Хьюберт Селби - Реквием по мечте Страница 2

Квартира Тайрона была не более чем комната с раковиной. Они сидели за маленьким столом шприцы, ложки в стакане с розовой от крови водой, — клюя носами, втыкая. Расслабленные пальцы едва удерживают сигареты. Периодически почесываются носы. Голоса севшие и глуховатые. Чиеерт, вот это перец, детка. Просто ди-на-мит. Да, брат, это вещь. Сигарета обожгла Гарри пальцы, и он уронил ее на пол, дерьмо, затем медленно наклонился и с минуту смотрел на нее, потом наконец подобрал окурок, осмотрел его, медленно достал из пачки новую сигарету, засунул в рот, прикурил ее от старой, бросил окурок в пепельницу и лизнул обожженное место. Некоторое время он рассматривал носок своего ботинка, затем носок второго ботинка… Выглядели они хорошо, вроде как мягко, да — потом его внимание привлек большой таракан, агрессивно промаршировавший мимо, и, пока Гарри решал, не наступить ли на него, таракан исчез за плинтусом. Этот ***ин сын запросто мог прогрызть дыру В моем ботинке. Он с трудом поднял руку с сигаретой и сделал затяжку, глубоко вдохнул дым, ощущая каждую его молекулу, наслаждаясь щекотными ощущениями в горле, божественным вкусом табачного Дыма. Есть что-то в героине, что делает сигаретный дым таким офигенно вкусным. Знаешь, что нам нужно сделать, мужик? А? Нам нужно разделить герик пополам, разбодяжить его и половину продать, врубаешься? Да детка, половины достаточно, чтобы раскумариться в слюни. Точно, МЫ немного оставим для себя, а остальное сольем. Мы УДВОИМ наши деньги. Легко. Точно, детка. А потом купим еще пару граммов — и понеслась. Это будет круто, братишка. Нам просто надо быть с ним поаккуратней, не торчать постоянно, только иногда, время от времени, чтобы не подсесть, и у нас будет куча бабла уже через пару недель. Могу поспорить на твою сладкую жопку. У нас будет бабла до задницы, просто купаться в деньгах будем, братуха. Точно тебе говорю. И мы не сплющимся, как остальные лохи. Мы не подсядем и не завалим дело. Мы будем держать себя в руках и крутить бизнес, быстренько замутим фунтик чистого и будем просто сидеть и считать денежки. И нам не надо будет банчить на улицах. Ты чертовски прав, засранец. Мы возьмем героин напрямую у итальяшек, разбодяжим и расфасуем сами, а продавать за нас будут торчки, у которых из носа кровуха, а сами расслабимся, будем считать бабло и кататься на здоровенном розовом «эльдорадо». Ага, а я куплю себе шоферскую униформу и буду возить твою черную жопу по всему городу. И уж постарайся не забывать придерживать дверь, не то я поджарю твой задок… О да, меня зовут Тайрон Си Лав, и я никого не люблю, кроме Тайрона Си. Ну уж я-то точно собираюсь любить не Тайрона Си. Я сниму себе отличную квартирку в районе Сентрал Парка и буду проводить все свободное время, вынюхивая хорошеньких кисок. Блин… А ты не охренеешь? у тебя болт отвалится. Да я просто буду ложиться рядышком и гладить ее дырочку, а иногда покусывать. Бля. Вот стыдоба-то. Этот чувак собирается лежать в хорошей квартирке с хорошенькой лисичкой и тыкаться носом в ее грязную дыру. Да что ты от меня хочешь, ну нравится мне целовать их там. Боже милостивый, ну ты и грязный ублюдок. У вас, евреев, серьезная проблема — вы понятия не имеете, как правильно обращаться с женщинами. Черт, мужик, уж мы-то как раз знаем. Это у вас, африканцев, с хорошими манерами проблемы… Ты что думаешь, почему у евреев всегда лучшие девочки? С деньгами это не связано. Просто мы любим лизать киски. Чиеерт, да ты просто придурок, чувак. После того как мой портной снимет с меня мерку, чтобы сшить мне еще несколько отличных костюмов, у меня перед квартирой выстроится очередь из таких кисок, что у тебя коленки затрясутся. Это будут очень классные девочки. И каждый день разного оттенка. Как думаешь, сколько времени нам понадобится, чтобы купить фунт чистяка? Блин, чувак. Это ерунда. Просто поначалу надо будет немного побанчить самим — и все срастется. К Рождеству мы уже будем считать денежки и трепаться о такой вот ерунде. С Рождеством, брат. Сигарета снова обожгла пальцы Гарри, бля, он снова уронил ее на пол, вот же ***а.

Два подростка вошли в ломбард вместе с Сарой. Мистер Рабиновитц прошаркал навстречу, добрый вечер, миссис Голдфарб. Добрый вечер, мистер Рабиновитц, хотя я не уверена в том, что он действительно добрый. А как вы? Ох, он прикрыл глаза, ссутулился и опустил голову, ну что я могу сказать? Я один в своей лавке, а мой жена пошла на шоппинг mit наша дочь Ракель для нашего малыша Иззи, и они все еще не вернулись. На обед я буду кушать холодный язык, но без ржаного хлебца… немножко редьки и горчица, но без хлебца, ай… Он пожал плечами, покачал головой, и на ужин, наверно, холодный суп, если она не вернется, вы хотите свой телевизор? А сколько уже вашему Иззи? О, он такой хорошенький, так бы и съел его маленькие пухленькие ножки. Да, если вы не возражаете. Я взяла с собой этих милых молодых людей, чтобы они помогли мне довезти телевизор до моей квартиры, — такие милые мальчики, помогают несчастной матери — слава Богу, он прикатил его сюда на подставке, нам легче будет доставить его домой. У меня сейчас с собой только три доллара, но на следующей неделе я… Берите, берите, он снова пожимает плечами, опускает голову: я действительно надеюсь, что он не увезет его снова, прежде чем вы заплатите за этот раз, не так, как тогда — он закладывал телевизор уже три раза за месяц, и сколько времени понадобилось, чтобы вам расплатиться? Иззи на следующей неделе уже годик будет, во вторник — 0-000, вздох Сары был глубоким и долгим, — кажется, еще вчера Ракель играла в куклы, и вот… Сара Отдала три доллара, свернутые и припрятанные в блузке, мистеру Рабиновитцу, и он, прошаркав за прилавок, сунул их в кассу, аккуратно сделав пометку в блокнотике с надписью ТВ САРЫ Голдфарб на обложке. Все страницы в ней были заполнены колонками цифр и дат за несколько лет, фиксировавшими выдачу денег Гарри, когда тот закладывал телевизор, и суммы, уплаченных его матерью при выкупе. Подростки начали толкать подставку с тележкой к выходу из ломбарда на улицу. Миссис Голдфарб, могу ли я задать вам вопрос — надеюсь, вы не воспримете его слишком лично? Сара пожала плечами: сколько лет мы знаем друг друга? Он покачал головой вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Да уж, и не при помнить. Почему вы не рассказать об этом полиции, может, они поговорить С ним, и он перестанет красть ваш телевизор, а может, они посадить его на несколько месяцев подумать, а потом он стать хороший мальчик, любить вас и больше не красть ваш телевизор? 0-000 — ещё один долгий глубокий вздох — мистер Рабиновитц, я не могу — она пылко прижимает руку к груди — Гарольд мой единственный сын и родной человек. Он единственный, кто у меня остался. Все остальные умерли. Остались только я и Гарри… Мой сыночек, моя кровиночка. И кто знает, сколько у меня осталось времени, — ай, такая молодая женщина — она отмахнулась от его замечания, чтобы помочь моему сыну. Он последний В роду. Последний из Голдфарбов. Как я могу превращать его в преступника? Они посадят его с ужасными людьми, которые научат его ужасным вещам. Нет, он слишком молод. Он хороший мальчик, мой Гарольд. Он просто немножко озорник. Когда-нибудь он встретит хорошую еврейскую девушку, успокоится, и я стану бабушкой. До свидания, мистер Рабиновитц, — она помахала рукой, выходя на улицу, — передайте привет миссис Рабиновитц. Аккуратнее на выходе, мальчики. Эйб Рабиновитц кивал, глядя вслед ей и мальчишкам, пока они шли мимо немытых окон его лавки — до тех пор, пока они не исчезли из вида. Он перестал кивать и укоризненно пока чал головой. Ай, что за жизнь такая. Надеюсь, она уже пришла. Мне не хочется есть холодный суп. В моем возрасте мужчине нужна горячая еда для желудка и горячая вода для ног. Ай, мои ноги. Аххххххх…. Что за жизнь. Тsouris. " tsouris…

Когда подростки ушли, Сара снова пристегнула телевизор цепью к радиатору. Она включила его, подключила антенну и, усевшись в кресло, посмотрела рекламу Ргосtег & Gamble и какой-то сериал. Она поджимала губы, глядя, как люди на экране чистят зубы и проводят по ним языком, доказывая, что на них не осталось налета, и искренне радовалась, когда у миленького малыша не обнаруживалось кариеса, но он был такой тощенький, ему нужно бы нарастить мясца. У него нет кариеса, хвала Господу, но ему нужно побольше мяса на костях. Как и Гарольду. Он такой ХУДОЙ. Я ему говорю: ешь, ешь, у тебя же все кости наружу. Ради Бога, это же мои пальцы. Ты что, хочешь, чтобы у меня жир свисал с пальцев? Я просто хочу, чтобы ты был здоров, тебе надо поправиться. Интересно, есть ли у Гарольда кариес? Его зубы на вид не слишком здоровые. Он курит так много сигарет. Мальчик снова оттянул губу. Какие красивые белые зубки. Когда-нибудь он вырастет и, может быть, начнёт курить, и у него тоже будут жёлтые зубы, как у Гарольда. Нет, у него не должно быть кариеса, — и она продолжала смотреть в телевизор, где коробки отбеливателя, взрываясь, превращались в сверкающие белизной рубашки, а бутылки чистящего средства — в экзотических педерастичных персонажей, стирающих все свидетельства человеческого присутствия со стен и полов; усталый муж приходит домой после трудного трудового дня на работе и так потрясён белизной рубашек и чистотой полов и стен, что забывает обо всех бедах мира, он обнимает жену — о, разве она не худышка? Аккуратней, не сломай её. Она выглядит такой милой. Хорошая девушка. Содержит дом в чистоте. Моему Гарольду надо найти себе такую. Хорошую милую еврейскую девушку вроде этой. Муж подхватил супругу на руки, и они стали кружиться, а потом растянулись на сверкающем полу кухни, и Сара наклонилась вперёд, надеясь увидеть что-нибудь интересненькое, но они просто смотрели на свои отражения в линолеуме; потом на столе появились артистично сервированный телеужин, а когда муж с энтузиазмом воскликнул, как она прекрасно готовит, домохозяйка улыбнулась Саре, вроде как заговорщински, Сара улыбнулась и подмигнула в ответ и не сказала ему, что это был телеужин, и счастливая пара смотрела друг другу в глаза, поедая ужин, Сара была за них счастлива, потом пересчитала деньги и поняла, что ей придётся жить без обедов несколько дней, но телевизор того стоил. Ей впервые приходилось жертвовать едой в пользу телевизора, а потом сцена сменилась, к больнице подъехала машина, и обеспокоенная мать поспешила по стерильным и тихим больничным коридорам к серьезному, как могила, доктору, рассказавшему о состоянии ее сына и что необходимо сделать, чтобы спасти мальчику жизнь, и Сара наклоняется ближе к экрану, внимательно смотрит и слушает, сочувствуя матери, и постепенно теряет терпение, доктор так подробно излагает причины возможной неудачи. Господи, это так ужасно… ужасно. Доктор наконец закончил излагать доводы за и против и теперь наблюдал, как несчастная мать мучается, принимая решение, давать согласие на операцию или нет, — Сара наклонилась еще ближе к телевизору, сцепив руки: соглашайся жe… Да, непременно. Он хороший врач. Если бы вы видели, как он вчера прооперировал ту маленькую девочку. Он прекрасный хирург. отличный парень. Наконец женщина кивнула, вытирая текущие по щекам слезы: хорошо, хорошо. Тебе надо поплакать, куколка. Он спасет твоего сына. Вот увидишь. Это я тебе говорю. Он прекрасный хирург. Сара смотрела, как лицо женщины становится все больше и больше, ее страх и напряжение были столь явными, что Сару пробрала дрожь. Когда кадр сменился и на экране появилась операционная, Сара посмотрела на часы и с облегчением вздохнула — до конца осталось всего несколько минут, и скоро счастливая мать будет улыбаться, глядя на своего сына, а доктор ей скажет: все позади — и он поправится; а в следующую минуту снова покажут больницу снаружи, только на этот раз мальчик будет идти рядом с матерью- нет, нет, она повезет его в инвалидном кресле к машине, и: все будут счастливы, когда они поедут домой, а доктор будет смотреть им вслед из окна своего кабинета. Сара откинулась в кресле и улыбнулась, приятно расслабившись от уверенности что все теперь будет хорошо. Иногда у них с Гарри бывают ссоры, но он хороший мальчик. Все будет хорошо. Скоро он встретит хорошую девушку, успокоится, и Сара станет бабушкой.