Симоно-Савловск - Дмитрий Маркевич Страница 22

и верхним миром кровати — загадка. Собственно, не случилось ничего особенного. Никаких странных звуков или буйства иллюминации. Просто, вчера Маэдзи ложился спать в одном помещении, а проснулся в совершенно другом. В помещении, вопившем, что под кроватью всё очень и очень сильно изменилось. Об этом шуршали бумажки в углу, трещины на сером потолке складывались в иератические письмена, возвещавшие об изменениях. Маэдзи не стал заглядывать под кровать.

Единственной звездой, которой нашлось место в Королевстве, служила лампочка в шестьдесят ватт. Под раскаленным изгибом вольфрамовой дуги открыл глаза мужчина лет тридцати с длинными, аккуратно подстриженными усами. Нервно сглотнув, он поднялся с матраца. В Королевстве не дули ветра и мужчину заставляла покачиваться какая-то иная, тайная сила. Возможно, что алкоголь, отношения с которым у короля давно были ни к чёрту.

Рыжий таракан пробежал по комкам бумаги, сваленным в углу. Мужчина швырнул в него ботинком и подошел к столу. В граненом стакане еще оставалось немного пива. Поверхность жидкости за ночь расцвела радужной пленкой.

— С чего бы это? — буркнул Маэдзи и выпил всё залпом.

Закусить оказалось нечем. Покрасневшую руку атаковали мириады электрических муравьев. Маэдзи, как всегда, отлежал её за ночь. Он поднял с пола листок, оскверненный несколькими строчками текста, расползающимися по прямоугольнику под разными углами.

Глутамат Святым Граалем

Зачерпнули и забыли.

Усилитель вкуса жизни —

Стылый полуфабрикат.

Пусть вначале было слева,

А потом блеснуло справа.

Верх и низ перемешало

Небо Млечной кочергой.

Два посла попрали череп

Маслянистыми ногами,

Холст темнел от жара. Дыры

Чернотой манят сердца.

Взгляд ловил — уткнулся в небо.

Брёл в Дамаск — попал в Каркозу.

Мыльным куполом накрыла

Всех оттенков пустота…

Мужчина пробежал глазами по написанному за ночь, брезгливо фыркнул и, скомкав бумагу, швырнул целлюлозный снежок в сугроб к остальным. Затем взял со стола вилку и расчесал усы цвета смолы. Задумчиво посмотрел на миниатюрный трезубец и двумя пальцами засунул его под ремешок часов.

Маэдзи подошел к рулону линолеума, лежавшему в дальнем углу помещения. Ногой толкнул его, потом еще раз, пока тусклое стеклянное солнце Королевства не осветило «тело» на коричневом полотне. Мужчина нагнулся и взял манекен за пояс. Поставил его напротив себя, прислонив к столу. Задумчиво прошелся до бумажного сугроба, потирая висок. Из-за плеча посмотрел на пластмассовую пленницу. На плечах у манекена горели черные звезды, оставшиеся от тлеющих морд сигарет. Единственный глаз девушки с трогательной наивностью голубой каплей смотрел на дверь, ведущую прочь из Королевства. Второй — облупился, выцвел, застыл тусклым бельмом. Маэдзи совершил резкий прыжок и ткнул вилкой в жертву. Три жадных зуба орудия, конечно, не смогли пробить манекен насквозь. Лишь оставили глубокие отметины в районе сердца, от одной из которых начала свой путь тонкая трещина. Мужчина встал на колено и, прищурившись, посмотрел на трещину. Слишком узкая, чтобы понять, какие метаморфозы произошли под розовой скорлупой.

Маэдзи осторожно положил манекен обратно на отрез линолеума и завернул в рулон. Вилка вернулась на стол. Правый зубец хищно поблескивал. Мужчина окинул задумчивым взглядом комнату, нагнулся к бумажной горке и, порывшись в ней, достал еще один комочек. Положил добычу в карман, извлек из того ключи и открыл дверь. Спал Маэдзи одетым, так что оставалось лишь накинуть пальто и обуться. Ржавая решетка служила последней преградой в пути наверх. Над её скрипучими ребрами, рассыпавшись по всему серому пространству стены, красовались буквы. Кто-то написал обгорелой головёшкой слово «царство». Последняя буква была зачеркнута, а сверху дописано — «ие». Усач вышел на улицу, потянул решетку на себя и закрыл её навесным замком…

С первого взгляда на город становилось ясно, что он замер в тревожном ожидании. Странный запах, появляющийся только в самом конце осени или в самом начале весны, разливался в утреннем воздухе. Корка льда, сковавшая лужи ночью, с каждым мгновением становилась всё тоньше. Несколько больших грязных клякс на дороге еще искрились мутными кристаллами, по глади остальных пробегала мелкая дрожь. Где-то вдалеке смеялись дети. Маэдзи подумал, что для игр во дворе слишком рано и звук вылетел из открытого окна. Мужчина закрыл лицо руками. За персидскими коврами, которые возникают, если глаза крепко зажмурить, стала проявляться объемная картинка. Охряно-красная степь — одинокие бунчуки ковыля, развевающиеся на ветру; лиловое марево, стекающее по самому подолу неба. Не понять, то ли раннее утро, то ли поздний вечер. Двумя красными бусинами на нити горизонта — огни костров. Ровно между ними — медленный ручей, почти застывший в пространстве, лишенном времени. Видение довольно точно отражало состояние Маэдзи. Надо было основательно похмелиться.

Прямо по курсу, притаившись в тени крытого рынка, стоял лоток с овощами. Под грязным полосатым тентом, за прилавком пересчитывала деньги женщина лет пятидесяти. Большую часть лотка занимал курган из облепленных землей картофелин. Рядом ютилась парочка кабачков, а за ними безуспешно пыталась спрятать свое дородное тело оранжевая тыква. Около допотопных весов Маэдзи увидел пластиковый контейнер с несколькими купюрами, щедро присыпанными мелочью. Усач досчитал до тринадцати, и четырнадцать раз совершил по пятнадцать шагов, оставив лоток за спиной. Последний шаг пришелся почти на обледеневший бордюр. Мужчина пнул его в гладкий бок, отколов значительную часть наледи. Затем досчитал до шестнадцати и вернулся к торговке. Внимательно посмотрел на овощи, ткнул пальцем в грязное рыльце одной картофелины.

— Мужчина, берите-берите, — продавщица вышла из спящего режима. — Свежая, местная. Не привозная, нитратов нет.

Маэдзи даже бровью не повел, медленно двигая пальцем уже по матовой поверхности тыквы. Та покоилась на трёх кабачках. Мужчина решил, что это не картина мироздания по версии торгашей, а просто следствие недостатка места. Пальцы левой руки усач сгибал в кармане. Один за другим, отсчитывая только ему известный отрезок времени.

— Мужчина, вы заснули? — тётка недовольно повысила голос.

— А знаешь, как спят индейцы племени пираха? — колючий взгляд Маэдзи, только что блуждавший по продуктам, воткнулся в переносицу торговки.

— Кого? — ошалело переспросила тётка. — Какая пираха?

— Это племя индейцев, — не отводя глаз и не моргая, ответил усач. — Они думают, что человек стареет только во сне. И не спят дольше двадцати минут. И знаешь, что еще?..

Тётка приоткрыла рот, как рыба, выброшенная коварной волной на песчаный берег, но так и не нашла слов для ответа.

— Еще они верят, что если оставаться во сне слишком долго, то вернется из него другой человек. Не тот, что ложился спать. Семнадцать.

Взвизгнули тормоза, на остановке закричала женщина. Торговка вздрогнула и рефлекторно повернулась, но этого мгновения хватило, чтобы Маэдзи незаметно зачерпнул мелочи из пластикового контейнера изобилия и быстро зашагал