Маргарита Шелехова - Последнее лето в национальном парке Страница 21

После утреннего приема простоквашки они не утерпели и стали собираться со мной на кладбище.

Путешествие с Виктором Васильевичем длилось целую вечность, он шел с палкой, опираясь на теткино плечо и хрипло дышал. По прибытию на место старики уселись поодаль и оттуда руководили всеми моими действиями. Через пару дней, если не будет дождя, следовало позолотить колышки ограды, а Юмис обещал сколотить маленькую деревянную лавочку. Крест, естественно, не планировался.

После окончания малярных работ мы так же долго шли домой. Переодевшись, я хотела простирнуть подпачканный краской халатик, но, услышав за окном голос Баронессы, спряталась в соседнюю кладовку, где лежали мешки с ненужными дачными вещами. Когда опасность миновала, я тихонько огородами удалилась в лес и, собрав на опушке букетик цветов, понесла их к песчаному карьеру. Уже ничто не указывало на произошедшую трагедию, и я положила цветы на желтый песок.

Перед деревней на изгибе шоссе стояли милицейская машина и «Скорая помощь», а сами милиционеры и какие-то штатские люди смотрели вниз, где крутой откос озерной террасы зарос невысоким ивняком. Под откосом лежала колесами вверх помятая машина, люди в белом извлекали оттуда окровавленного мужчину средних лет, а рядом с машиной на земле сидел с совершенно отрешенным видом высокий блондин лет тридцати в джинсовом костюме с фотоаппаратом через плечо. Это место было проклято для автомобилистов, аварии случались здесь почти каждый год. Обоих пострадавших увезла скорая помощь, оставшиеся мужчины стали вытаскивать машину на шоссе, а я вернулась домой, забралась с одеяльцем в кладовку и легла там, как в большом чемодане, из которого меня зачем-то вынули двадцать семь лет назад.

— Не сочинить ли из всего этого балет? — подумала я о своем маленьком театрике, но одна сумасшедшая французская балеринка восточноевропейских кровей весьма ехидно прошлась относительно изобретателей велосипедов.

— Да вы понятия не имеете, кто у вас там за кадром вещает, — сказала я ей с максимальной язвительностью.

Мы тут же вступили в дискуссию об особенностях постмодернизма, и ее крепенькие ножки в шнурованных ботиночках принимали по ходу дискуссии занятные позы, и в кудрявом водопаде черных блестящих волос то и дело мелькали темные глазки и красные губки. Наконец, мы сошлись на том, что все уже придумано до нас, и фамильный замок Маркау-Воджи — тот самый, который так жаждала увидеть Баронесса, как нельзя лучше подходит для декорации к балету. Когда роли были распределены, я появилась за кулисами на приеме в честь испанского посла под руку с генералом.

Балеринке досталась роль маленькой Норы, и, пока она стучала ножками по деревянным ступенькам нашей лестницы, стены дома каменели и воздымались к небу стрельчатыми арками, выходя за кадр в вечернее небо. Заиграла музыка, и под простую мелодию Шопена замок наполнялся молодыми парами, и девицы взволнованно дышали грудью над высокой линией талии, а молодые люди откидывали назад свои темные кудри и путались в стихах. Они еще не прихрамывали от боевых ран, и разочарование бытием еще не коснулось их гладких лиц, и принц смотрел на них с легкой усмешкой, но сладкие звуки музыки, кружившиеся в воздухе замка, все же бередили его жестокое сердце забытыми воспоминаниями.

Юная Нора с плачем вбегала по заросшим травой ступенькам в каменный замок, но тут же уносилась назад, в заросли роз — ведь обитатели замка были слишком поглощены друг другом, и никто не останавливал маленькую бегунью. Она непрерывно плакала, потому что ее трепетное сердечко уже открылось для любви, и красивый принц с разочарованным взором и байроновской усмешкой чувственных губ казался ей воплощением мечты, и желание любить так тесно, так неотъемлемо сплеталось с отчаянным и безумным страхом перед этой любовью. И когда принц остановил маленькую бегунью, и развевающие крылышки прозрачного голубого шарфика упали на тяжелые складки красного плаща, то сердечко Норы не выдержало и разорвалось. Маленькой Норы не стало, а за кадром холодная светская дама вздохнула, и, поправляя малиновый берет, сказала собеседнику:

— Ах, принц, я любила вас в то лето, но, может быть, я любила не вас, а саму любовь?

Картинки погасли, и безумие последних дней, переведенное в плоскость либретто, перестало принадлежать мне одной. Я засыпала, а оно растворялось в этом мире, и, спустя какой-нибудь час, маленькая узкоглазая Нора уже рыдала в зарослях хризантем у дворца богатого мандарина. Проснувшись к вечеру, я обнаружила во дворе маленькое женское совещание, все смотрели под куст бузины за огородом, где головой вниз совершенно неподвижно лежал блондин с фотоаппаратом.

— Он уже два часа так лежит, пришел и лег, — сообщила Жемина, — это газетный фотограф, он родился здесь, а потом его родители переехали в Неляй. Они ехали со старшим братом и разбились перед озером. А машину отвезли к Бодрайтису в мастерскую.

Он лежал в полном шоке еще с час, а потом Жемина уговорила его перейти на сеновал и отнесла туда молока с какими-то бутербродами. Уже совсем стемнело, а я все смотрела из окна на сосны, луковую грядку и темный сарай, где был мой собрат по несчастью, а потом налила в бутылку черничной настойки и пошла на сеновал. Наверху было тепло и душисто, он лежал с открытыми глазами и спросил меня:

— Ks t?

— Я была на шоссе сегодня днем, а вообще живу здесь каждое лето.

— Что тебе нужно?

— Я принесла выпить. Тебе, наверное, нужно снять напряжение. У меня вчера был ужасный день, и я бы выпила вместе с тобой.

— Сигарет нет?

— Сейчас принесу. Подождешь десять минут?

— Подожду.

Где взять сигареты, я знала точно. Барон, хоть и покупал сигареты блоками, но ему всегда их не хватало, поэтому я иногда припрятывала пачечку в укромном месте, а потом в нужный момент ему же ее и отдавала. Последняя пачечка лежала сейчас под его матрасом, я ее спрятала, пока пела песенку и перечисляла его красоты. Войдя с искаженным от головной боли лицом, что позволяло не подвергаться расспросам и укоротить визит, я попросила анальгина. Пока Барон искал таблетки, пачечка переселилась в карман моей куртки. Барон пообещал завтра поутру зайти поболтать, и я удалилась на сеновал, прихватив по дороге у беседки кошачью консервную банку с водой, отличную противопожарную пепельницу.

Мы выпили, он выкурил сигарету, глядя в потолок, а потом приказал коротко и ясно:

— Еikite… Иди ко мне.

Я и пришла. Больше мы толком и не говорили, и через полчаса он заснул мертвым сном, а я вернулась к себе. Утром пришел Барон с загадочным блеском в глазах.

— Слушай, что, собственно, происходит?

— Личная жизнь не удается, друг мой.

— Я бы этого не сказал. По-моему, ты страдаешь от ее избытка. Я хотел догнать тебя вчера, но ты исчезла на сеновале — кстати, я сразу ушел. А куда исчез Андрей?

— К семье. Understand?

— Ask! — после некоторого раздумья ответил мой друг, — пошли завтракать и махнем потом на Кавену.

Знаешь, у меня у самого страшное горе — вчера с утра оставил велосипед у дома Алоизаса, и его увели. Я уж и в милицию с горя заявил. И смокинг — представь только! — пришлось везти на рейсовом автобусе.

На Кавене было полно голого народа, приехала с семьей моя питерская приятельница Галя — прошлой осенью они с мужем завербовались на север и зарабатывали теперь длинный рубль в городке с большим химическим комбинатом. Галя была самой воспитанной женщиной в Пакавене и вполне могла бы претендовать на роль английской королевы, если бы однажды посередине Кавены не спела мне куплетик про пароход и цаплю, от которого мои уши до сих пор имели подвядший вид.

Сегодня был день рождения ее дочери Вари, поэтому всех фотографировали и кормили покупными бисквитами с домашним заварным кремом и ягодками. Лариса Андреевна продемонстрировала нам грудными мышцами упражнение из йоги по прямому массажу сердца и спела имениннице романс очень нежным голосом, никак не соответствующим ее характеру, после чего отправилась в свой овраг улучшать голосовые связки свежей земляникой. Через некоторое время до нас донеслось ее приглушенное лесом пение, а потом она закричала.

Мы помчались на крики увидели ее у дороги, а неподалеку в траве в судорогах корчилась молодая женщина в красных джинсах. Увидев нас, женщина указала рукой в сторону шоссе и попыталась что-то сказать, но ее тело изогнулось дугой и затихло. Баронесса констатировала смерть в тринадцать тридцать пять, такова уж была сегодня Баронессина планида. Женщину мы узнали — это была молодая лесничиха, дочь звонаря Ремигиуса, Сидоров водил к ней за озеро детей кататься на лошади. Барон тоже пробовал, но лошадка была крестьянской, к суперменам относилась с прохладцей, и он отделался легким ушибом руки.

Лара рассказала, что когда запела, то рядом за молодыми сосенками раздался какой-то шум, и кто-то промчался по лесу в направлении шоссе, ломая ветки. Лараот испуга кинулась в другую сторону и закричала, наткнувшись на лежащую женщину. Двое побежали за озеро к леснику, кто-то помчался на велосипеде в деревню. Лесника на месте не оказалось, а милиция вскоре приехала. Недалеко от трупа лежал пакетик с сахаром, явно полученным в райцентре на выданные недавно талоны. Нас описали и попросили разойтись, а Ларису Андреевну с Баронессой забрали для дачи показаний, не забыв прихватить пакетик с сахаром.