Джонатан Летем - Бастион одиночества Страница 27

В библиотеке школы № 293 царила мрачная, но какая-то умиротворяющая атмосфера. Дилан сел у стены под рекламой «Героя с бутербродом» — книги, которой в библиотеке никогда не было, — и раскрыл второй выпуск комикса «Побег Логана». На перемене Артур Ломб дважды пытался заговорить с ним и прочитать название комикса, затем поджал губы, притворился, что рассматривает книги на ближайшей полупустой полке, и будто между прочим обронил:

— Этот тип, Джордж Перез, никогда не сможет нарисовать Фарру Фосетт.

Заявление не могло не привлечь внимание Дилана. Он поднял голову и молча посмотрел на Артура, обмирая от любопытства и прекрасно понимая, что знаться с этим парнем ему нежелательно, что порознь им будет гораздо спокойнее, чем вместе. Артур часто моргал и вблизи выглядел каким-то ветревоженным, отчего Дилану тоже вдруг захотелось надавать ему по шее. Казалось, парень тянется лицом к чему-то невидимому, при взгляде на него представлялась сжатая в кулак пятерня. Дилан подумал, не прячет ли Артур в боковом кармане своего здоровенного рюкзака очки.

Он убрал комиксы в папку. Этот выпуск он купил на Корт-стрит во время ленча, долго думал, стоит ли доставать его в школе, и в итоге поступил наперекор обычно побеждавшему здравому смыслу. Выпуск оказался паршивым — слишком похожим на фильм, пресным и нудным. Дилан перестал волноваться, решив, что если у него и отберут комиксы, то это не беда. Но он и представить не мог, что за свою неосторожность придется расплачиваться знакомством с собратом по расе. Артур Ломб быстро смекнул, что своей репликой пробудил в Дилане интерес, и продолжал гнуть ту же линию. Взглянув на папку, в которую отправились комиксы, он усмехнулся.

— Дочитал?

— Что?

— «Побег Логана».

«Какого черта тебе от меня надо?» — чуть не выкрикнул Дилан, пока не стало слишком поздно — пока стены его одиночества не рухнули и он не сошелся с другим белым мальчиком.

— Еще нет.

— А Фарра Фосетт — классная.

Дилан не ответил. Он понял, о чем толкует Артур, и это только огорчило его.

— «Побег» — вещь довольно неплохая. Я купил целых десять первых выпусков. — Артур говорил торопливым шепотом, сознавая, что находится в крайне щекотливом положении, и в то же время упорно пытаясь сделать Дилана своим приятелем. — Первые номера еыгодно покупать — потом можно продать и неплохо заработать. У меня всего по десять штук: десять «Омег», десять «Рэгменов», десять «Кобр», десять «2001». Они не слишком интересные, так себе. Знаешь магазин комиксов на Седьмой авеню? Там все здания новые, потому что на старые упал самолет. Слышал про это? Семьсот сорок седьмой. Хотели дотянуть до Проспект-парка, но не смогли. Честно-честно. А тот тип, владелец магазина комиксов, настоящий придурок. Однажды я стащил у него «Голубого Жука» № 1. Запросто. «Голубого Жука» издавал «Чарлтон». Ты слышал о «Чарлтон Комикс»? Они обанкротились. А первый выпуск — он и в Африке первый, интересный или не очень. «Фантастическую четверку» № 1 теперь можно загнать за четыреста долларов! А в «Голубом Жуке» главный герой супертупой. Его рисовал Д итко, создатель Человека-Паука. Дитко — полный бездарь. Все его комиксы похожи на мультики. Но первый выпуск все равно остается первым выпуском. Надо покупать их, запечатывать в пакеты и убирать на полку, я так всем советую. Ты кладешь первые выпуски в пакеты?

— Конечно, — ответил Дилан нехотя.

Он понял, о чем говорил Артур. Хуже того: почувствовал, что тот коснулся каких-то струн в его душе, показал, что у них много общего.

Они были просто обречены на дружбу.

Глава 8

Тремя неделями раньше Дилан стоял на крыльце в ожидании Мингуса.

Женщины волокли детей в детский сад при Женском христианском союзе или спешили к метро. Парочка геев с Пасифик-стрит выгуливала на поводках двух такс. Несколько темнокожих девочек пришли из соседнего квартала за Мариллой — они учились вместе в школе Сары Дж. Хейл на Третьей авеню. Ожидая подругу, девочки зашли за угол и там, в дыму одной на всю компанию сигареты, сильно расшумелись. Утренний свет, идущий от горизонта, туман над далеким Джерси, вонь химзавода, от которой чуть не пьянеешь, глядящая в сонное небо Вильямсбургская башня. Часы на двух ее видневшихся отсюда циферблатах показывали разное время. Но это не имело значения. В любом случае уже пора. Сегодня первый школьный день, день поворота на другую дорогу, возможно, самую важную в жизни. Погода, хотя лето и закончилось, даже в восемь часов утра была жаркой.

Не вписывался в общую картину первого осеннего утра лишь один-единственный человек. Квартал опустел, автобус, пыхтя, проехал мимо, в одном из дворов прогавкала собака. А Дилан все стоял на крыльце — в длинных брюках, с рюкзаком, новым тетрадным блоком, тупыми карандашами, спрятанными очками и «Эль Марко». Из-за перехода в новую школу он чувствовал себя очищенным от кожуры яблоком, начинающим размягчаться от жары. Собаки наверняка уже чуяли, а может, и кто-нибудь еще, распространявшийся в воздухе запах паники.

Если бы Дилан отправился на Корт-стрит вместе с Мингусом, если бы они переступили школьный порог вдвоем, бок о бок, все теперь было бы по-другому.

Он подошел к занавешенному окну на первом этаже и легонько постучал. Мингус попадал в дом через свой личный вход — но здесь не было звонка.

Ему следовало бы заранее обговорить с Мингусом сегодняшние планы. И почему эта мысль не пришла ему в голову вчера?

Не дождавшись ответа, он вернулся на крыльцо и позвонил. Потом еще раз, уже страшно нервничая, переминаясь с ноги на ногу и думая о том, что время безвозвратно уходит.

Паника завладела всем его существом, словно в помутнении он нажал на кнопку звонка в третий раз и долго не убирал палец.

Наконец дверь открылась.

Но на пороге стоял не Мингус, а Барретт. На нем был белый банный халат и больше ничего. Он уперся руками в косяк, сонно оглядел Дилана, моргнул, ослепленный ярким утренним светом, прикрыл ладонью, как козырьком, глаза. Казалось, он хочет отмахнуться от наступившего дня, как от неудачной идеи или едва не совершенной ошибки.

— Какого черта ты тут делаешь?

Дилан попятился, шагнул вниз на одну ступеньку.

— Никогда не звони в дверь в семь утра, слышишь?

— А Мингус…

— С Мингусом пообщаешься в вашей проклятой школе. — Барретт постепенно свирепел, голос его гремел, как молот по наковальне. — Проваливай.

Седьмой класс, когда ты наконец-то перешел в то здание, где учился твой друг, начался с открытия. Ты обнаружил, что Мингус никогда там не показывается. Казалось, он ходит в школу по какой-то другой Дин, на какую-то другую Корт-стрит и вообще учится в какой-то иной школе. Единственным доказательством обратного было изобилие меток «ДОЗА» вокруг школы № 293 — на столбах, почтовых ящиках и грузовиках, ездивших туда-сюда по округе. Каждый день они появлялись в новых местах. Дилан тайком проводил по надписям рукой, надеясь хоть приблизительно определить момент их нанесения по тому, насколько высохли чернила. Порой метка пачкала ему пальцы, и он понимал, что Мингус оставил ее совсем недавно, буквально несколько минут назад.

Целых три недели Мингус представлялся Дилану чем-то вроде летающего человека, слухом, которому не находилось подтверждения. Неуловимость Мингуса стала как будто тайной основой жизни Дилана, которая по большому счету не изменилась, если не считать многочисленных осложнений. Седьмой класс был расширенным шестым, трилогией «Властелин колец», продолжающей прошлогоднего «Хоббита». Предыстория наконец-то перешла в саму историю, в которой все зловещие предсказания стали претворяться в жизнь. Он был не для детского сознания, этот седьмой класс. На тебя давил с первого момента появления в школе один только вид учителей, даже взгляды охранников. Расслабиться в этом царстве расовой неразберихи не мог никто.

А люди здесь были разные, и все они казались персонажами мультфильма, рисованными творениями бездарного художника.

Самые заметные действующие лица отличались наибольшей злобой. Да, они были именно лицами. А ты, прячущий очки и опускающий голову, — мистером Магу. Чем меньше ты встречался с кем-нибудь взглядом, тем было лучше. В этом и состояла твоя главная задача.

Китайских детей, наверное, предупредили заранее, и они вообще исчезли.

Пуэрториканцы и доминиканцы искусно обходили все препоны. Они по-своему одевались, все больше разговаривали на испанском и умели таким образом устроиться в кабинете или в спортзале, что выпадали из поля зрения, присутствуя и одновременно отсутствуя.

Самые кошмарные стычки происходили между черными девочками.

Не было даже уверенности в том, кто именно учится в этой школе. На ее территории постоянно появлялись чужие. Бывало, пара темнокожих парней прижимали тебя к стенке и спрашивали: