Алексей Синиярв - Буги-вуги Страница 25

Вокалист(стка) закончил(а), а на подмости выбежал некто суетливый в рясе и начал вынимать из рукавов: мясорубку, шумовку, живую курицу, которая, недоуменно озираясь, беспокойно забегала кругами, томагавк, спиртовку, кастрюлю, — короче всё необходимое для приготовления бульона, включая специи и „Донское солнечное“.

Наконец приготовления были окончены, фокусник, состроив зверскую рожу взмахнул было топориком, но курица, не иначе как почуяв неминуемую беду, вдруг вырвалась из рук мучителя и резво вспорхнула под потолок, где и села на арматуру освещения, нервно вскрикивая и топорща перья. Подпрыгивания и метание реквизита в беглянку ни к чему не привели, если не считать два ответных пятна, которые булькнулись сверху.

Неудачливого мага проводили хохотом, а на сцену вышли гопники в армейских гадах и загнусили на четыре голоса „Пайнт ин блак“ роллингов. О, боже!

Силач Пивофф всё не появлялся, по рядам пополз шумок, что он переквалифицировался в последнее время с зубов на пятую точку. Начинало становиться скучно. Гопники закончили про мир в черном и завыли что-то своё, явно подделываясь под Клиффа Ричарда.

Когда я уже собрался уходить, не дождавшись ни силача, на загадочного русского, на которого пришло, по крайней мере ползала, как вдруг объявили группу под названием „Пинк Флойд саунд“. Как оказалось, на афише название, как это у нас водится, переврали, что для меня не меняло ровным счетом ничего. Музыканты довольно быстро подключились и начали.

Це-це-це-це-це, как восклицает мой знакомый по имени Наиль из русской службы Би-би-си. Это было нечто! Нечто в виде электронного гудения, чмокания-сосания, всхлипов-вздохов и мерзких шумов, вроде железа по стеклу. Весьма сексапильная девушка по имени Джульетт, как она всем сообщила с самого начала, что-то вскрикивала и стонала, довершая общую картину. Музыканты трясли дебильными прическами, аппаратура фонила, басист постоянно отключался и вместо того, чтобы подпаять соединение, бил ногой в бок ободранной колонки. Соло-гитарист стучал головой по клавишам, пугая аккуратного органиста, барабанщик был так счастлив, что молотил мимо барабанов. В общем, царило состояние праздника. В довершение всего, стоящий рядом со мной парень, с волосами до пупа, да к тому же еще и перламутровыми, объяснил непонятливому мне, что группа сия считается самой громкой, самой непонятной, самой фантастической и самой выдающейся андерграундной командой. Хоть в „Мелоди Мейкер“ не сходя с места их тащи!

К сожалению, от переизбытка впечатлений у меня разболелась голова и я вынужден был ретироваться.

Вот так состоялось мое знакомство с „Пинк Флойд“, и поэтому, когда я отправился по заданию редакции на их концерт в „Круглый Дом“ — известный, как место сборищ лондонских длинноволосых бездельников и их распутных подруг, — я примерно предполагал, что могу увидеть.

Надо сказать, уважаемый читатель, что „Круглый Дом“ — это бывшее паровозное депо, давно уже не используемое по своему прямому назначению. Участь такого рода помещений — дряхлеть под вывеской „овощехранилище“ или тихонько гноить остатки армейского инвентаря, сохранившиеся аж с первой мировой. Накануне я заскочил туда на предмет рекогносцировки, но кроме пустых бутылок из-под шотландской бормотухи да гулкого эха, ничего выдающегося не обнаружил.

Поскольку аренда бетонных катакомб обходится в смешные цифры, а народ на прибабахи глупо падок, концерты здесь проводятся с завидной регулярностью. Раскруткой этого дела занимаются Джон Хопкинс из газеты „И.Т.“, а денежки на улёт ищет Майкл Хеншоу, и, по-моему, у них весьма даже получается. На таких симпозиумах заработать можно поболее, чем на королевских казначейских облигациях восьмого транша.

На прошлой неделе тут играли Джено Вашингтон с „Рэм-Джэм-Бэнд“, и как мне рассказывал журналист Грэхкем Лок, все плясали, как сумасшедшие. Давеча всех просто загасили „Завтра“ с невероятным гитаристом Стивом Хоу. Мне уже довелось видеть эту команду и я вполне разделяю мнение Лока. Из парня точно будет толк или я в этом совсем ничего не понимаю. Ну, а нынче, по всем прогнозам что-то да будет; один дядя, не буду его называть, вы все его знаете, тот выдал фразочку: „стимулирующее интеллект“. Чито ж, посмотрим, сказал слепой, как хромой спляшет.

Когда я приехал в половине второго ночи — на площади уже газовала и сквернословила транспортная пробка и после, увы, тщетных попыток припарковаться, пришлось плюнуть, бросить свой „Фиат“ посреди дороги и пробираться к входу, под клаксонный рёв и миганье фар.

У ворот стоял грустный клоун и раздавал каждому по кусочку сахара. Задумка, отметим, славная. Непосвященным стоит сказать, что галлюциногенные средства принимают капая на сахарок, а затем поглощают их вместе с кусочком рафинада. Приятное с полезным. Этот сахар, конечно, был из ближайшего супермаркета, но тем не менее, на многих он подействовал в меру их собственной испорченности.

Уже проходя в зал, я почувствовал себя белой вороной — кого здесь только не было: полумаски, чалмы, фраки, длиннополые кафтаны, голые, разрисованные помадой тела, гориллы, гусарские мундиры, тужурки начала века и даже средневековые доспехи. Меня, в моём вельветовом клифту, пожалуй бы и не впустили, если бы не спасительная картонка „Пресса“.

У стены я заметил старый ящик из-под пива и смело на него взобрался, благо стоя в толпе много не увидишь — народу набилось по самое горлышко.

В толпе скромнягой стоял Пол Маккартни в белом арабском балахоне и чалме, рядом с ним была милашка Джейн Эшер в одеянии придворной дамы времен Генриха восьмого и смотрелись они на выданье хорошо. Неподалеку от них расположился знаменитый кинорежиссер Микеланджело Антониони с кинозвездищей Моникой Витти. Тут же болтались галерейщик Роберт Фрейзер и молодой лорд Горманстон, в совершенно невероятных космических прикидах. Надо признать — бомонд не был на одно лицо.

В половине третьего народ продолжал прибывать и зрителей по приблизительным подсчетам уже было более двух тысяч человек.

Наконец, в три часа ночи на сцену вышли „Софт машин“, выступающие в разогреве. Для чистоты восприятия в центре зала стоял чей-то „Харлей девидсон“ с подключенным контактным микрофоном, мотор постоянно работал, а звукооператор, скуки ради, добавлял двухтактные перепевы в общий хор.

Дэвид Аллен, как водится, поддавал жару, а „Эпилептические цветы“ скакали так, будто их только что выпустили из дурдома.

По-видимому, страницы не хватало. Да, пожалуй, так оно и есть.

Нового, собственно говоря, не было ничего, кроме того, что ударник-вокалист „Софт машин“ Боб Уайт, или Б.У., как зовут его друзья и поклонницы, под виртуозные дроби, к восхищению публики спел алфавит. Что ни говори, а это не надоевшие всем рифмы „естудей-фарувей“. Хватит, пора уж кончать с этой поп-музыкой! Долой ее с корабля современности!

После короткого перерыва, во втором отделении должны были выступать те самые розовые из-за которых и затеялся весь сыр-бор с сахаром.

Кто-то читал о них в „Интернешенел Таймс“, которой так помог, скажу вам на ушко, кто б вы думали? мистер Маккартни; кто-то что-то слышал, слухом Королевские Британские острова полнятся; а вот видеть! видеть вряд ли, пожалуй, приходилось.

На сцену вынесли кособокое бесформенное чудо-юдо, отлитое, как потом выяснилось, из пищевого желатина и для пущей выразительности перееханное грузовиком на котором оное и перевозилось; причудливо забулькали жидкостные слайды с не перемешивающимися жидкостями; послышались загадочные электронные трели — это гитарист придумал катать по грифу шарик от подшипника и при этом еще играл зажигалкой.

Глядя на этакие ухищрения приходит в голову нескромная мысль: сегодня зажигалкой, завтра языком, а послезавтра расстегнет, достанет из широких штанин да…

Из всей компании, конечно, гитарист, звать его, как мне пояснили, Сидом, самый был на кого стоило поглядеть. Он то ласкал свою рогатую лениво и томно, как потаскушку, то разражался серией ошеломляющих вариаций, мучительно вздрагивая и строя гримасы. С сахаром у него было, по-видимому, в полном порядке.

Остальные держались ровно, не кривлялись. Спокойно так, трудились. Давили на психику.

Барабанщик тоже не скучал. Да и заскучаешь тут! Как ни подивиться качеству барабанной кожи!? Он из нее все жилы выколотил своими ручищами. Трам-тара-там!

Звук, или как принято сейчас говорить, „саунд“, был на невыносимой высоте. Оператор, по закону группы, выступающей красной строкой, задрал все фейдера строго вверх, по максимуму. Еще, казалось, немножко и рыба начнет всплывать вверх брюхом ниже по Темзе, а бедные лягушатники по ту сторону Ла-Манша попрячутся в погреба с бургонским.

А народу по фигу! Ему что — ему зрелище подавай! Народ вынесет всё и широкую ясную грудью проложит. Народ у нас еще тот народец.