Симоно-Савловск - Дмитрий Маркевич Страница 24

Программа была стандартной для провинциальной эстрады. Сначала выступил детский коллектив — десяток мальков, пытающихся под фонограмму поймать ртом морозный воздух. Их сменили какие-то восточные единоборцы, которые боевыми петушками закувыркались на деревянном помосте. Маэдзи стало невыносимо скучно, и он попытался проложить себе путь сквозь толпу. Однако все его усилия привели лишь к небольшой передышке на отмели лотка с едой. Со временем лавировать среди тел стало значительно проще. То ли зубная коронка всё-таки переключилась на режим локатора, то ли толпа поредела. Забрезжила светлая полоска асфальта. Это огонь фонарей, отраженный в луже, манил к себе Маэдзи.

Противный звук прорвался в эфир, разогнав все приятные мысли. Тягучий, как зубная боль — гул, рожденный в преступном союзе монитора и слишком близко поднесенного к нему микрофона. Маэдзи поморщился и притормозил, остановившись в круге света от фонаря. Взглянул под ноги на свое отражение в луже: аккуратно подстриженные усы, тяжелый взгляд, лошадиное лицо, черная полоса на шее…

— Стоп, — пробормотал под нос Маэдзи. — Это у нас что?

Нагнувшись, он поднял из лужи мокрый предмет. На ладонь мужчины лёг черный выкидной нож с серебряным драконом на рукояти. Щелчок и стальной язык выпрыгнул из пасти дракона, слизнув каплю дождя. Маэдзи стало не по себе. Совпадение было слишком очевидным, ситэ брезгливо бросил ему под ноги инструмент, играть на котором Маэдзи вовсе не хотелось. Но был ли у него выбор? Перейдя на быстрый шаг, мужчина оставил позади праздничную площадь. Он старался ни о чем не думать, ни о своем отражении в луже, ни о ноже, ни о совпадениях. Но непослушная цепочка ассоциаций затягивалась вокруг озябшей шеи. Трещина на разбитом лбе продуктового ларька скрылась за серебряным драконом изоленты. Тучи намокшими усами нависли над крышами. Стая птиц взлетела с тополя, и темными каплями расплескалась по небу. Маэдзи продолжал идти к месту встречи, а бес на шее всё сильнее стучал ногами в его грудь. Мужчина хотел взяться за сердце, но рука сама полезла в карман. Развернув бумажный комочек, Маэдзи пробежал взглядом по написанному.

В одна тысяча девятьсот девяносто четвертом

Россия играла со Швецией.

Последний викинг и Черный жемчуг —

Рябил мутно-мыльный экран.

В одна тысяча девятьсот девяносто четвертом

Луна притворялась зеркалом,

Паря над крышей и отражая

Блуждающий солнца сигнал.

В одна тысяча девятьсот девяносто четвертом

Смарагдами светофоров

И странностью застеколья

Манила летняя ночь.

Маэдзи не помнил, когда он это написал, но на душе стало теплее. Бес на шее если и продолжал стучать, то звук его ударов терялся в вязком облаке ностальгии. Тропинка вела к длинной аллее, входу в парк аттракционов. Маэдзи не был в нем так давно, что уже не узнавал черные силуэты каруселей на темно-синем фоне неба. Мужчина не знал, как современные аттракционы выглядели при свете солнца, но мог поспорить, что их уже не опоясывали ржавые кольца, они не скрипели тоскливо и страшно, с них не сыпалась старая голубая краска. Почему-то именно мысль о голубых хлопьях на жёлтых осенних листьях подняла в Маэдзи очередную волну воспоминаний. И он почти дал образам оформиться, но помешало нечто на пути.

Слева от дороги в окружении старых кривых тополей стояла странная геометрическая фигура — куб со сторонами в несколько метров и цилиндром на боку. Сам куб покрывали рисунки, которые Маэдзи не разглядел в полумраке. Помогла память — из её мутных омутов вынырнули Микки-Маус и Дональд Дак. Подойдя ближе к исполинской коробке, мужчина понял, что его данные устарели и мышь с уткой, улыбаясь, вновь скрылись в свинцовых водах.

— Иллюзион, — скорее утвердил нежели прочитал Маэдзи, глядя на буквы, что радугой повисли над целым болотом веселых лягушек.

К его удивлению, из-за двери пробилась полоска света. В такое время, конечно, никакие аттракционы работать не могли. Маэдзи подумал, что может быть дело в празднике. Но Чёртово Колесо не вращалось, не скакали по кругу лошадки, и огромная гусеница не ползла лениво в горку. А дверь «Иллюзиона» таинственно светилась в осенней мгле. Маэдзи попытался вспомнить, что же происходило внутри куба во времена его детства. Определенно, крутились стены, сходил с ума свет ламп, из пустоты выныривали всё те же Микки с Дональдом, радостные зверушки, полки с книгами и, почему-то, советские космонавты. Маэдзи убрал нож в карман (только в этот момент осознав, что, вероятно, последние несколько минут нажимал на кнопку лишь затем, чтобы вновь сложить лезвие), поднялся по ступенькам и толкнул дверь.

В тесном закутке на табуретке сидела женщина среднего возраста и читала книжку. Подняв взгляд на Маэдзи, она приветливо улыбнулась.

— Здравствуйте. Хотите совершить незабываемое путешествие? — быстро и четко, словно за мужчиной стояла целая очередь ожидающих, спросила кассирша.

Маэдзи хотел ответить что-то, но все мысли куда-то разбежались, и он просто кивнул. Улыбчивая кассирша встала с табуретки, приоткрыла следующую дверцу и знаком пригласила гостя войти. Он принял предложение и попал в маленькую комнатку. Насколько тесной она была, Маэдзи не понял. В темноте казалось, что стены уходили куда-то в бесконечность. «Ну, с внешней стороны я кубик видел. Никак не больше того», — подумал мужчина и сел на лавочку. Кассирша опустила ему на грудь защитный поручень. Света в комнатке было совсем немного, но Маэдзи показалось, что женщина вновь ему улыбнулась.

— А теперь приготовься, — она отошла от лавочки и прежде, чем закрыть за собой дверь добавила, — Ты же у нас смелый?

Маэдзи пожал плечами, понимая, впрочем, что увидеть этого она не могла. Вытерев промокший лоб, мужчина положил руки на холодный металл и почувствовал ток электричества в его глубинах. Барабан вздрогнул, заскрипел механизм, сидящего на лавочке понесло вверх.

Сначала белые круги света выхватывали из темноты фрагменты нарисованных зверей. Алый язык дружелюбного пса, желтая шея жирафа, глаза-крыжовинки довольного кота. Затем вспышки стали короче и чаще, сознание Маэдзи выловило из калейдоскопа огней образ комнаты — старый деревянный шкаф, геометрические узоры на ковре. Затем другая комната — бежевые грустные обои, ширма из магнитной ленты на дверном косяке. Множество комнат: больших и маленьких, хорошо обставленных и скудно украшенных сменялось перед глазами Маэдзи. Вот пролетело пружинистое брюхо кровати, на которой он спал прошлой ночью, а следом мелькнуло загадочное переплетение канатиков, как у гамака. В застывшем мире одной из комнат (заваленной вещами, как будто с неё съезжали, или наоборот — заселялись), взгляд мужчины устремился куда-то дальше, за