Maxximum Exxtremum - Шепелев Алексей А. Страница 23

– Да нет, Эль, я ничего не знал, правда, – по своей извинительно-искренней интонации я почувствовал себя чуть не князем Мышкиным.

– Хуль тогда мне этот Санич мозги ебёт?! – похоже, она тоже была «в роли».

– Это Михей наверно сбил его с панталыка.

– Ну и хрен с ними. Теперь я буду знать. И они узнают… земля круглая… Б… ть, целый день! Я вам припомню!

– Да хватит уже, всё. Я вам не судья и не преследую никаких целей, но мне очень приятно было провести весь день с тобой – спасибо.

Она такого явно не ожидала. Действительно приятно!

Она как бы призадумалась, анализируя, а потом тихо произнесла: «Мне тоже».

Ага, вот оно значит как бывает, дети мои…

Она вдруг засмеялась:

– Гей-клуб «Чижик» – так Вася Ручкин этот шатёр зовёт!

Они сидели совсем рядом и хорошо были видны на свету – смеялись, говорили, оживлённо жестикулируя, и делали вид, что не замечают нас.

– Пойдём может подойдём, – подзадоривала она.

– Да что подходить, если они нам «на хрен не нужны», – напомнил я.

– Б… ть, хочется прям в с… ань укуриться! – она всё-таки нервничала, может, и ревновала.

– Да, – равнодушно вздохнул я, – а есть?

– Есть немножечко…

– А я вот не люблю курить – меня посещает измена.

– … … Б… ть, Михей ещё этот …б..нько… «Ну чё, чё?», «Ну как?» – она имитирует его суетливую манеру, а я дохну. – … … Мелочная х… ня! ……

– В натуре?! Миха бы за пакетом ползком пополз – как Ганя Иволгин!

– Да мне он …ли, Миша, – как бы отрезала она моё вновь нарождающееся неуместное остроумие.

Я на секунду внутренне замялся, но решился:

– Тогда поехали к тебе… – опять запнулся, – или ко мне…

– Ко мне, – сказала она, – только надо ещё винца купить.

Мы поднялись и быстро пошли к рынку.

Я купил на все оставшиеся не дешевого портвейна, а нормального кагора. На остановке взяли по пиву и я рассказывал уже про школьные и студенческие годы, как я всю жизнь – буквально с периода полового созревания! – сижу «в малине»: с девятого класса весь наш класс – семь девок и один я, на филфаке семь мужиков на курсе и девяносто семь баб, в моей группе – двадцать три отличницы и три долбомана: я, Репа и Коробковец, из которых к середине пятого курса остался один я! И я с ними, с ягыдыми, не особо общаюсь, не дружу, не люблю, не трахаюсь, и вообще наверно ненавижу женщин!

– Не верю, – кокетливо улыбается она, – насколько я тебя знаю, ты должен нравиться девушкам.

– Должен. Но у всех вкусы разные, а у меня своеобразные… – Всё же как приятно побыть иногда энигматичной персоной.

– Уж наслышана от Санича… – Явно мой «имидж» действовал даже на неё.

Мы доехали на троллейбусе, мило болтая. (Но они мне интересны почему-то, некоторые… наверно потому, что я плохо их знаю… Я понимаю, конечно, что умный человек, мудрый художник должен быть полностью солидарен со Станиславом Лемом – знаешь такого? – который в одном интервью в ответ на упрёк, что в его произведениях «так мало любви», сказал: меня всегда привлекала тайна бытия и космоса, а не пресловутая иллюзорная «загадка женской души»… Я – какой угодно, только не мудрый…) Сели на кухне. Было ещё рано, но голова за целый день была изнурена алкоголем. Она достала бокалы, я откупорил вино. Мы чокнулись и выпили «за встречу». Я мутно смотрел на неё и сами собою нарождались мысли-фантазии: вот ещё несколько бокалов и пойти в туалет, а оттуда подойти к ней неслышно сзади, обнять за плечи… или сразу – упасть на колени, обхватив ноги… Но это для кого-то очень просто, но не для меня. Я же этого ни за что не сделаю! Выпить бы ещё побольше. А Санич?! Может, она сама?..

Она тем временем распотрошила сигарету, достала свой пакет, отсыпала и очень профессионально забивала косяк. Я смотрел на её пальцы и губы, особенно мне понравилось, как она слюнявит бумажку…

Мы выкурили его, сев поближе друг к другу, бережно передавая, касаясь пальцами, а потом жахнули вина.

Я всё рассказывал весёлые истории о том, как мы учились, особенно про Репу – как её на первом курсе вызывали к доске разбирать предложение, она выходила, медлительная, вялая и улыбающаяся, ей диктовали, она, схватив своей с… ной лапкой самый большой кусман мела, неспеша записывала первые слова три такими большими печатными буквами, что на остальное не хватало места, и довольно ждала… Взглянув, наконец, на доску, преподаватель удивлялся, заставлял стереть и написать по-новому, Репинка пожимала плечами, лыбилась, и также неторопливо стирала и писала буквы чуть поменьше, так что умещалось слова четыре… Когда процедура повторялась раз пять, препод не выдерживал, посылал профанку куда подальше и в дальнейшей своей практике старался её не спрашивать вообще – чего она и добивалась. Когда её спрашивали отвечать изустно, она подымалась с места, всячески лыбилась и мялась, и не очень внятно повторяя на все лады формулировку заданного ей вопроса вперемежку с идиотско-риторическими вкраплениями «Ну шо здесь можно сказать?..» – «Да, да…» – «Ну вот, да» – преподавателю довольно быстро надоедало: «Да Вы не учили наверное?» – Репа очень лыбилась и произносила своё коронное «Ну почему же?» Со мною дело обстояло намного проще: «Морозов!» (– «Морозов?! – ты же Шепелёв?!» – «А ты мой паспорт видела?») – «Морозов!» – «Я не учил!» – «Два!» (или добавлялось: «Почему?!» – «Я болел!» – «Опять?!» – «Да!» – «Садись, два!»). Напомню, что речь идёт не о школьных уроках чудесных, а об университетских… А внеклассные-то мероприятия – хе-хе!

14

ОФ, как всегда, отрубился одним из первых, дед сухо распрощался и ушёл, я был тоже плох и решил тоже как-нибудь заснуть, а для этого прослушать что-нибудь из серии «бродить по сказочным мирам», например, CAN.

Только я начал начинать засыпать, в каких-то тёплых тонах представляя об Уть-уть – стук в дверь – вскакиваю – дед …дор вернулся, думаю – смотрю: Репинка. Она довольно осмотрела место происшествия, выслушала мой эмоциональный отчёт и выговор ей, на что не менее довольно сказала: «Мы решили над вами подколоть», а затем сообщила, что сегодня на факе какое-то мероприятие у «психов» (в нашем корпусе всего два факультета: наш и психфак, где учится Уть-уть), будет дискотека, и я, как вы поняли, по известным причинам ещё месяц назад предвкушал поход туда…

Было муторно, всё болело, клонило в сон, но я решил идти. Да не один, а с О. Фроловым. Я встал, расправил ещё немного чайник и поставил его. Разбудить этого сегрегата – дело невыполнимое, но профанка Репа подсобила мне водою, да он ещё не так долго спал, а следовательно, не так далеко ушёл в «сказочные миры» и французскую революцию – или просто не очень много выпили. Репа ощупала ему голову, найдя две шишки, потом зачем-то и мою, найдя несколько седых волос, пообещала что «всё будет», а О’Фролову, пожелавшему большей конкретики, была обещана бутылка пива; она также посоветовала взять с собой «мыльницу».

Вскоре недалеко от нас образовалась группка выпивающих – это вроде были «психи», но видимо с младших курсов, поскольку мы их не знали. Там были три девушки. Я присматривался в полутьме к одной из них – словно непонятно зачем попавшей в эту глухомань француженке – высокой девушке в элегантном светло-розовом или бежевом пальтишке, слыша вульгаризированный смешок, грубоватый вокал, какие-то «не наши» интонации, из-за которых и сами слова не разобрать – и не верил своим глазам и ушам: неужели это она?! Ей дают пластиковый стаканчик, она берёт, ей наливают водки, она опрокидывает, запивая её из полторашки, кажется, с тархуном. Привычная картина – но это же она – Уть-уть?! И не раз…

– Уть-уть, что ль, Лёнь, да? – громко поинтересовалась Репа.

– Кажется, это она, – вздохнул я.

– Мила Йовович, б… ть, – закашлялся ОФ, коверкая ударенье, предвкушая мою реакцию, – шлюха Бессона! Я бы даже сказал: Бессовестная, Без Сна, Без Носа – вспомним Гоголя, хгы-гы!

– Ничего, нормальная чикса, – продолжая комедь, одобрила Репа, – жрёть что твой Санич! – и подтолкнула меня под локоть с бутылкой: – Иди, Лёня, познакомься, что ли – ты ведь тоже жрёшь и к тому же гениален…