Виржини Депант - Трахни меня! Страница 28

Магазин не очень велик — одна большая комната на первом этаже. Двери распахнуты, и внутри сумрачно. Надин идет к двери. Издали видит Маню, достающую пушку, — подруга похожа на китайскую тень. Выстрел. Когда Надин оказывается у двери, Маню покачнулась. Второй выстрел. Надин вбегает в бакалею, видит в другом углу комнаты какой-то силуэт. Трижды стреляет. Тень медленно валится на пол, даже не успев ответить.

Глаза Надин свыклись с полумраком. Маню лежит на полу. Она видела достаточно много мертвых тел, чтобы понять — когда кровь хлещет из горла, перед тобой лежит труп.

Да, Маню уже можно назвать трупом.

Надин никак не может заставить себя наклониться к ней.

К тому же ей и так ясно, что Маню мертва.

Окончательно убедиться в ее смерти? Не стоит.

Из того, что она успела увидеть, понимает, что Маню решила — ей никогда не узнать почему — открыть огонь по владельцу магазина. Но у того был заряженный карабин, и он не колебался ни секунды. Ей никогда не узнать почему.

Мысли бегут автоматически. А в груди пусто — никаких эмоций. Какая-то ее часть сводит воедино все факты. Как в клинике. Вторая часть отключилась.

И ей не хочется, чтобы она вновь начала функционировать. Ей не хочется жить дальше.

Маню лежит посреди комнаты. Валяется на полу и вся в крови. Огромная рана почти отделила голову от туловища.

Надин опустошает кассу. Она совершенно спокойна. Она знает, что будет дальше, в горле комком бьет крик.

Она иногда бросает взгляды на крохотное тело посреди комнаты. Маню ничего не опрокинула, когда падала.

Надин холодно.

Несмотря на рану, на лице Маню хищный оскал.

О чем она думала в последнее мгновение?

Она улыбнулась. В последний момент.

Надин не может ее оставить здесь такой — с совершенно белыми ногами и этим злым оскалом. Через редкие волосы просвечивает кожа черепа.

Мысли Надин бегут по кругу, она сглатывает слюну. Она дрожит от холода, она обливается потом. Берет с полки покрывало. Заворачивает в него тело, боясь, что голова отвалится. Только один раз у Фатимы они были так близки. И она теперь жалеет, что никогда не обнимала подругу.

Она думает об этом и понимает, как это глупо. Именно в это мгновение из ее глотки вырывается вопль, и она приходит в себя.

Надин укладывает тело подруги на заднее сиденье, возвращается в магазин за несколькими бутылками виски. Она молча плачет — ее плач похож на дыхание. Надин трогается с места, пытается вспомнить, сколько дней они пробыли вместе. Она разом выпивает полбутылки виски и жмет на газ.

Никто не нужен.

Она убирает звук. И спрашивает вслух:

— О чем же мы говорили в последний раз?

В голове полный хаос, она пытается вспомнить, но не может. Она едет к лесу, хотя ничего не видит из-за солнца и слез.

Останавливается. С трудом выбирается из машины. Ярко-зеленые деревья, мягкий свет.

Она выволакивает подругу из машины. Она все еще боится, что у нее оторвется голова, а потому несет ее осторожно. Ей не хочется видеть этого. Укладывает Маню на землю. Сбрасывает покрывало. Драгоценный труп. Расстегивает корсет Маню. Нижняя часть белого тела в полной сохранности — кожа как у живой. Громадная рана на горле. И нетронутое лицо.

Поскольку она навидалась трупов за последнее время, то отвращения не испытывает. Она гладит Маню по виску, пытается сохранить спокойствие, говорит ей:

— Я оставлю тебя здесь. Так будет лучше для тебя и для меня. Надеюсь, ты поступила бы так же. Я оставляю тебя здесь.

Открывает новую бутылку виски и делает большой глоток. Поперхнулась, потому что не может сдержать рыданий. Потом выливает остаток спиртного на Маню. Нежно целует в живот, залитый виски. И начинает рыдать, бьется лбом о живот трупа. Сквозь слезы видит красные неподвижные ногти. Выливает на тело еще одну бутылку. Тщательно накрывает. И выливает третью бутылку.

Теперь в ее воспоминаниях навсегда останется эта сцена. Лес, мягкий свет, рана на горле и виски.

Она вспоминает о Франсисе. Это случилось так давно. Круг замкнулся. К счастью, это «всегда» можно разбить на часы.

Она достает зажигалку и поджигает дорожную карту. Держит кончиками пальцев, пока та не разгорается. И бросает ее на тело. Слава богу, виски сразу же вспыхивает. По телу бежит ровный и веселый огонь, раздувающий покрывало. Первыми с треском вспыхивают волосы. Жуткая вонь. Затем начинает гореть кожа. Словно фламбе в ресторане.

Надин хватается за дерево — ее рвет. Она продолжает рыдать и блевать одновременно — ей трудно дышать. Падает в траву и так и остается стоять на коленях.

Через некоторое время возвращается в машину. Радио орет.

The monopoly of sorrow[29].

На заднем сиденье большое пятно крови. Надин кажется, что его почти не видно на темной обшивке.

Глядит в зеркало заднего обзора. Сейчас, когда у нее распухли глаза, она уже не похожа на парня.

Она решает отправиться на встречу с Фатимой.

I went in war with reality. The motherfucker, he was waiting for me. And I lost again[30].

Они познакомились всего неделю назад.

Часть третья

В первый раз она объезжает паркинг медленно. Она уже не плачет. Руки сводит — она буквально вцепилась в руль. Пепельница полна окурков. Но она закуривает новую сигарету. Рассматривает толпу, снующую по стоянке. Она надела солнечные очки Маню. Не может сосредоточиться, забывает, что ищет в толпе Фатиму. В голове хаос, мысли возникают и исчезают. В голову лезет неизвестно что. Ей хотелось бы, чтобы в голове звучала музыка, заполнив ее до краев. Она может выбрать всех нас, и мужества не надо. Слова соответствуют ее тоскливому настроению — ее окружает звуковая реальность. И она ощущается иной, чем проявление ее эмоций. Страх есть, но он не виден, его не чувствуют, его ощущают лишь на ночных дорогах. Это — белая дама.

Паук ткет свою паутину между ней и внешним миром, возвращает спокойствие. Круг замыкается внутри нее.

Она делает второй круг — они договаривались о встрече на заправке. Ее мозг наполнен воспоминаниями о Маню.

Фатима стоит, облокотившись о щит с указателем номера проезда. Тарек сидит на земле рядом с ней — между ног стоит бутылка с кока-колой. Надин спрашивает себя, хочется ли ей встречаться с ними.

Они направляются к ней. Надин вдруг соображает, что у нее должно быть особенное лицо — по мере приближения у них меняется выражение. Она застыла в неподвижности и ждет, когда они подойдут.

Тарек широко улыбается:

— Я тебя даже не узнал.

Он смущен и не знает, что говорить. С растущим беспокойством смотрит на нее. Ей нравится его голос, но она не отвечает. Фатима смотрит на нее, и взгляд ее мрачнеет. Она обнимает Надин, прижимает к себе, чтобы утешить, а когда Надин начинает рыдать, прижимает к груди еще крепче.

Надин отстраняется и говорит:

— Ее убили час назад. Глупейшая история. Слова с трудом срываются с ее губ.

Тон голоса не соответствует обстановке. Она вообще не хочет говорить. Все они не имеют к этому отношения, даже горячая и живая Фатима. Паук закончил свою работу — паутина плотная и непрозрачная, как стена. Какая-то часть ее мозга спокойно наблюдает за другой частью. Держаться прямо, ничего не говорить и идти за Таре-ком к машине.

Она больше не плачет. Она подавлена и ощущает усталость. Она позволяет руководить ею. Тарек садится позади нее и тихо говорит с ней. Объясняет, что они сейчас уедут, что ничего не надо бояться, что они сделают все необходимое. Спрашивает, не хочет ли она выпить.

Ей хочется, чтобы он оставил ее в покое, но она молчит. Смотрит в окно. Она далека от этого мира, неспособна подать знак, который был бы понятен этим всем людям.

Дома выглядят серыми, несмотря на солнце. Никаких ярких красок. Люди застыли вдоль дороги — они замкнулись в себе. Мальчуган преследует другого, поменьше, но непонятно, играют они или дерутся. Группа девчонок ждет автобуса, у всех у них короткие юбочки. У всех одинаковые каштановые, гладкие волосы. Несколько арабов сидят на скамейке и курят. Тарек продолжает говорить.

Надин вдруг спрашивает:

— А Ноэль? Вы ее нашли?

Фатима отвечает, что та не явилась на встречу. Надин уже не интересны ее объяснения. Мимо пролетает облупленный отель, потом ресторан с украшенной цветами террасой и по-летнему одетыми людьми, школа, какие строили в семидесятых годах из розово-серых плит. Решетки магазинов опущены — уже более семи часов.

Ее руки в постоянном движении, но она этого не замечает. То поправляет волосы, то расстегивает и застегивает пуговицу на рубашке, то натягивает ее на колени, то мнет затылок, надевает очки, трет глаза. Тарек берет ее руки в свои. В его жесте ощущается мольба. Он сжимает ее руки. Она прижимается к нему, цепляется за него, утыкается лицом ему в шею. Вначале контакт с его телом приносит ей облегчение, и она словно пытается проникнуть внутрь него. Потом вдруг отшатывается. Видит себя со стороны и понимает, что все пошло прахом. Она выпрямляется. Ей не хочется говорить. Она достает плеер.