Чак Паланик - Снафф Страница 25

Неловко придерживая букет роз, я втыкаю зубочистки в маленькие колбаски.

Держа под мышкой влажного пса для автографов, лью соус барбекю на кусочки чесночного хлеба.

Мистер Бакарди пристально смотрит на меня. Морщит лоб, поджимает губы. Поднимает руки, хватается сзади за шею, слегка наклоняет голову. У него под мышками — седая щетина. Он стоит, чешет шею двумя руками. Или что он там делает, я не знаю.

— Погоди, — говорит мистер Бакарди, и цепочка у него на шее вдруг провисает. Он снимает цепочку и держит ее двумя пальцами. Золотое сердечко покачивается, как маятник. Мистер Бакарди протягивает мне цепочку. — Вот тебе ключ к богатству и славе.

Покачивая медальоном, ловящим свет телеэкранов, он говорит:

— Представь, что отныне и впредь тебе вообще никогда не придется работать, ни дня. Заманчиво, правда?

Моя приемная мама, говорю я ему, она такая лицемерка. В тот день, когда она застала меня с секс-куклой, она вернулась домой со своих курсов по украшению тортов. У них у обоих, и у приемной матери, и у приемного отца, наверняка были какие-то интрижки на стороне. Во всяком случае, спали они в разных комнатах, и я ни разу не видел, чтобы они заходили друг к другу в спальню. Приемная мать запрещает мне лазить по Интернету, чтобы он меня не развращал, а к ним на курсы ходит преподаватель-кондитер, мастер по изготовлению эротических тортов в виде гениталий, покрытых сахарной глазурью. Типа это прикольно и весело. Такая лицемерка… Сначала она отругала меня, а потом удалилась на кухню практиковаться в изготовлении засахаренных мошонок и задних проходов из творожной массы с лимоном. Ушла смешивать пищевые красители для клиторов и сосков. Переводить галлоны охлажденного заварного крема, чтобы выдавливать подобия крайней плоти на огромные листы вощеной бумаги — ряд за рядом. У нас в холодильнике постоянно лежат какие-то части тела: влагалища, ягодицы, недоеденное бедро. Прямо как в холодильнике Джеффри Дамера.[6]

Мой приемный отец постоянно просиживал в своем подвале, раскрашивая крошечных немецких медсестер: спиливал им груди пилочкой для ногтей, чтобы они были плоскими, рисовал грязь у них под ногтями и чернил зубы, превращая их в малолетник проституток. Моя приемная мама добавляла краситель с кокосовую стружку, чтобы сделать лобковые волосы, или перекручивала кончик такого специального мешочка для выдавливания крема, чтобы разрисовать красными венами шоколадный торт в виде огромного эрегированного члена.

Струйки водянистых чернил вытекают из мокрого тряпичного пса и текут у меня по руке, по боку, по ноге.

Мистер Бакарди говорит:

— Бери.

Он покачивает у меня перед носом золотым сердечком и говорит:

— Посмотри, что внутри.

Мои пальцы — липкие от сахарной пудры и варенья из пончиков. Я по-прежнему сжимаю в руке эту маленькую таблетку, которую мне дал Дэн Баньян — таблетку, чтобы у меня встало, когда будет нужно. Стараясь как-то удержать букет роз, таблетку для стояка и мокрого тряпичного пса, я поддеваю ногтем застежку, и медальон открывается. И оттуда выглядывает младенец, расплющенный комок кожи, лысый, со сморщенными губами, и вообще весь какой-то сморщенный — как надувная секс-кукла. Это я. Этот младенец — я.

Золотой медальон, он еще теплый. Нагретый кожей мистера Бакарди. Теплый и скользкий от детского масла.

На другой внутренней стороне медальона лежит маленькая таблетка.

Самая обычная таблетка. Внутри золотого сердечка.

— Цианистый калий, — говорит мистер Бакарди. Он говорит, чтобы я спрятал таблетку в бумагу, которой обернут букет.

— Касси, она прирожденная мазохистка, — говорит мистер Бакарди. — Для нее это — лучший подарок от сына…

Я даже не знаю.

Она сама этого хочет, говорит мистер Бакарди. Она сама попросила его принести ей эту таблетку, даже дала медальон, чтобы ее спрятать.

Мистер Бакарди говорит:

— Скажи, что это от Эрвина, и она все поймет.

Я переспрашиваю:

— От Эрвина?

— Эрвин — это я, — говорит мистер Бакарди. — Меня так звали раньше.

Он говорит, чтобы я дал ей таблетку. Она умрет, а я выйду отсюда богатым человеком. С такими деньгами мне будет уже не нужна никакая семья. Мне будут уже не нужны никакие друзья. Когда ты богат, говорит мистер Бакарди, тебе вообще никто не нужен.

Ребенок внутри медальона, весь комковатый и сморщенный. И маленькая таблетка в гладкой оболочке.

То, чего Касси Райт не хотела, против того, что ей хочется.

То, от чего она отказалась, против того, о чем попросила сама.

Мистер Бакарди говорит:

— Твоя мама, она очень умная женщина. И всегда добивается, чего хочет. Она захотела сделать липосакцию, и я ей все оплатил. Она захотела имплантаты груди, и я все оплатил. Дал денег, чтобы выкачать жир и закачать силикон.

Эта фотография младенца, она носила ее на шее почти полжизни.

Мистер Бакарди говорит:

— Касси сама захотела сниматься в порно, чтобы избавиться от опеки родителей. Она сама попросила меня дать ей какие-нибудь препараты, чтобы расслабиться.

Нос младенца на снимке — это мой нос. Его толстенький подбородок — мой подборок. Его косящие глазки — мои.

Моя мама проглотит таблетку, может быть, только надкусит, и все ее мышцы парализует. Она не сможет дышать, потому что ее диафрагма не будет двигаться. Ее кожа посинеет. Без боли, без крови. Она просто умрет.

Моя мама просто умрет. И этот фильм станет последним мировым рекордом в гэнг-бэнге. Она умрет, а мы все войдем прямиком в историю.

— И еще одна неоспоримая польза, — говорит мистер Бакарди. — Никому не придется быть следующим после того зараженного чувака.

Он говорит:

— Ты спасешь жизнь стольким людям, малыш. Мне нужно просто спрятать таблетку с цианистым калием в букет, отдать букет ей и сказать, что это от Ирвина.

— От Эрвина, — поправляет мистер Бакарди. Я говорю, что у нас есть проблема. Большая проблема.

Имя Клорис Личмен с мокрого пса для автографов отпечаталось у меня на боку, только задом наперед. Рядом с ним отпечаталось: «Ты — самый лучший». Тоже задом наперед.

— Честное слово, клянусь, — говорит мистер Бакарди. — Она сама этого хочет.

Этот младенец из медальона. Он глядит на нас обоих.

Я говорю, нет. Вы не поняли. Проблема, она в освещении. Здесь недостаточно света. Эта комната, она в подвале. Окон нет, освещение тусклое. У меня на ладони лежат две таблетки. Таблетка с цианистым калием и таблетка для стояка. Но я не знаю, какая из них — какая. Где тут секс, а где — смерть. Я не знаю.

Я спрашиваю у мистера Бакарди, какую таблетку мне надо дать ей.

И он наклоняется, чтобы рассмотреть получше, и мы оба дышим, жарко и влажно, в мою раскрытую ладонь.

23

Мистер 137

Девочка-ассистентка старательно выпроваживает меня за дверь. Я только что кончил на роскошную грудь Касси Райт, моя сперма — она еще теплая на ее коже, еще не успела застыть, — а ассистентка уже сует мне в руки бумажный пакет с одеждой. Говорит, чтобы я одевался. А я рассказываю мисс Райт, как восхищался ее гениальной игрой в роли решительной и непреклонной школьной учительницы, которая пытается найти общий язык с трудными подростками из самых бедных районов города — и хоть чему-нибудь их научить. Это было так вдохновенно. По-настоящему вдохновенно. Ее героиня, она такая ранимая и в то же время такая сильная. Только ради нее я и смотрел «Анальные джунгли».

Фильм, который потом выходил под названием «Как выдрана была моя долина».

А потом — под названием «Всадить в мисс Джин Броди».

Мисс Райт завизжала от восторга. То есть действительно завизжала, когда узнала, что я смотрел этот фильм. Что я смотрел все ее фильмы, от «Ангелов с грязными губками» до «Языка в промежности».

Ее любимый цвет: цвет фуксии. Любимый запах: запах сандалового дерева. Мороженое: ванильное. Что ее больше всего раздражает: когда в магазинах проверяют сумки на входе.

Она понюхала мои волосы и опять завизжала.

Мы с ней говорили о постельном белье, о преимуществах чистого хлопка перед тканями с добавлением искусственных волокон. Мы говорили о Кейт Хепберн, лесбиянка она или нет? Мисс Райт сказала: «Определенно». Мы с ней пожаловались друг другу на наших мам. И все это время, пока мы болтали, я долбился в нее: во влагалище, в задницу, между грудей. Мы с ней мило болтали, а мой член тем временем исправно ходил взад-вперед.

Девочка-ассистентка стоит у кровати, так чтобы не попасть в кадр, и держит в руке включенный секундомер.

И знаете что? Мы с мисс Райт только-только заговорили о наших любимых диетах, и тут ассистентка жмет на кнопку секундомера и говорит:

— Время вышло.

И уже в следующую секунду мне в руки суют пакет с одеждой и настойчиво выпроваживают за дверь. Я даже трусы натянуть не успел — они так и болтаются у лодыжек, и я иду вперевалку, и мой член неловко раскачивается, словно белая трость слепого, и ассистентка еще имеет нахальство сказать: