Висенте Бласко - Детоубийцы Страница 3

Втеръ, съ каждой минутой крпчавшій, измнилъ поверхность Альбуферы. Волненіе становилось ощутительне, вода принимала зеленый цвтъ, похожій на цвтъ моря, дна озера уже не было видно, а на берегахъ, покрытыхъ толстымъ слоемъ песка и раковинъ, волны оставляли теперь желтую накипь пны, мыльные пузыри, сверкавшіе на солнц всми цвтами радуги.

Барка скользила вдолъ Деесы и передъ ней быстро проносились песчаные холмы съ домиками сторожей на верхушк, густыя завсы кустарниковъ, группы покривившихся сосенъ, странныхъ на видъ, словно куча подвергшихся пытк тлъ. Пассажиры, воодушевленные быстротой зды, возбужденные опасностью, при вид того, какъ барка однимъ бокомъ касалась самого озера, привтствовали криками другія барки, прозжавшія вдали и протягивали руки, чтобы почувствовать ударъ волнъ, поднятыхъ быстрымъ ходомъ. У руля вода образовывала воронки. На недалекомъ разстояніи носились дв темныя птипы, которыя то нырялйи, то посл долгаго промежутка вновь показывали свои головы, развлекая пассажировъ своими пріемами ловли рыбы. Тамъ дальше, въ заросляхъ на большихъ островахъ изъ тростника л_ы_с_у_х_и и з_е_л_е_н_ы_я ш_е_й_к_и при приближеніи барки улетали, но медленно, какъ бы чуя, что народъ этотъ мирный. Нкоторые пассажиры при вид ихъ раскраснлись отъ волненія. Какъ ловко можно было бы ихъ подстрлить! Почему запрещаютъ стрлять безъ разршенія, какъ каждому захочется? И между тмъ, кауъ воинственные среди пассажировъ возмущались, со дна барки слышался стонъ больного, и С_а_х_а_р_ъ, опаляемый лучами заходившаго солнца, проскальзывавшими подъ его зонтикъ, вздыхалъ, какъ ребенокъ.

Лсъ, казалось, уходилъ къ самому морю, оставляя между собой и Альбуферой обширную низкую равнину, поросшую дикой растительностью, мстами разъединенной гладкою блестящей полосой маленькихъ лагунъ.

Равнина носила названіе Санча. Среди кустарниковъ паслось стадо козъ, подъ присмотромъ мальчика, и при вид его въ памяти дтей Альбуферы воскресла легенда, давшая равнин ея имя.

Жители материка, возвращавшіеся домой, хорошо заработавъ въ дни жатвы, спрашивали, кто эта Санча, которую женщины называли не безъ страха, и жители озера разсказывали сосду-чужестранцу простую легенду, которую вс заучивали съ дтскихъ лтъ.

Маленькій пастухъ, въ род того, который шелъ теперь по берегу, пасъ когда-то своихъ козъ на той же самой равнин. Было это много, много лтъ назадъ и такъ давно, что никто изъ ныншнихъ обитателей Альбуферы не зналъ этого пастуха, даже дядюшка Г_о_л_у_б_ь!

Мальчикъ жилъ, какъ настоящій дикарь, въ одиночеств, и рыбаки, ловившіе въ озер рыбу, слышали въ тихіе утренніе часы, какъ онъ кричалъ вдали:

– Санча! Санча!

С_а_н_ч_а была маленькая змйка, единственная подруга, которая его провожала. На его крикъ подползала отвратительная гадина и пастухъ, подоивъ своихъ лучшихъ козъ, предлагалъ ей блюдце молока. Потомъ, когда солнце начинало припекать, мальчикъ мастерилъ себ дудку, срзая тростники, и наигрывалъ на ней нжные звуки, а змя у его ногъ то вытягивалась, то свивалась, какъ будто хотла танцовать подъ тонъ пріятной мелодіи. Иногда пастухъ развлекался тмъ, что уничтожалъ кольца С_а_н_ч_и_ и растягивалъ ее въ вид прямой линіи по песку, восхищаясь, какъ она нервными порывами снова свивалась въ кольцо. Когда, угомивщись этими играми, онъ гналъ стадо на противоположный конецъ равнины, змя слдовала за нимъ, какъ собачка, или обернувшись вокругъ его ногъ поднималась до самой его шеи и застывала въ такомъ положеніи, какъ мертвая, вперивъ свои алмазные глаза въ глаза пастуха, причемъ пушокъ на его щекахъ поднимался отъ шипнія ея треугольнаго рта.

Жители Альбуферы считали его колдуномъ и не одна женщина, воруя дрова въ Деес, при вид того, какъ онъ подходилъ съ Санчой вокругъ шеи, осняла себя знаменіемъ креста, какъ будто передъ ней предсталъ дьяволъ. Вс поняли, почему пастухъ, ночуя въ лсу, не боялся большихъ гадовъ, кишвшихъ въ кустарникахъ. Санча, т. е. дьяволъ, охраняла его отъ всякихъ опаоностей.

Змя росла и самъ иастухъ возмужалъ, какъ вдругъ пропалъ изъ виду жителей Альбуферы… Говорили, что онъ пошелъ въ солдаты и воевалъ въ Италіи. На дикой равнин не паслось больше ни одного стада. Выходя на берегъ, рыбаки не осмливались зайти въ троестникъ, покрывавшій проклятыя лагуны. Лишившись молока, которымъ ее угощалъ пастушокъ, Санча, вроятяо, охотилась за безчисленными кроликами Деесы.

Прошло восемь или десять лтъ и вотъ однажды жители Салера увидли, какъ по дорог изъ Валенсіи шелъ опираясь на палку и съ ранцемъ за плечами, солдатъ, гренадеръ, худой и желтый, какъ лимонъ, въ черныхъ гетрахъ до самыхъ колнъ, въ блой куртк съ красными отворотами, въ шляп вида митры на волосахъ, заплетенныхъ въ косу. Несмотря на большіе усы, его узнали. Это былъ пастухъ, вернувшійся домой, чтобы снова взглянуть на родныя мста. Онъ отправился въ лсъ на берегу озера и достигъ болотистой равнины, гд раньше пасъ свое стадо. Кругомъ никого. Стрекозы порхали надъ высокимъ камышемъ съ легкимъ стрекотаніемъ, а въ скрытыхъ кустарникомъ болотахъ плескались жабы, обезпокоенные приближеніемъ солдата.

– Санча! Санча!- тихо позвалъ бывшій пастухъ.

Кругомъ ни звука. Лишь издали доносилась сонная псенка невидимаго рыбака, ловившаго рыбу въ центр озера.

– Санча! Санча!- снова крикнулъ солдатъ изв всхъ силъ.

Повторивъ еще нсколько разъ овой призывъ, онъ вдругъ увидлъ, какъ задвигалась высокая трава, и услышалъ шорохъ раздвигаемаго тростника, словно полэетъ тяжелое тло. Среди камыша заеверкали два глаза на одномъ уровн съ его глазами и къ нему приближалась плоская голова, шипя острымъ, какъ шпилька, языкомъ, тауъ что кровь въ немъ застыла и жизнь, казалось, остановится. То была Санча, но огромная, великолпная, достигавшая человческаго роста, волочившая среди кустарника свой хвостъ, конца котораго не было видно, съ разноцвтной шкурой, толстая, какъ стволъ сосны.

– Санча!…- вскрикнулъ солдатъ, со страхомъ отступая назадъ.- Какъ ты выросла! Какая ты большая!

Онъ хотлъ уже бжать. Когда прошло удивленіе, казалось, и старая подруга узнала его и обвилась вокругъ его плечъ, сжимая его кольцомъ своей морщинистой кожи, дрожавшей отъ нервнаго трепета. Солдатъ пробовалъ бороться.

– Оставь меня, Санча, оставь! Не обнимай! Ты слишкомъ ужъ выросла для такихъ игръ!

Другое кольцо скрутило его руки. Ротъ зми, какъ въ былые годы, ласкалъ его. Отъ дыханія ея колебались его усы, дрожь ужаса пробжала по немъ и по мр того, какъ кольца все сжимались, солдатъ задыхалея, кости его затрещали, и онъ упалъ на землю, обвитый пеетрыми кольцами зми.

Нсколько дней спустя рыбаки нашли его трупъ, безформенную массу, съ переломленными костями, съ тломъ, посинвшимъ отъ неумолимыхъ объятій Санчи. Такъ умеръ пастухъ, жертвой ласки своей прежней подруги.

Въ барк чужестранцы, слыша разсказъ, смялиеь, тогда какъ женщины безпокойно двигали ногами, воображая, что то, что издавало около ихъ платья глухой стонъ, была Санча, спрятавшаяся на дн барки.

Озеро кончалось. Еще разъ барка въхала въ сть каналовъ и далеко, очень далеко, надъ безграничнымъ пространствомъ рисовыхъ полей, выдлялись домики Салера, ближайшаго къ Валенсіи мстечка Альбуферы съ гаванью, занятой безчисленнымъ множествомъ лодочекъ и большихъ барокъ, заслонявшихъ горизонтъ своими мачтами, походившими на облупленныя сосны.

Вечеръ кончался. Барка, замедливъ ходъ, скользила по мертвымъ водамъ канала. Тнь отъ паруса проносилась, какъ облако, надъ рисовыми полями, залитыми краснымъ свтомъ заката, на берегу, на оранжевомъ фон, выступали силуэты пассажировъ.

То и дло, орудуя шестомъ, возвращались люди съ своихъ полей, стоя въ черныхъ лодкахъ, очень маленькихъ, по самые края погруженныхъ въ воду. Эти лодки были какъ бы лошадьми Альбуферы. Вс представители этой водяной расы съ дтства научались управлять ими. Безъ нихъ нельзя было ни работать въ пол, ни навстить сосда, ни вообще существовать. То и дло по каналу прозжалъ ребенокъ или женщина, или старикъ, вс легко дйствовали шестомъ, упираясь имъ въ илистое дно, чтобы двигать по мертвымъ водамъ барку, похожую на башмакъ.

По ближайшимъ каналамъ скользили другія лодки, невидимыя за возвышенностями, а надъ кустарникомъ виднлись фигуры лодочниковъ съ неподвижными шестами, подвигавшихъ барки сильными руками.

Порою пассажиры почтовой барки видли, какъ въ возвышенномъ берегу открывалась широкая брешь, чрезъ которую протекали волны канала безшумно и незамтно, объятыя сномъ подъ навсомъ склизкой пловучей зелени. Въ этихъ входахъ висли на колышкахъ сти для ловли угрей. При приближеніи барки, съ рисовыхъ полей выпрыгивали огромныя крысы, исчезая въ ил каналовъ.

Т, кто раньше при вид птицъ озера преисполнились охотничьяго энтузіазма, почувствовали, какъ при вид крысъ въ нихъ пробуждается ярость. Вотъ кого бы подстрлить! Былъ бы великолпный ужинъ!

Люди изъ окрестностей отплевьшались съ чувствомъ отвращенія, среди смха и протестовъ жителей Альбуферы. Крысы чрезвычайны вкусны! Какъ они могутъ знатъ, разъ никогда не пробовали ихъ! Болотныя крысы дятъ только рисъ. Это царское блюдо! Ихъ можно видть на рынк въ Суек, со снятой шкурой, повшенныхъ дюжинами за длинные хвосты въ лавкахъ мясниковъ. Ихъ покупаютъ богачи. Аристократія населенія Риберы не стъ ничего другого. И С_а_х_а_р_ъ считая себя обязаннымъ въ качеств богача сказать свое слово, пересталъ стонать и серьознымъ тономъ заявилъ, что знаетъ только два вида животныхъ безъ желчи: голубей и крысъ. Этимъ все было сказано.