Бенджамин Вайсман - Господин мертвец Страница 29

— Деннис, хватай меня. Трахни меня стоя. Посади меня на раковину и трахни. Давай же. Напугай меня. Я хочу, чтобы мы, словно бойскауты, содрали себе ногти… и чтобы в доме взорвались все лампочки… и штукатурка посыпалась со стен.

Ноль эмоций.

Мы с Деннисом по-настоящему близки. Целуемся, можно сказать, без передыху. Когда я просовываю свой язык к нему в рот, он немного отстраняется. Ну, вроде как стесняется. Я занимаюсь этим уже не первый год, и он еще ни разу не врезал мне. Несколько раз он даже заплетал мне волосы. У него получается туго.

— Деннис, ты просто охренеешь, когда засунешь в меня свой член. На что поспорим, что ты буквально взлетишь? Мы будем заниматься этим в гиперпространстве. Я унесу тебя с собою в горные выси. А когда ты кончишь в меня, я закричу так громко, что из могил поднимутся мертвецы, и запру навеки твой блаженный член. И тогда все плоды с грейпфрутового дерева влетят к тебе в окно и закатятся под кровать. А я все буду вращаться на твоем члене со скоростью в миллион оборотов в минуту, пока ты вновь не кончишь. Тогда я переверну тебя на живот и вылижу твой зад. А потом…

— Не могла бы ты помолчать, — говорит Деннис, не поднимая головы.

— Пожалуй, я могла бы сделать паузу, но помолчать точно не получится, — отвечаю я.

Разве это не то, о чем мечтают все мужчины? Женщина, умоляющая о сексе и говорящая всякие непристойности? Я вынуждена прерваться на секунду. Решительная женщина кладет карты на стол. Все, что мне, или ей, нужно, — это секс. Она — животное. Классический образ тигрицы. Разве не по этой причине в мужчинах пробуждается страсть при виде одежды леопардовой расцветки? Так что же мешает претворению в жизнь моих праздничных идей? Явно не то, что мы с Деннисом брат и сестра. Это вообще отдельная проблема. Если бы Деннис стал говорить такие возбуждающие вещи мне, разве я бы сказала: «Об этом мечтают все женщины»? Не уверена. Наоборот, думаю, это было бы отвратительно. Даже если мне бы и нравился сам парень. Это могло бы обернуться пародией на любовь. Извращением красоты прикосновения к другому человеку. Словами, имеющимися в моем распоряжении, этого явно не выразить. Сказанные мужчиной, эти слова звучат по-свински. Чувствительность к тому, что касается секса, — когда ты на мне, не клюй носом- существует даже в самых проверенных, надежных отношениях. Чары секса быстро рассеиваются. Едва ли меня назовешь экспертом в этих делах, но кое-что я усвоила, чувствуя после этого то неловкость, то печаль. А порой это классно. Так что я не вижу в своем положении ничего, что делало бы его исключительным и, следовательно, обреченным на провал.

Открываю холодильник и обвожу взглядом пакет с молоком, яйца, апельсиновый сок, йогурт, яблоки. Морковь и брокколи в отсеке для овощей. «Пепси» не видать. Один дурацкий отстой. Моя мать закупает продукты для людей, которые здесь не живут.

— Деннис, взгляни на меня хоть на секундочку.

Не смотрит.

Я снимаю майку и расстегиваю лифчик. Бросаю их на пол, к своим ногам.

— Деннис, я хочу, чтобы ты подошел ко мне и поцеловал мои сосочки.

Я сжимаю свои груди. Приподнимаю их вверх.

— Ты знаешь, я за них переживаю. Они такие ласковые, но сейчас им грустно и одиноко. Может ты их поцелуешь? Сосочки умирают без внимания. Давай же, поласкай их. Гляди, они совсем упали духом. Они плачут.

Уверена, что Деннис смеется про себя. И внешне он тоже несколько изменился. На лице у него появилась едва заметная улыбка, которой до этого там точно не было. Я поднимаю с пола свой бюстгальтер и кидаю ему на голову. Он приземляется на журнал.

— Прекрати, пожалуйста, — возмущается Деннис и смахивает его на пол.

Я снимаю ботинки и ставлю их в раковину. С носками и штанами я делаю то же самое. Трусики я оставляю. Если их снимает парень, то это как-то более романтично.

— Пойдем в гараж. Я хочу, чтобы ты трахнул меня на рабочем столе. Твой член, словно раскормленная долговязая кукла с глупым лицом будет шептать мне слезливые стишки.

Я щелкаю зубами пару раз, словно хищное растение из комиксов.

— Я буду откусывать от твоей плоти по кусочку, потому что ты пахнешь как булочка, а в моем организме, кажется, не хватает крахмала.

Он захлопывает журнал и смотрит на меня изумленными глазами, скрестив руки на груди. Теперь он у меня на крючке.

— Давай, Деннис, возделай непаханую ниву. Мы будем сражаться, словно профсоюз рабочих, часами напролет, потому что это единственный путь к спасению. Уцепись покрепче за эти сорняки и выдери их все, — я провожу по волосам. — И разрыхли вот здесь, — я хватаюсь за промежность. — Давай же, Деннис, вставай, забей меня намертво своим молотом. Для меня это единственный способ прогулять занятие Дэнбома, имея уважительную причину. Придется посадить семя дома.

Деннис встает со стула, снимает свою рубашки и кидает ее мне.

— Я — маленькая ведьма, — стону я, — через мгновенье я умру. Я готова умереть. Пусть кто-нибудь меня убьет. Я умираю. Ты убиваешь меня, а я убиваю тебя. Ты — беспощадный, как бульдозер. Ты как Рахманинов. Распутник. Похотливый медведь. О, как же я тебя люблю, прислужник Сатаны. Люблю твой живот, и ноги, и два мешочка. Можешь испепелить меня своими большими зелеными глазами.

Я набрасываюсь на него как вепрь. Деннис меня ловит. И сжимает в своих объятиях. Мне кажется, я сошла с ума. У меня кружится голова и вдруг становится дурно. Я оседаю и начинаю плакать, черт возьми.

БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

Я ХОЖУ НА ЭТИ СОБРАНИЯ для тех, кто увлекается выпивкой раз-два в неделю. Группа называется «Вагончик Ванды». Там я и познакомился с нашим восхитительным белокурым лидером — Вандой. Мы садимся в круг и даем друг другу возможность выговориться. Выпускаем пар. Все зовут меня Бомбой Замедленного Действия. Я крушу стулья. «Машина, заряженная гневом», — говорит Ванда. Группа выражает мне поддержку. Я смеюсь. «Вытесненную боль, — продолжает она, — а не цветущую улыбку — вот что я хочу наконец увидеть». Стулья, по правде сказать, не очень-то и ломаются. Они металлические. Зато это производит много шума. Звук насилия, приносящий радость.

Ванда очень красива. По меркам «Плейбоя» она не эталон. У нее совсем не такие формы как у звезд с обложек, и ее задница не торчит задорно кверху, как у несущейся на всех парах машины. Зато она всегда отменно одета. Красное платье, черное платье, узкие брюки, бриджи. У нее сильные ноги породистого животного и грива непослушных волнистых волос. Когда она смотрит на меня, по всему моему телу прокатываются разряды электрического тока, но каждый раз каким-то образом я остаюсь в живых. Если откровенно, то она приводит все мои эрогенные зоны в полное расстройство. Она-такая горячая, что заставляет мое хозяйство увеличиваться в размерах, даже не прикасаясь ко мне. А все потому, что она обладает тайной эротической магией. Она говорит, единственное, что имеет значение, — это чтобы я выздоровел, начал заботиться о себе и «оставался в Вагончике»[10]. Что ж, у меня для нее хорошие новости: мне очень нравится хозяйка «Вагончика». Более того, мне так и хочется остаться в пей и нестись галопом всю ночь.

Конченым неудачникам, то есть тем, кто делает вид, что намерен покончить со своей жалкой жизнью, Ванда дает свой домашний номер телефона. На всякий пожарный случай. Но, так как я — одинокий, загнанный и несчастный, я считаю себя вправе звонить ей несколько раз в день, обычно после закрытия баров. В эти минуты у меня появляется потребность поболтать с моим эмоциональным тренером, подпитаться социальными витаминами. К этому часу уровень моего гнева на этот поганый мир уже упал со 110 до 50 процентов. Она начинает с того, что уже поздно, что не стоит злоупотреблять своей привилегией, увидимся завтра, хороший сон все лечит. Это меня заводит. Какой тут может быть сон. Она сама сказала мне однажды, что я привлекателен. Это подействует на любого мужика. Вскоре на мои звонки начинает отвечать ее муж. Он требует, чтобы я перестал трезвонить, иначе он сообщит в полицию (ой, я сейчас же лягу в постельку). Однако все, на что они способны, — это включить автоответчик с сообщением, что их якобы нет дома (вранье!) и, пожалуйста, оставьте ваше имя, дату и время звонка после сигнала. Это приводит меня в бешенство. Я наговариваю на пленку свое имя, дату, время, год, а также сообщаю им о размере и цвете своих яиц. Я говорю до тех пор, пока пленка не заканчивается. Я знаю, что она все слышит. Слышите, она нужна мне. Кто-нибудь способен понять, что это значит? И мне кажется, что она тоже меня любит. Когда она смотрит на меня, ее глаза готовы выскочить из орбит, словно предназначены только мне. Просто она стесняется.

Таким поведением она хочет сказать: «Приди и возьми меня! Порви меня, варвар!» Так что однажды поздно ночью я действительно пришел. Положившись на интуицию, которая уже далеко меня завела, я выбрал день, когда ее мужа не было в городе. Мне даже не приходится выламывать дверь. Она сама меня впускает, пятится назад, смотрит на меня, словно говоря: «Наконец-то, любимый!», а потом вдруг приказывает уходить, убираться ко всем чертям, потому что она устала и завтра у нее тяжелый день — консультации с самого утра. Она выглядит напуганной. Это так сексуально. Я отвечаю ей, что больно занятые люди пафосны. Все чем-то заняты. Я, например, в данную минуту занят по уши. Но мы это поправим. В горизонтальном положении. Когда я беру ее за голову и пытаюсь поцеловать, она отворачивается. Весьма отзывчиво. Она отбегает в другой конец комнаты, как будто мы играем в салки и я — водящий, но вместо игрушек достает из шкафа пистолет. Двадцать второго калибра. Она направляет на меня эту игрушку, а сама вся дрожит. Дежа вю: никто не наставлял на меня пушку с самой войны. Положившись на собственное чутье, я медленно и осторожно продвигаюсь вперед. С поднятыми руками, улыбаясь своей неподражаемой улыбкой. А она все твердит: «Стой, где стоишь! Я делаю тебе предупреждение! Уходи по-хорошему!» Тут я уже просто не могу удержаться от смеха. Оборжаться можно: Ванда заговорила как легавый! Я отбираю у нее ствол. Она практически отдает его сама. Процедура стыковки иногда бывает такой сложной. Я заявляю, что хочу войти в нее прямо сейчас. Я услышал эту фразу в порнофильме, та актриса от нее прямо завелась. Но Ванда бросается к двери. Я стреляю ей в спину. Хоп! Я же должен был как-то ее остановить. Вполне здравое решение. Она оборачивается и называет меня кретином. Я стреляю в нее еще два раза. Сейчас скажу, куда: в левую сиську и в промежность. По крайней мере, именно там проступают и начинают расползаться кровавые пятна. Не то чтобы я специально туда целился. Просто так вышло. Мне нужен был это чертов пистолет, чтобы она не сбежала и чтобы перестала обзывать меня обидными словами. Это кого угодно сведет с ума.