчас они встали точно по своим местам, и начало свершаться? Вот, одним из косвенных признаков этого и является эстетический: если действует на глаза — то, вероятно, подействует и на —"

Такоке рассуждение я один раз написал и среди прочих своих сочинений принес Тер-Оганяну А.С. прочесть.

Оганян очень рассердился:

— Ерунда и бред!

Потом, под давлением фактов — трактаты самого Малевича, теософия Мондриана и проч. и проч. стал признавать: да, было.

— Но это — тогда! А сейчас — совсем другое! Например, поэзия исторически тоже происходит от какого-нибудь шаманизма: стихи первоначально, у диких людей, писались как заклинания. Но это же не значит, что вся теперешняя поэзия имеет идейной основой шаманизм! — отвечал Тер-Оганян А.С.

Олигархи Российские

Сильно на них сердиты Оганян с Осмоловским — за то, что они не увлекаются контемпорари артом. Не покупают произведений актуального искусства, не финансируют выставок, не дают денег на журналы и музеи оного — ну, и самим художникам.

— Думаешь, западные банкиры сильно всем этим увлекаются?

— Западные-то, конечно, тоже не увлекаются, и, конечно, такие же на самом деле дураки, как наши, но их заставили делать вид, что увлекаются! И нам нужно так же: не хотите добром — заставим!