Хелен Уолш - Низость Страница 26

Заходит какой-то мужик, отливает и уходит.

Просто пятно.

И еще один я.

Абсолютно на вершине ебучего мира.

Окружающая обстановка вплывает в мой фокус, ноги делаются легче, еще легче, пока вдруг не подносят меня к умывальнику, где я застегиваю штаны и брызжу себе на рожу холодной водой. Пялюсь в зеркало, и мое отражение проскальзывает в нем и опять пропадает.

Не помню, ссал я или нет. Пытаюсь поссать в раковину, но у меня встал член, и у меня не получается его вразумить.

Стою в сортире еще некоторое время и пытаюсь очухаться. Жду, чтобы отпустила эйфория. Меня всегда вот так вот впирает с ешек. Первые двадцать минут или около того у нас начисто сносит башню, потом все зашибись. И я прикинул, самое разумное — это просто посидеть, попуститься. Не надо пытаться сопротивляться или контролировать, иначе спалит мозг. Посиди и потащись. Оно настроит твое тело в естественном ритме, когда будет надо, а когда это происходит, в мире нет ничего ниибацца лучше.

Экстазиииииэ!

Мне надо быть с Милли. Скорее бы выйти за дверь и увидеть лицо Милли. Я люблю ее, еще как. Я ниибацца люблю эту девушку со всеми ее приколами.

Никто мне, если разобраться, не нужен, по правде говоря. Даже Энн Мэри. Не, не стоило бы ей сейчас нас видеть — как мы фонтанируем любовью, эмоции несутся, как взбесившиеся лошади. Сама мысль об этом чуть не сажает нас на измену.

Я забыл, где я.

Вспомнил.

Туалеты располагаются в другом конце паба, и обратное путешествие представляется мне тяжелейшей задачей. Мне надо пройти мимо бара, где кучкуются мужики с красными рожами и в шляпах, сосредоточится на том, чтобы идти ровно и не врезаться в народ, будто на хуй заблудившись, но все, вроде бы, вполне довольны. Возможно, они тоже под экстази. Милли сидит на своем месте с глупым парализованным лицом, рвет на кусочки распотрошенную сигаретную пачку.

— Господи, Джеми! Думала, ты совсем с катушек слетел. Ты пересказывал свою биографию какому-то фермеру.

— Децл приплющило в сортире, но сейчас я ниибацца соображаю, — я присаживаюсь напротив нее. — Тебя, кстати, тоже туда прет?

— Чего?

— Ты просто поверни голову и скажи, глючит меня или нет. Но такое впечатление, что все в пабе нажрались ешек.

Милли вытягивает шею и осматривает бар сквозь дрожащие веки.

— Не вижу, Джеми. Все плывет. Все совершенно нормально.

Мы некоторое время сидим, радуемся друг другу, улыбаемся, курим, почти не притрагиваемся к стаканам, а меня разъедает огромная язва любви.

— Я ниибацца люблю тебя, ты знаешь, Милли, и я говорю это не просто потому, что меня прет и все такое, ты моя родная душа, вот так вот. Ты это знаешь?

Она улыбается еще сильнее и поднимает большой палец, типа того, что ее очень прет и она не может произнести ва-ще ни слова, и тут из динамиков выплывает «Crystal», нас сотрясает безумная энергетика, накрывающая нас, уносящая в прострацию.

— Я ж те на хуй говорил, ё, весь этот ебучий паб прется! В смысле, какого хуя стали бы они это ставить? Это че, главная тема «Стейта»? Вспомнила?

Ощущения становятся все крепче и крепче, башка все плывет, и когда я смотрю по сторонам, вижу, что весь паб ездит туда-сюда. Люди выскакивают из рядов, запрыгивают обратно, у всех безумные клоунские лица.

Оопааа!

Все возвращается в фокус.

Глотаю пива и гашу бычок, который я уже успел высосать до фильтра. Закуриваю другую сигарету, затягиваюсь и откидываюсь назад. Ощущения немного притухают, а может и нет, может мой организм просто подстроился под ешки и все такое, но как бы там ни было, я чувствую себя более собранным и способным контролировать себя. Но только в течение пары секунд, а то же потом хор взвывает снова и сдирает кожу мне с затылка, и я вынужден зажать уши, чтобы череп не разломился на три части. На этот раз слишком сильно. Меня так не прикалывает. Неправильное ощущение. Оно отравляет мне мозг, от него у меня густеет кровь. В щепки я надрался. Реально на хуй в щепки.

Я должен выбраться отсюда, починить себе голову. Выбраться отсюда, пока я ее окончательно не посеял.

На морде у меня, видимо, нарисован во всей красе происходящий кошмар, ведь Милли ни с того ни с сего вскочила на ноги, нет? Продолжает скалить зубы, но рассматривает меня изучающе. Я не в состоянии подобрать слова, чтобы объяснить ей, как я себя чувствую. В щепки — вот чего я хочу сказать, но не могу. Слово намертво застряло где-то на дне горла и не желает выползать. Она садится передо мной на корточки, ее лицо плывет перед моим, она спрашивает, как я, нормально ли.

— Я суперотлично, — отвечаю я, но немедленно жалею о сказанном. Как бы это был мой последний ниибацца шанс попуститься, прежде чем я окончательно утратил его. Ох, но это зашло слишком далеко. Что-то серьезное начало происходить у меня с проводкой и мотором, ё. Пиздец, не могу ж я умереть. Не вот так. Что скажет Энн Мэри? И моя милая мамочка? Ой, пиздец, Джеймс, чувак — ты ниибацца слабенький мудозвон. Сколько раз слыхал про это дело, нет разве? В новостях и все такое — о том, как люди годами жрали таблетки и считали, что им ничего не грозит, а в один прекрасный день организм берет и выбрасывает белый флаг, а потом просто перестает функционировать.

Серийный убийца

Клубные наркотики унесли жизнь еще одного молодого человека.

Джеми Кили, 28 лет, проживавший на Адмирал-стрит, потерпел поражение в битве за жизнь через четыре дня, после того, как он впал в кому, спровоцированную кровоизлиянием в мозг. По всей видимости, причиной его смерти стал наркотик «экстази»…

Вижу это прямо перед глазами, на первой странице «Эхо». Батя возвращается с работы и обнаруживает лицо сынка, торчащее из почтового ящика. Это его прикончит. Его первенец. Наркоман. А у мамки глаза на лоб вылезут, когда она начнет разбирать барахло в моей комнате, ища, в кого я вырос с тех пор, как мне было восемнадцать, и найдет мою донорскую карту, а потом найдет все мои журналы, видео и фаллоимитатор, который я купил для Энн Мэри на день Святого Валентина, да не хватило духу подарить, а потом она показывает находки бате, и они оба думают, что это наше. Их первенца. Наркомана и педика.

Пытаюсь оторвать голову от колен. Ладони Милли вдруг прикасаются к нам, массируют бедра, разгоняя мои страхи, отчего на нас накатывает приступ поразительной ясности сознания, но тут музыка прекращается, и паника в полном объеме возвращается обратно.

Мне надо выйти.

— Ты посиди, не паникуй, Джеми, — говорит она и толкает меня на место.

— Нет, мне надо уебывать отсюда, Милли. Подыхаю, девочка.

— Тебе будет нормально через пару секунд. У тебя абсолютно то же самое, что до этого было у меня. Просто посиди, получи удовольствие. Не подавляй это.

— Честно? Ты, правда, такое чувствовала или просто так говоришь, чтобы мы перестали страдать фигней?

— Да! А ты съебал в сортир. Я думала, я сейчас полезу через то окно, потому что меня бы не хватило пройти мимо бара! Вообще, реальные таблетки, ей-богу. Вот такими и должны быть таблетки. Расслабься и наслаждайся, малыш.

Измена немного накатывает, но как только я сажусь и начинаю концентрироваться на том, как включить обратно голову, меня снова тащит в разные стороны. Правильно, это ниибацца оно.

— Мне надо валить отсюда, Милли. Пожалуйста. Вытащи нас отсюда.

— Джеми? С тобой все будет хорошо. Так, я принесу тебе бренди, оно тебя поправит.

— ЕСЛИ ТЫ ДРУГ, ВЫТАЩИ НАС НА ХУЙ ОТСЮДА!

Воздух холоден и отрезвляющ, он выдергивает нас их экстази-ступора. Мы залезаем в машину, откидываем до конца сиденья и некоторое время втыкаем. У Милли опять немного закатываются глаза, как будто она вот-вот снова провалится, но, судя по всему, ее не напрягает, когда она теряет контроль. Я помню, в «Стейт» всегда приходилось подбирать ее с пола и тащить на танцпол, чтобы она прекратила втыкать. Ее бы ни капли не обломало весь вечер проваляться под столом, а какой-нибудь потный перспективный чел топтал ей затылок.

Она сжимает мне руку и что-то бормочет. Я пожимаю ее в ответ и закрываю глаза, забываясь в красотище происходящего со мной.

Она жмет снова, сильнее.

— Поставь музыку, — жалобно просит она.

Я поднимаю ладонь с колена, она кажется свинцовой пластиной и щелкаю по радиоприемнику. Неожиданно машина заполняется морем сердитых уэльских голосов. Милли вскакивает и передергивается.

— Что за на хуй?

Она хватается за грудь, а я захожусь в диком хохоте.

— Жопа с ручкой. Ты нам все сбил. Поставь какую-нибудь ебучую музыку, пока у меня не случился инфаркт.

Меня раздирает еще больший ржач.

— Джеми, включай на хуй музыку. У меня будет сердечный приступ.

Я беру с приборной доски старый альбом Ministry, сую его в магнитолу и с трепетом наблюдаю, как ее тело реагирует на бешеную атаку ударных. Ее рожица замирает в ошеломленной признательности. Ритм обретает мелодию, и ни с того ни с сего, меня охватывает неудержимое и дурацкое желание гнать машину. В ночь. Без определенного пункта назначения. Просто петлять по ландшафту, а музыка пусть грохочет сквозь нас.