Андрей Рубанов - Сажайте, и вырастет Страница 25

Из следующих реплик, возбужденной – следователя и успокаивающей – Рыжего, я понял, что попал на мероприятие под названием «очная ставка», где мне предстояло быть главным действующим лицом. Двое унылых курильщиков – статисты, из нас троих свидетели выберут для опознания одного, то есть меня.

Значит, расстрел из новеньких автоматов отменяется – по крайней мере сегодня. Это хорошо.

Хватов – очевидно, по случаю видеосъемки – облачился уже не в заношенную ковбойскую рубаху, но в довольно приличный шерстяной свитер. Прокашлявшись, он распорядился включить аппарат и громко зачитал в объектив дату и время.

Оператор дал панораму. Когда хрустальный глаз повернулся в мою сторону, мне так страстно захотелось показать язык, что от напряжения скулы свело судорогой. Но я совладал с собой.

По всем правилам визуального искусства панорама закончилась в той же точке, откуда и началась, то есть на крупном плане лица Хватова. Он блеснул стеклами очков и провозгласил:

– Приступаем, это самое, к вызову свидетелей! Поспешив в коридор, рязанский человек вернулся в сопровождении свежей девушки с походкой старшеклассницы-хорошистки, ожидаемо вызванной к доске отвечать урок. Юница покусывала губу, но держалась в целом довольно независимо. Скромный брючный костюмчик немного свисал и морщил, скрывая, в нашем случае, не столько недостатки фигуры, сколько достоинства. Конечно, свидетельницу заранее предупредили, что вызывают в органы, опознать опасного преступника, и она оделась скромно – дабы хамы не глазели.

– Узнаете кого-нибудь из этих людей?

– Да,– кивнуло юное существо, кусая розовые губы.

– Которого из них?

– Того, что в середине...

– Пожалуйста, подойдите ближе и укажите рукой. Не бойтесь...

Девочка, да, стеснялась, но румянец на маленьких круглых щеках указывал на то, что она возбуждена, ей интересно, и это ощутил каждый мужчина в комнате; все, включая потрепанного оператора, еле уловимо улыбнулись со снисхождением.

– Этого... С молодой особой в брюках я виделся лишь однажды, и все происходило аж целый год назад, и наш с ней разговор продолжался едва ли больше десяти минут, и происходил на ходу, в коридоре налоговой инспекции; девушка там работала, а мне требовалась какая-то срочная бумага, справка или что-то в этом роде; день тогда был неприемный, однако я смог уговорить вахтера пропустить меня внутрь здания, разыскал юное создание в скромнейшей блузочке и убедил выдать мне требуемый документ немедленно – ссылаясь на крайнюю срочность и важность вопроса.

Теперь, спустя четырнадцать месяцев, инспектриса безошибочно указала на меня. Робея при этом, но разглядывая обстановку и людей в кабинете с явным любопытством. Ситуация поразила меня чрезвычайно, и я сделал для себя два важных вывода. Первый: девичья память не так уж коротка. Второй, более значимый: в преступном бизнесе у меня нет будущего, совсем, раз случайно встреченные люди, обменявшись со мной десятком фраз, годами хранят в памяти мою физиономию...

Дальше пошло быстрее. Пояснив все, что требовалось, девушка – с видимым облегчением, но и некоторым разочарованием – вышла в соседний кабинет, а на ее месте возникла другая, примерно такая же.

Свидетелями оказались сплошь дамы, числом семь или восемь. Все указали на меня, не колеблясь ни секунды. Ошибиться трудно: войдя в кабинет, дамы с опаской оглядываются и видят сидящего на стуле зажатым меж двух чисто выбритых статистов негодяя – мрачного, в мятом спортивном костюме. Небритого, уставившегося взором в пустоту. Два часа назад его выдернули из одиночной камеры, где он просидел четыре недели, впихнули в железный ящик и привезли сюда под дулами автоматов. В общем, из всех присутствующих именно я выглядел как отъявленный подонок.

Верните мне «Кензо», и «Валентино», и «Ллойд», и «Лонжин», сводите к парикмахеру и в солярий – тогда пальчики вряд ли потянутся в мою сторону так уверенно.

Вообще, когда на тебя показывают пальцем и говорят: «Это он, я узнаю его», – начинаешь ощущать за собой вину за все преступления на белом свете, вплоть до убийства президента Кеннеди.

Всем этим людям я не сделал ничего плохого, однако испытал сейчас ужасную неловкость. С опознавшими меня дамами я иногда, бывало, болтал минут по десять о всяких интересных вещах, и они принимали меня за добропорядочного человека, а теперь выходило, что я – сволочь, и общение со мной чревато вызовом в милицию для дачи показаний.

Многочисленные дамы (все, кроме самой первой – налоговой сборщицы) являлись представителями популярной в среде столичной молодежи профессии стряпчих. Их бизнес заключался в получении от государственных инстанций всевозможных разрешений, свидетельств, лицензий и других красивых цветных бумажек с вензелями, водяными знаками и золотым тиснением.

Без набора таких разрешений ни один гражданин и думать не может о том, чтобы начать свое дело. Хождения по полутемным, затоптанным, забитым людьми государственным разрешительным конторам, многочасовые очереди, неразбериха поджидают всякого начинающего коммерсанта, рискнувшего после мучительных раздумий запустить свое дело.

Посетив однажды какой-нибудь филиал Государственной регистрационной палаты и выяснив, что люди занимают здесь места в очереди с четырех часов утра, а к обеду собирается толпа из нескольких сотен человек и случаются драки, молодой бизнесмен становился грустен. Но он открывал газету, находил объявление – и нанимал для решения своей проблемы стряпчего.

Взяв гонорар, стряпчий сам регистрировал юридическое лицо. Сам маялся в очередях, а чаще платил по таксе за ускоренное прохождение своих бумаг через череду кабинетов. За услуги он брал увесистую сумму: три-четыре месячных заработка врача или учителя. Бизнесмен в это время занимался более насущными делами. Ему нужно было появиться только один раз, с паспортом. А иногда бывало достаточно и паспорта как такового. В других случаях устраивала даже ксерокопия документа. Через руки несчастных госслужащих в день проходили сотни новорожденных фирм. На мелочи никто не обращал внимания. Фамилия? Рубанов. Название фирмы? «Вася энд компания». Госпошлина уплачена? Следующий!

Через месяц счастливый коммерсант получал от стряпчего новенькие свидетельства, справки, а также круглую печать. Теперь он мог делать бизнес на законных основаниях. Теперь государство одобрило его намерения официально. Правда, если новичок изъявлял желание не просто торговать, но покупать или продавать деньги, нефть, газ, лес, табак, алкоголь, алмазы, автомобили, недвижимость, лекарства, оружие – иначе говоря, если он претендовал в этой жизни на сколько-нибудь серьезные роли – он должен был подняться на следующий уровень разрешительной пирамиды. Получить особую лицензию. Это значило – пройти еще один круг: снова стряпчий, только более дорогостоящий, снова ожидание; сама же стоимость документа и прочие сопутствующие расходы надолго делали всякого предпринимателя немногословным и раздражительным.

Как бы то ни было, однажды новорожденный бизнес начинал крутиться. Люди становились богаче, государство имело свою долю в виде налогов. Здесь однажды наш хитрый коммерсант (он не хотел отдавать долю) придумал простой трюк. Он забросил только что созданную фирму «Вася энд компания» – и тут же через стряпчего зарегистрировал другую: «Ваня энд компания». А потом появились еще «Гриша», «Саша», «Наташа» и так далее. Провернув несколько выгодных сделок, хитрец пускал очередную «Сашу» и «Наташу» ко дну,– на смену уже давно были подготовлены «Маша» и «Леша».

Чтобы не иметь проблем с властями, ловкий предприниматель скрывал от налоговых инспекторов свое место жительства. Однажды его искали, но не нашли и забыли.

К середине девяностых годов двадцатого столетия на каждого налогового инспектора в столице приходилось примерно по восемьсот фирм. Сборщики податей физически не успевали бегать за каждым недобросовестным налогоплательщиком.

Стряпчие девочки и мальчики развивали свой сектор рынка. Они стали предлагать к продаже уже готовые комплекты бумаг и разрешений. Компании, общества, корпорации регистрировались «впрок». Продажа готовых фирм приносила хороший доход. Теперь хитрый коммерсант имел возможность прийти в офис стряпчего, выпить чашку кофе, положить на стол чей-нибудь паспорт и через полчаса превратиться из простого коммерсанта в такого коммерсанта, за чью коммерцию будет отвечать совсем другой человек.

Хитроумный молодой капиталист тоже не сидел на месте. Он двигался вперед, стал проворачивать крупные сделки и, соответственно, больше тратить на свою финансовую безопасность. Уже через два года он скупал фиктивные корпорации десятками. Все они регистрировались на утерянные, украденные паспорта. В наличии имелись также и добровольцы, зиц-председатели. Столица Империи в середине девяностых годов была переполнена отчаявшимися, насквозь безденежными дураками. За пятьдесят долларов они ставили подпись на любом документе.