Хьюберт Селби - Реквием по мечте Страница 28

и потом он заболел и умер, и ты остался без отца, мой бедненький бубала, но хвала Господу, он видел твою бар-мицву, и — Далось тебе это красное платье. На кой черт — Меня в нем покажут по телевизору. ой, ты же не знаешь. Меня покажут по ящику. Мне позвонили и прислали анкету, и скоро меня покажут по телевизору. Да ладно тебе, мам, кто над тобой так пошутил? Какие еще шутки-мутки? Говорю тебе, я прошла отбор. Мне еще не сказали, какое именно это будет шоу, но когда я буду готова, они мне скажут. Вот увидишь, ты ещё будешь гордиться своей матерью, когда увидишь ее по телевизору в красном платье и золотых туфлях. А ты уверена, что это не розыгрыш? Розыгрыш, шмозыгрыш. Да у меня есть их официальная анкета. Там печать и все такое. Гарри кивал головой: хорошо, хорошо. Пусть официально. Пусть тебя покажут по телевизору. Все соседки за меня так рады. И ты должен быть счастлив. Да я счастлив, мам, счастлив. Смотри, я улыбаюсь. Только какое отношение это имеет к тому, что ты принимаешь эти чертовы таблетки? Красное платье село, — ухмыльнулась Сара и хихикнула, — и оно мне слегка жмет, вот я и худею, а ты что думал? Но мам, эти таблетки очень вредны. Вредны? Это почему же? Я же их у доктора взяла. Да знаю я, мам, знаю. А откуда ты знаешь такие вещи? Почему ты считаешь, что знаешь о лекарствах больше, чем доктор? Гарри вздохнул: поверь, мама, я знаю. Только это не лекарства. Это просто таблетки для похудания. Просто таблетки для похудания. Таблетки. Да эти таблетки уже помогли мне скинуть двадцать пять фунтов, и это не конец. Но, мама, ты не должна принимать это дерьмо для того, чтобы похудеть. Сара была обижена и озадачена: да в чем дело, Гарри? Почему ты так, о мной разговариваешь? Я всего лишь хочу влезть в свое красное платье. Платье, которое я надевала нa твою бар-мицву, Твой отец любил это платье, Гарри. Я снова его надену. Я надену это платье, и меня покажут по телевизору. Ты будешь мной гордиться, Гарри. Но ма, почему тебе так хочется попасть в телевизор? Господи, да эти таблетки тебя прикончат еще до того, как ты сможешь надеть это платье. Почему? А есть ли у тебя знакомые, которых показывали по телевизору? Ну кого? Во всем нашем районе? Гарри почувствовал, что дрожит. Хотя бы кому такое предлагали? Знаешь, кому предложили, Гарри? Знаешь, кто был единственным человеком, которому предложили? Сара Голдфарб, вот кто. Единственный человек во всей округе, кому это предложили. Ты приехал на такси, — Гарри кивал головой: да, на такси, — ты видел, кто сидел на самом солнечном месте? Ты заметил, что твоя мать сидит на особенном месте, где лучше всего загорать? Гарри кивал головой и дрожал. Знаешь, с кем все любят поговорить? Знаешь, кто теперь не просто одинокая вдова, живущая в маленькой квартирке? Теперь я стала персоной, Гарри. Видишь, какие красивые у меня волосы. Гарри быстро заморгал и пробормотал что то вроде «охренеть» себе под нос. Ее волосы были покрашены в ярко-рыжий цвет, а он даже не заметил. Он уже ничего не понимал, но догадался, что ее волосы раньше были другого цвета, вот только он не мог вспомнить, какого именно. Угадай, сколько женщин собрались перекрасить волосы в рыжий цвет? Давай, угадай, попробуй. Мам, ну что еще за загадки? Шесть! Шесть женщин. Раньше, если я красила волосы в рыжий, разные люди, детишки, может, и сплетничали, но сейчас все знают, даже малыши, что меня покажут по телевизору, и им нравятся мои волосы, им правлюсь я. Я всем нравлюсь. Скоро миллионы людей увидят и полюбят меня. И я им расскажу о тебе и о твоем отце. Я расскажу им, что твоему отцу очень нравилось это красное платье, и что он устроил большое гулянье па твою бармицву. Помнишь? Гарри кивнул, чувствуя себя вымотанным, словно побитым. Он не знал, что именно грызло его изнутри, но чувствовал, что это что-то, с чем он не сможет мириться, и он не мог не только совладать с этим чувством, но и даже просто постичь его. Он никогда не видел мать такой живой, такой вовлеченной в жизнь. Он видел такое радостное и возбужденное лицо только у старых торчков в миг, когда те узнают, что у барыги появилось отличное дерьмо, а у него как раз хватает денег замутить себе дозу. В глазах его матери горел огонь, когда она говорила о телевидении и своем красном платье, которое он даже не мог вспомнить. Наверное, он был тогда совсем маленький, но он ничего такого не помнил. В ее поведении было что-то настолько властное, что он был просто подавлен, и любое сопротивление, любая попытка переубедить се казались невозможными. Он просто пассивно сидел и слушал свою мать, отчасти сконфуженный, отчасти счастливый оттого, что она счастлива. И кто знает, что я смогу выиграть? Новый холодильник?? А может, «роллс-ройс». Или Роберта Редфорда. Роберта Редфорда? А причем тут Роберт Редфорд? Гарри просто моргал и качал головой, изумленный, подчинившись той лавине. Сара смотрела на своего единственного сына с очень серьезным выражением лица, приклеенная улыбка и скрип зубов куда-то исчезли, на их место пришла смягчающая ее голос и взгляд мольба: дело не в призах, Гарри. Мне все равно, выиграю я или проиграю, или просто пожму руку ведущему, у меня есть теперь стимул подниматься по утрам с кровати. Стимул похудеть, чтобы стать здоровой. Стимул, чтобы влезть в красное платье. И просто улыбаться. Этот волшебный стимул делает каждый новый день сносным. Сара наклонилась ближе к своему сыну: что у меня есть, Гарри? Зачем мне вообще заправлять постель или посуду? Я, конечно, это делаю, но зачем это мне? Я одинока. Сеймур оставил меня, ты тоже — Гарри хотел было возразить, но его рот так и остался открытым в изумлении — У меня нет никого, о ком я могла бы заботиться. Ада вот волосы красит. Всем. Кому угодно. А что есть у меня? Я одинока, Гарри. Я старая. Гарри был очень тронут и взволнован, голова его тряслась, глаза быстро моргали, руки сцеплены на коленях, голос дрожит: у тебя ведь есть друзья, так что… — Это не то. Каждому нужен человек, для кого хотелось бы стараться. Зачем мне ходить по магазинам, если мне даже готовить не для кого? Я покупаю луковицу, морковку, иногда цыпленка, — Сара пожала плечами, — не стану же я делать ростбиф для себя? Или что-нибудь… что-нибудь особенное? Нет, Гарри, мне нравится, как я себя сейчас ощущаю. Мне нравится думать о красном платье и телевидении… и о твоем отце и о тебе. Теперь, когда я загораю, я улыбаюсь. Я буду приезжать, мам. Теперь, когда я исправился и мой бизнес развивается, я буду приезжать почаще. Вместе с Мэрион, — Сара покачала головой и улыбнулась, — не, я серьезно, мам. Клянусь. Мы приедем к тебе на ужин. Скоро. Сара качала головой и улыбалась своему единственному сыну, изо всех сил пытаясь поверить его словам. Хорошо, приезжайте вместе, я приготовлю твой любимый борщ и фаршированную рыбу. Здорово, мам. Я тебе позвоню заранее, ладно? Сара кивнула: хорошо. Я рада. Я рада, что у тебя хорошая девушка и хорошая работа. Я очень рада. Мы с отцом всегда хотели для тебя только лучшего. Я смотрю телевизор, и у всех фильмов всегда хороший конец. Обязательно. Сара поднялась и обняла сына, крепче прижав его к себе, и слезы мягко ласкали ее щеки: я рада, Гарри, что у тебя кто-то есть, что вы вместе. Ты должен быть здоров и счастлив. И еще — чтобы у вас были дети. Много детей. Не заводите одного. ЭТО плохо. Пусть у вас будет много малышей. Они подарят тебе счастье. Гарри изо всех сил сдерживался, обнимая мать, сдерживался, чтобы не вырваться и не убежать, цепляясь за нее с каким-то отчаянием, непонятно откуда взявшимся, что-то побуждало его стоять вот так, крепко обнявшись со своей матерью, долго-долго, словно это был невероятно важный момент в его жизни. Ему было жарко и неудобно, но он продолжал так стоять, словно против воли. В конце концов, когда ему стало казаться, что он вот-вот рассыплется на молекулы, его мать слегка отстранилась и посмотрела ему в лицо, улыбаясь: смотри, вот

я и расплакалась. Я плачу от счастья. Гарри с трудом выдавил из себя подобие улыбки: я рад, что ты счастлива, мам. Я правда очень люблю тебя. И мне очень, жаль — Сара отмахнулась от его извинений, хватит, хватит — Нет, я правда очень сожалею. Но мне пора бежать, ма. А ты просто будь счастлива. Не беспокойся обо мне. Я привыкла к одиночеству. Несколько секунд они молча стояли и смотрели друг на друга, улыбаясь, Гарри подумал, что сейчас его лицо просто треснет, и пошевелился, чтобы взглянуть на свои часы мне надо идти, мам. У меня встреча в центре буквально вот-вот. Но я вернусь. Хорошо. Я все сделаю для тебя. У тебя остался ключ-то? Да, вот он, мам, и он показал ей связку ключей. Мне надо торопиться. Я уже опаздываю. До свидания, сынок, — Сара снова обняла и поцеловала его, и Гарри ушел. Сара стояла и несколько минут, долгих минут, смотрела на дверь, совсем не ощущая времени, затем налила себе еще чашку кофе, села за стол и погрузилась в печаль. Она вспоминала Гарри маленьким мальчиком С толстенькими ножками и щечками, котор

Тайрону каким-то образом в течение многих недель удавалось доставать порошок высочайшего качества, который они могли разбавлять один к четырем, и все равно он оставался убойным. Их ячейка в банке попостоянно пополнялась, и они вынюхивали, где можно купить фунт чистого героина. Им приходилось быть очень осторожными, чтобы их не кинули на деньги. Похоже, на улицах появились новые барыги, И они искали с ними контакт, потому что именно они продавали офигенный динамит. Пока что им не удалось выйти на Гарри и Тайрона, но они были близки цели, очень близки. А так все шло отлично. Они,"'давали героин на продажу уличным дилерам и просто расслабленно ждали, когда те его продадут, так что бизнес крутился сам по себе. Спрос был постоянный. Определенно это был обширный рынок, и им просто надо было найти правильных людей. они поняли, что волноваться им не о чем, и стали влезать в свой товар чаще. Им не нужно было теперь искать себе дозу, ведь у них были связи, и это перестало быть трудной задачей. Они знали, что могут соскочить в любой момент. Если им, конечно этого захочется.