Макс Аврелий - Моленсоух. История одной индивидуации Страница 26

Свиней гоняли по двору, а затем всаживали в горло тесак, свиньи вырывались и продолжали бегать с тесаком, пока не падали на землю обессиленные, потеряв слишком много крови, которую вслух жалели забойщики, прищелкивая языками. Мы видели бегающих по двору куриц и гусей без голов, утопленных котят, выброшенных на помойку, повешенных на дереве котов, прибитых к забору птиц. В кустах мы всюду натыкались на чьи-то кишки, коровьи черепа с рогами, на гниющие трупы собаки-водолаза и на всех овчарок сразу. Вся эта падаль никем не убиралась, никакой экологической милиции не существовало вместе с богом и инопланетянами.

ЕМ: 31. Robert Shroeder «The Day After X».

Существовала, однако, тридцати-тридцатипятиградусная жара. Мы шли к Дистанции, Электростанции, ДЭПО, Автотэпу, Керамзитному, КБИ, Элеватору, СМП, Бичегорску и дышали пряной смесью из сероводорода, запахов степных трав, мазута, соляры, рубероида и раскалённого железа.

Особенно привлекательной, на каком-то отрезке времени нам с Радиком казалась Дистанция. За её высоченными заборами, насаждениями и заграждениями в особенном железном ангаре хранились списанные роботы. Это были первые советские техноиды, в массовом порядке произведённые по решению одного из съездов КПСС. Партия техноидов была направлена в Казахстан для космодрома Байконур. Ну а потом, возможно они плохо там себя проявили, и их спрятали от советского труженика на территории Станции в ангаре Дистанции.

Когда осенью 1984 года мы перешли в четвертый класс, мы также совершили переход из детства во взрослую жизнь. Взрослыми новичков делала специальная международная школа, в которой учились представители национальностей со всего мира, с которым дружил Советский Человек. В школьной тетради мы все писали «тетрадь ученика 145-ой средней школы, железнодорожной станции Есиль». Потому, что кроме обнесенной забором Станции, была еще и гигантская железнодорожная станция и мы все были так же и её детьми. Станционные детишки. Считается, что одной из основных причин нормального превращения детей во взрослых, является постоянство. Один родной дом, одна родная комната, одни родные родители, одна школа, одна страна. О каком постоянстве и нормальном душевном здоровье можно говорить если ты начинал свой путь на гигантской узловой станции. Постепенно твоя жизнь и жизнь твоей семьи превращалась в дрейфующую во времени и пространстве СТАНЦИЮ. На этой станции мы росли постигали станционно-жизненные премудрости и дежурными по станции были наши учителя и родители, а затем мы сами. Одни поезда приносили в нашу жизнь друзей и знакомых, возлюбленных, соблазнителей, соблазненных, преследователей, судей, палачей, сострадальников, ненавистников, другие поезда уносили их всех к чёртовой матери за черту реальности, в дальние и ближние уголки памяти. Керамзавод был лишь частью городских владений под общим названием Станция. Это была огромная территория, занимавшая едва ли не треть города. Со всех сторон она была обнесена полутораметровым бетонным забором, сверху рядами шла колючая проволока. У Радика был свой тайный вход на эту загадочную территорию. Когда он попадал внутрь её, ему открывалась индустриальная панорама, состоящая из огромных цехов, соединённых друг с другом маленькими зданиями или верхними переходами, хотя иногда это были трубы или что-то напоминающее ребристые шланги. Всё это дело было опутано какими-то проводами, явно предназначавшимися для неведомых не доехавших до своих вместилищ агрегатов.

Хотя кое-какие агрегаты, точнее машины были. Это была внушительная груда странной аппаратуры, водружённая на железную площадку. Сейчас мне понятно, что это были ЭВМ, но тогда я не имел представления ни о чем подобном, и эти ЭВМ походили на навороченные холодильники. Вместо мониторов у них было то, что тогда называли «табло» или всё чаще «дисплей». Хотя Радик называл эти штуки Экранами. Именно этим ЭВМ он посвятил одну из первых своих мелодий «Голоса Экрана», сочинённых им на ходу и затем подобранных на пианино. Если бы в те времена он услышал «Hall OF Mirrors» Kraftwerk, то можно было бы сказать, что он был вдохновлён именной этой вещью… Но в 1984 году даже среди самых продвинутых граждан Есиля не было человека с выходом на людей имевших каналы, по которым к нам в казахстанские степи могла бы приплыть подобная музыка. Итак, слышать «Hall OF Mirrors» Радик тогда не мог. Отправляясь на Станцию, Радик всегда брал с собой тетрадку и ручку и исследовал бесконечные агрегаты, уставленные непонятными и невероятными, но притягательными, как магнит, приборами. С Радиком также всегда была сшитая мамой из старой папиной брезентовой куртки сумка с необходимыми приборами. Там всегда он хранил пару гаечных ключей, отвертку, фонарик и небольшой перочинный нож на случай обороны или мало ли там чего еще.

Радик был не просто неосторожен, он подвергал себя страшной опасности, разгуливая по просторам Станции. Его могли поймать рабочие, уголовники, аборигены, глубоко в душе не любившие бледнолицых осваивателей целины, а тем более их детей. Ведь взрослые казахи боялись как раз конкуренции, которую в прекрасном и сытом будущем их детям могли составить дети более образованных и настырных колонистов. По школе да и по городу ходили страшные слухи о людоеде Джумагалиеве или о найденных в туалетных ямах и уличных коллекторах девичьих и детских трупах, и это всегда были бледнолицые.

Alliance

Наши с Радиком первые музыкальные впечатления в новом доме были ожидаемы и прекрассны по форме и содержанию. Ведь это был сам Поль Мориа. Лаконично названный «Оркестр Поля Мориа», это был второй диск маэстро, выпущенный к тому времени фирмой «Мелодия» по классическим законам «пиратства», это когда ты выпускаешь диск любого понравившегося исполнителя, на котором сможешь заработать, только никому не говоришь о том, что у автора ты разрешения не спросил. Просто выпускаешь и всё, потому что ты просто никого и ничего не боишься, либо потому, что, как в нашем случае, дело происходит в СССР, ну и в любом случае в РОССИИ, и тебе просто по барабану.

Будоражащие воображение мелодии с легендарного диска доносились из маминой комнаты, когда мы занимались своими делами в детской. Вообще приятная, но несколько замедленная и умиротворяющая музыка не очень трогала нас с Радиком, но случай Поль Мориа был исключительным явлением. Был и ещё один немаловажный момент, сыгравший не последнюю роль в нашей любви к лирической музыке, исполняемой эстрадным оркестром под руководством гениального Поля. Дело в том, что это было время, когда мама всё ещё не подпускала нас к проигрывателю, считая нашу парочку чем-то вроде домашних вредителей, и мы не имели возможности слушать то, что хотим и когда хотим, проще говоря, выбирать.

ЕМ: 32. Paul Mouriat «Classical Gus».

Поэтому, когда мама заводила диск Поля Мориа над бурными водами наших игр, мы бросали игры и бежали в её комнату. Так постепенно мы прониклись этой вовсе не детской музыкой. Со временем мелодии с диска стали так сильно трогать нас, что под некоторые из них мы вскакивали и начинали сходить с ума совсем как в раннем детстве под каких-нибудь «Бременских музыкантов», пока мама все-таки не выдворяла нас из комнаты. К композициям такого рода относилась в частности «Классическая разгадка», волнующая мелодия, которой нет ни на одном оригинальном диске Поля Мориа. Зато на советский диск благодаря энтузиазму расторопных парней с «Мелодии» она благополучно попала с «Gone is Love» – диcка, записанного французским оркестром специально для США. Автор великого инструментального хита «Classical Gas» Мэйсон Уильямc (Mason Williams) подаривший в 1964 г. миру эту мелодию был американцем. Этому обстоятельству мы обязаны радости от этой потрясающей музыки. Что бы ни было выше сказано о мамином отношении к нашему меломанству, именно благодаря ей в новом доме продолжали появляться новые пластинки. Так что хотела мама того или нет, но она расширила список возбуждающих средств, из-за которых все вечера напролёт мы с Радиком, а затем и девочки проводили у проигрывателя, чтобы, внезапно вскочив, все разом исполнять свои невиданные танцевальные па. К таким композициям наряду с «Классической разгадкой» можно отнести: «БАМ» и «Раненный в 73-ем» Дина Рида (Din Reed), «Бананы» ABC[19], «Глупая красавица» Шарля Азнавура (Charles Aznuvuhre), «Я весь в огне» Алекса Сельвани (Alex Silvanni), «Сердце» Оркестра Саши Субботы (Sasa Subota) и т. д. При чём большинство настоящих наименований этих композиций, я узнал совсем недавно, когда стал искать и находить пластинки своего детства.

Итак, лет до семи, мы довольствовались тем, что в дом приносили родители и тем, что удавалось выхватить в какой-нибудь телевизионной передаче. Репертуар домашней музыки дошкольного периода мной был уже более-менее описан, что же касается музыки начально-школьного периода, то в начале 80-х продвинутые ученики начальных классов в моем городе слушали дефицитные пластинки фирмы «Мелодия» ABBA, Boney.M, сборники итальянской эстрады (хотя, я подозреваю, что были и такие, кто слушал фирменные диски). А, например, продвинутые ученики, скажем где-нибудь в Англии слушали NWOBHM[20]. Зато в далеком казахстанском Есиле в это время остальные непродвинутые ученики начальных классов слушали то, что слушали их родители.