Три дня до лета - А. Сажин Страница 22

Наконец, мы встретились с другом. Сидели в авто, лил дождь. Мы пытались обсудить свой бизнес – бизнес по надуванию шариков. Друг как-то на какой-то праздник этим занимался и сказал, что это легко и прибыльно, надо только купить баллон с газом. Мы ржали и придумывали название. Я предложил «По шарам», или лучше «Вам по шарам». Я был в восторге от своей находчивости и приступил разрабатывать лого компании на запотевшем лобовом стекле. На следующее утро друг прислал мне сообщение, в котором была ссылка на контору с таким названием. «Эх, кто-то уже подсуетился, а счастье было так близко…» Я собрался и поехал на работу с огромными тяжелыми сумками из Окея в руках, которые били по ногам, монтировать кронштейны и сканеры.

Тем временем лето безжалостно заканчивалось. Я отдыхал от тяжелого рабочего дня. Небо было необычно голубое и достаточно яркое с небольшими пушистыми облаками, когда как дома окутывала ночная темная пелена. Горели несколько окошек теплым желтоватым светом – почти Империя Света Магритта во дворах ночной Петроградки. Было тепло и тихо. Это непередаваемое ощущение – гулять белыми ночами в Питере, это как религиозное действо, как магический ритуал со своими мифами, с божествами лавочек в многочисленных густых парках и разведенных мостов над черной ночной Невой. Внезапно в узкие коридоры сквера ворвался ветер, деревья встрепенулись и зашелестели листвой, мертвая тишина была нарушена, я подлил еще немного вина в пластиковый стакан. Другие параллельные миры были совсем рядом, впрочем, они всегда недалеко здесь, но не все обряды были еще пройдены, чтобы полностью войти в шаманский транс и двинуть в следующий сквер по опустевшим улочкам города. Любимого и дорогого города, с которым очень сложные отношения, но летние месяцы, а особенно ночное их время – это время позабыть все обиды.

– А я не могу перестать думать о ней, сегодня опять ездил к её дому на крышу.

– Пройдет. Смоет осенними дождями…

Я добрался до лавочек Лопухинского сада. Было начало четвертого. Метро открывалось не скоро, но и я никуда не спешил. Проплывал кораблик, оттуда доносились веселые пьяные крики и музыка – «Тыыы не веерь слезааам». Я подумал, какая же душевная раньше была попса. Или это просто ушедшая молодость. На берегу сидела парочка в обнимку. Я смотрел вдаль сквозь их силуэт.

21 …Голова Великана упала, и родился наш остров

Я перебрался к матери на Энтузиастов. Сидел дома, смотрел в потолок или в телевизор с Улицами разбитых фонарей. Или ржал как конь над выпусками ЧБД. Ливни были целыми днями. Когда находиться дома было уже невмоготу, я натянул капюшон и вышел в дождь. Но ноги повели меня не по обычному маршруту по Коммуне – границе леса и окраинных сереющих подтеками домов, а прямиком в лес. Как я уже сказал, ноги вели меня без собственно моего участия, эти места я знал наизусть, так как проводил здесь слишком много времени в детстве. Мне показалось все удивительно однообразным, просто однотонная лесопарковая зона с пятнами мусорных свалок. Раньше на этой аллее стояли частные деревянные дома, и бегали стаи собак. Сейчас дома сожгли, но собак не расстреляли. Идти было опасно. Пахнет утопающими травами и деревьями, тропинки превратились в грязевую смесь и передвигаться приходится по кромке. Дождь уничтожает. Думаю, вы не станете спорить, что лес – волшебное место. Помнится, когда заходил в его чащи, глубоко вдыхал густые ароматы древесно-земляного бульона, и в тебе просыпался зверь. Все дикое, потаенное, скрываемое, возбуждающее стремилось сразу вырваться из тебя, ты шел по тропе, источая животный пар, восходящий в небеса сквозь кривые еловые ветви, и оглядывался, чтобы другие звери его не почуяли. Да, все возбуждало, и ты словно маньяк искал жертву, и не важно, что тебе двенадцать лет, что намедни, чтоб убить время ты сжег с другом баян его умершего деда, а когда тащил его в лес, увидев двух загорающих совсем без одежды девушек, расположившихся у болотца, стоял в изумлении, как через 10 лет стоял перед картиной Бакста Terror Antiquus в Русском музее.

Навстречу по кромке дороги шла она. Она была тропическая в этих северных лесах. Мила, стройна и достаточно красива, красота её скрывалась в тех лесных густых чащах, куда пробивались лишь редкие солнечные лучи, нежно касаясь буйной нетронутой зелени и фактурной сильной коры мощных точеных деревьев. В ней была какая-то неведомая мне раньше сила, которая странным образом действовала на меня, она меня загипнотизировала, и я как будто не мог пошевелиться, как кролик при удаве. Я точно превратился в густое желе. Звали ее Кристина. Потом через несколько дней в вагоне метро я тайком поглядывал на нее, мы молчали. Ее темное каре с яркой сиреневой прядью напоминало мне дикий негритянский джаз, вырвавшийся во влажную ночь из внезапно распахнувшейся двери душного клуба. Неоновая вывеска маняще отражалась в пятнистом лужами асфальте. Приехали. Когда мы поднялись наверх, я понял, что могу встретить одного человека, старого знакомого-алкоголика, которого не хотел бы видеть.

– Пошли в другую сторону.

– Зачем? Там нечего делать – весело ответила Кристина.

– Неважно, просто пошли – довольно резко сказал я.

– Ну, зачем? Объясни! – Кристина негодовала.

– Блин, хватит!!

Я мгновенно завелся, и эта гребанная толчея офисников, толпившихся на паперти метро после работы. Нахрен всю эту картину. Просто в жопу!! Желе внутри меня вибрировало и пускало круги ненависти волнами. Почему ей просто не послушаться и не пойти, куда я прошу? Двинув в сторону Домика Петра Первого, я немного стал успокаиваться. Тут никого нет. Тут тихо. Когда я напишу книгу или выпущу свой успешный реп-альбом, я обязательно куплю квартиру в этом доме с видом на летний сад через Неву – думалось мне. Домик Петра Первого представился мне прокуренным джазовым клубом, из которого доносился стремительный боп, толпились томные музыканты в черных костюмах и разношерстная от бродяг до клерков публика с выпивкой, а над входом трещала, мигая, неоновая вывеска Pyotrland.

– Извини меня… – сказал я, вспомнив, что не один.

– Проехали. Что вообще с тобой? – теплым тихим голосом поинтересовалась Кристина, смотря как будто в никуда, но я чувствовал, что она пилит меня глазами.

– Не знаю. Ненавижу,