Кокаин - Дино Сегре Страница 27

Но танцы и материнство не могут идти рука об руку.

Чиновник префектуры, который очень дорожил своим спокойствием, убедительно просил ее ни в коем случае не забеременеть. Но она успокоила его, что на всякий случай у нее есть под рукой молодой хирург, автор выдающегося сочинения по хирургической и терапевтической медицине.

Судя по наружному виду, никто не поверил бы, что этот юный доктор, с выражением трубадура на олеографии, был в состоянии вырезывать рак, делать кесарево сечение или удалять матку.

Оказывается, он был способен и на это!

Он специализировался на операциях, которые довольно часто делаются в Вене, Берлине, Париже, а в последнее время и в других больших городах. Операция, которую доктор с невинными, детскими глазами делает без ассистента, в течение одного часа, включая сюда стерилизацию инструментов и мытье рук. И довольствовался за эту маленькую операцию десятью тысячами франков. С Мод же взял вдвое больше, потому что знал, что гонорар будет заплачен ему высоким чиновником из префектуры, любившим Мод и спокойствие, который, чтобы не будить из розовых снов неведение своих детей, прибавил даже несколько тысячных билетов.

Этот почтенный и уважаемый чиновник никогда еще в своей жизни не был так счастлив, как в тот день, когда Мод заявила ему, что при любезной помощи молодого хирурга всякая опасность оказаться в «положении» устранена.

Молодой хирург удовольствовался небольшой суммой, личной благодарностью и протекцией высокого чиновника из префектуры, который заведовал отделом «общественного благонравия».

Но когда Тито узнал, что его Мод, чтобы продавать любовь без опасения испортить свою талию, геройски подверглась операции молодого хирурга, он почувствовал такое огорчение, как будто ему самому вырезали сердце.

То, что он еще так недавно изучал на медицинском факультете, не совсем испарилось из его памяти. В продолжении двух лет Тито посещал гинекологическую клинику и с ужасом наблюдал за женщинами, которые по известным патологическим причинам должны были прибегать к такой операции, какой добровольно подвергла себя Мод, и видел, что в основе своей они не были больше женщинами.

Он знал, какую важную роль играют в жизни женщины железы секреции, которые этот преступник извлек у нее, чтобы выманить несколько тысячных билетов.

Он припомнил тех молоденьких женщин, которые, вернувшись из клиники, теряли постепенно все признаки женственности: голос, улыбку, грацию. В голосе чувствовалась некоторая хрипота, взгляд становился более строгим, во всей внешности было что-то от евнуха; лицо принимало старческое выражение и начинало покрываться растительностью.

Тито предчувствовал, что все это будет и с Мод.

— Бедная, бедная Мод! — говорил он ей со слезами на глазах.

А так как Мод ничего не понимала, он же не решался открыть ей ужас предстоящей драмы, то не нашел ничего лучшего, как упасть на колени и, точно в бульварных романах, воскликнуть с отчаянием:

— Мод! Что ты сделала, что ты сделала, Мод!

Мод попросила его вытереть слезы и уйти, потому что она ожидала прихода чиновника, который, после маленькой операции, стал посещать ее гораздо чаще.

Однако, прежде чем отпустить его, спросила:

— Чего ты плакал?

— Я притворялся.

— Но ведь глаза твои были полны слез!

— Такие чувствительные люди, как я, даже когда притворяются, плачут всерьез.

У него не хватило храбрости открыть ужаснейшую истину.

Молодой, но выдающийся хирург был представлен к ордену Почетного Легиона.

В продолжении нескольких дней Тито ходил по Парижу, как полупомешанный, и когда вспоминал, что он редактор «Текущего момента», заходил на короткое время в редакцию, чтобы узнать, не нужен ли он.

Обессиленный и бледный, точно труп, который скоро начнет разлагаться, потащился он в хроникерскую комнату.

Тут он застал неизвестного человека, который направился к нему с приветливо протянутой рукой и разлившейся по всему лицу улыбкой.

Такие, никому неизвестные, люди являются неизбежным достоянием каждой редакции: никто не может сказать, что он вообще делает, ни почему его здесь терпят, но все, начиная директором и кончая рассыльным, здороваются с ним с соблюдением известной градации. Это не редактор, не стипендиат, у него нет специальных поручений, но все же он садится за любой стол, пользуется телефоном, не снимает шляпы, читает газеты, пользуется редакционными бланками и посыльными.

Человек этот сказал ему:

— Дорогой Арнауди, ты ведешь слишком нерегулярную жизнь! Не правда ли, Ночера?

Ночера: Эти две женщины сделают из тебя, Тито, развалину.

Главный редактор: Ты должен жениться.

Тито: Чтоб тебе провалиться!

Главный редактор: Тебе нужна преданная жена, которая от времени до времени находила бы для тебя слова утешения от всех неприятностей, которые доставляют тебе обе любовницы.

Ночера: Если хочешь, мы поможем тебе найти.

Тито: Впрочем, вы правы. Брак будет для меня той же кастрацией.

Неизвестный человек: Уж хотя бы ради того, чтобы переменить вид скуки, необходимо жениться.

Главный редактор: Ты должен жениться на вдове. По-моему, вдова — идеал женщины. Только не твоя вдова-армянка; вдовушка, у которой улеглись уже первые порывы темперамента. У меня есть такая на примете.

Тито: Мой вкус очень трудно угадать. Я хотел бы иметь такую жену, которая была бы образцом рассудительной глупости, чем-то в роде дрессированного тюленя; что же касается физических качеств…

Ночера: Худощавая или полная?

Тито: Не очень похожая на амазонку и не слишком напоминающая ступу.

Главный редактор: Я знаю одну вдовушку очень милую и богатую. Вдова, что ты скажешь на это? Женщина по случаю, из вторых рук. Но все равно, что новая. Осталась вдовой после шести месяцев брачных уз. Впрочем, я думаю, что с женщинами надо поступать так же, как поступил Брумель с костюмами: когда они были новыми, заставлял слугу носить их. Кроме того, она обладает многими добродетелями и до того экономна, что, когда кончился траур, уложила все тряпки и сказала: пригодятся после второго мужа.

Ночера: А я советовал бы тебе жениться на проститутке. Конечно, не на проститутке с улицы, но из тех, что берут