Фрэнсис Фицджеральд - Сама по себе Страница 3

— Что ж, я не чувствую за собой вины, но мне жаль, что я тебя огорчил.

— Неужели ты не понимаешь? — возмутилась она. — Если бы мне захотелось целоваться, я бы дала тебе знать.

— Мне очень жаль, — повторил он.

Они поужинали в привокзальном буфете. Он расстался с ней у двери вагона.

— До свидания, — сказала она, но уже с прохладой. — Спасибо за интересную поездку. И загляни ко мне, когда будешь в Нью-Йорке.

— Ну и глупо, — отозвался он. — Ты даже не хочешь поцеловать меня на прощанье.

Ей совсем этого не хотелось, и она помедлила, но потом все же чуть наклонилась к нему со ступеньки. Но в этот раз он отпрянул сам.

— Ничего, — сказал он. — Я понимаю, каково тебе сейчас. Увидимся, когда приеду в Нью-Йорк.

Он снял шляпу, вежливо поклонился и зашагал прочь. Чувствуя себя очень одинокой и потерянной, Эвелина вошла в вагон. Вот они, корабельные знакомства, подумала она. И все-таки ощущение одиночества почему-то не проходило. Она поднялась по лестнице среди стали, стекла и бетона, прошагала под высоким гулким куполом и вышла в Нью-Йорк. Она стала его частью, еще не успев добраться до своей гостиницы. Увидев дожидающиеся ее письма и цветы в номере, она поняла, как сильно ей хочется жить и работать здесь, в могучем потоке радостного волнения, не отпускающего душу с рассвета и до заката.

Через два дня все вошло в привычную колею: по утрам несколько часов разминки, чтобы вернуть гибкость отвыкшим от нагрузки мышцам, час на разучивание модных танцев с чечеточником Джо Крузо, а потом путешествие по городу и знакомство со всеми новинками эстрады, появившимися за время ее отсутствия.

Думала она и о своих перспективах, об очередном ангажементе. На заднем плане маячила возможность отправиться в Лондон в качестве участницы гершвиновского шоу, которое затем собирались привезти обратно. Но Англия ей наскучила. Ее привлекал Нью-Йорк, и она хотела найти что-нибудь здесь. Это оказалось трудно: в Америке у нее было меньше поклонников, да и вся индустрия развлечений переживала не лучшие времена. Наконец ее агент раздобыл несколько предложений на роли в спектаклях, которые должны были ставиться этой осенью. Тем временем она успела слегка залезть в долги; слава богу, что почти всегда находились мужчины, желающие пригласить ее на ужин и в театр.

Март промчался незаметно. Эвелина обновила свой танцевальный репертуар и выступила в нескольких бенефисах; сезон шел на убыль. Как обычно, она торговалась с молодыми импресарио, которые хотели «соорудить с ней что-нибудь», но которым почему-то всегда не хватало либо денег, либо театра, либо сценария. За неделю до того, как нужно было принять решение относительно поездки в Англию, она получила известие от Джорджа Айвза.

Это известие имело вид телеграммы, возвещающей о его прибытии; когда она упомянула об этом в присутствии своего адвоката, тот присвистнул.

— Женщина, неужто на твой крючок попался сам Джордж Айвз? Тогда тебе больше не нужна работа. Многие девицы стерли свои каблучки до самой подошвы, бегая за ним по пятам.

— И чем же он так хорош?

— Богат, как Крез — самый преуспевающий молодой юрист на Юге, и сейчас его выдвинули на выборах в губернаторы штата. А в свободное время он один из лучших игроков в поло во всей Америке.

Теперь присвистнула Эвелина.

— Ну и ну, — сказала она.

Новость потрясла ее. Вдруг ее чувства по отношению к нему изменились: все его поступки неожиданно показались исполненными смысла. На Эвелину произвело впечатление то, что он, вызнав все возможное о ее положении в обществе, ничего не сказал ей о своем. Только сейчас она вспомнила, что в порту он перемолвился словечком с какими-то репортерами.

Он приехал в погожий, по-весеннему трогательный день, учтивый и энергичный. У нее была назначена встреча за ланчем, но потом он забрал ее из «Рица» и привез в Центральный парк. Когда она увидела в новом свете его славные глаза и маленькие складки в уголках рта, говорящие о том, как требователен он к самому себе, ее душа рванулась к нему — она сказала, что жалеет о своем поведении в тот вечер.

— Я не возражала против того, что ты делал, только против способа, — сказала она. — Все забыто. Давай будем счастливы.

— Все произошло слишком внезапно, — сказал он. — Я совсем растерялся, когда поднял глаза там, на борту, и увидел девушку, которую искал всю жизнь.

— Разве ты не обрадовался?

— Я думал, то, что так похоже на случайно найденный цветок, не заслуживает уважения. Но все наоборот: тем больше было причин обращаться с тобой бережно.

— Очень мило, — засмеялась она. — Если будешь продолжать в том же духе, я начну бояться, что меня выбросят под колеса трамвая.

Ах как он ей нравился! Они поужинали вместе, пошли в театр, а в такси, по дороге обратно в гостиницу, она посмотрела на него в ожидании.

— Подумаешь о том, чтобы выйти за меня замуж?

— Ладно, подумаю.

— Разумеется, если ты за меня выйдешь, мы будем жить в Нью-Йорке.

— Назови меня Микки-Маусом, — вдруг сказала она.

— Зачем?

— Не знаю… Ужасно было смешно, когда ты назвал меня Микки-Маусом.

Такси остановилось у дверей гостиницы.

— Ты не зайдешь? — спросила она. — Поболтали бы еще.

Ее груди было тесно в лифе.

— Моя мать приехала со мной в Нью-Йорк. Я обещал прийти, чтобы она не скучала.

— А.

— Поужинаешь со мной завтра?

— Конечно.

Она поспешила наверх, к себе в номер, и включила фонограф. «О господи, он собирается меня уважать, — подумала она. — Он ничего обо мне не знает, ничего не знает о женщинах. Он хочет сделать из меня богиню, а я хочу быть Микки-Маусом». Она подошла к зеркалу и стала перед ним, чуть раскачиваясь из стороны в сторону: Сегодня наши именины, Споем под звуки мандолины.

Утром, у своего агента, она столкнулась с Эдди О’Салливаном.

— Ты еще не замужем? — поинтересовался он. — Или вообще его больше не видела?

— Я не знаю, что делать, Эдди. По-моему, я в него влюблена, но у нас все как-то не в лад.

— Так прибери его к рукам.

— Именно этого я и не хочу. Хочу, чтобы меня саму прибрали к рукам.

— Что ж, тебе уже двадцать шесть, и ты его любишь. Почему бы не выйти замуж? Да и сезон плохой.

— Он американец до мозга костей, — пожаловалась она.

— Ты так долго жила за границей, что теперь сама не знаешь, чего хочешь.

— Вот пусть мужчина мне и объяснит.

Она догадывалась, что ей предстоят смотрины; в мятежном настроении, вызванном этим предчувствием, она договорилась пойти в полночь на чаплинский фильм с двумя другими знакомыми: «…потому что я напугала его в Мэриленде, и он только вежливо распрощается со мной у дверей». Вытащив из гардероба все свои платья, она решительно выбрала самое вызывающее, от «Вьонне»; в семь часов, когда Джордж зашел за ней, она пригласила его в номер и показала свой наряд, втайне надеясь, что он станет возражать.

— Может, ты предпочел бы, чтобы я выглядела как монашка?

— Не надо ничего менять. Я боготворю тебя.

Но она не хотела, чтобы ее боготворили.

На улице еще не стемнело, и ей было приятно сидеть рядом с ним в машине. В свежем, молодом шелку она чувствовала себя свежей и молодой — она с радостью ехала бы с ним вечно, если бы только знала, что впереди их что-то ждет.

…Апартаменты «Плазы» сомкнулись вокруг них; в гостиной горели люстры.

— В Мэриленде мы и вправду почти соседи, — сказала миссис Айвз. — В округе Сент-Чарльз хорошо знают вашу фамилию — там есть прекрасный старый дом, который называется Лавджой-Холл. Вы не думали купить его и отремонтировать?

— Наш род обеднел, — смело ответила Эвелина. — Я их единственная надежда, но актрисы не умеют копить деньги.

Когда явился другой гость, Эвелина вздрогнула. Из всех теней прошлого… ну надо же, полковник Кэри! Ей захотелось или засмеяться, или спрятаться. На мгновение у нее даже мелькнула мысль, уж не подстроено ли все это, — но по его удивлению она поняла, что никакого плана быть не могло.

— Рад видеть вас снова, — просто сказал он. Когда они сели за стол, миссис Айвз заметила:

— Мисс Лавджой из наших краев в Мэриленде.

— Понятно, — полковник Кэри взглянул на Эвелину и неуклюже попытался ей подмигнуть. От досады она залилась румянцем. Очевидно, он не знал ничего об ее успехе на сцене, помнил только эпизод шестилетней давности. Когда подали шампанское, она позволила слуге наполнить ее бокал, чтобы полковник не решил, будто она изображает неискушенность.

— Я думал, ты вовсе не берешь в рот спиртного, — обронил Джордж.

— Так и есть. Кажется, это мой третий бокал за всю жизнь.

Похоже, вино прояснило ситуацию; благодаря ему она осознала необходимость опередить полковника, который мог потом все рассказать Айвзам по-своему. Ее бокал наполнили вновь. Чуть позже полковник Кэри помог ей начать, спросив: