Виктор Мельников - Побег в Республику Z Страница 3

Иду вдоль высокого забора, окрашенного в некий золотой цвет, – он блестит в лучах жаркого полуденного солнца, – отыскиваю нужный номер. Правильно, тридцать шесть. Звоню, открываются ворота: меня ждут, всё нормально, провожают в одноместную комнату, заодно показывают, где душ и туалет. Знакомимся. Хозяйка, Анна Васильевна, доброжелательна. Ей, видимо, за пятьдесят лет; она забавно «гыкает», но это Украина, Крым, привыкну, а может, через несколько дней сам заговорю с южным акцентом.

Открывается дверь соседней комнаты-номера, выходят две девушки, блондинка и брюнетка. Первой в глаза бросается блондинка, она намного красивей подруги. Но мне не хватает времени в полной мере оценить девушек, они здороваются с Анной Васильевной, на меня внимания не обращают, кажется, и скрываются за углом дома.

– Успеешь познакомиться, – улыбается хозяйка. – Они у меня три дня. Приехали на месяц.

Я расплачиваюсь за жильё, недёшево, благодарю Анну Васильевну, она желает приятного отдыха, оставляет меня одного, и вот – быстро переодевшись, иду за визой, пластиковой карточкой, которая станет пропуском в другой мир.

5

Доносится приглушённая танцевальная музыка. Фестиваль в разгаре, круглосуточное растянутое почти на месяц веселье, если не спать, сведёт с ума любого. Ибо в режиме реального времени на Казантипе что-то происходит, насколько мне известно, какой-то танцпол, вечеринки на пляже, конкурсы – всё в течение двадцати четырёх часов в сутки. И если не можешь ничего пропустить – тебя пропустит мясорубка безумия.

Навстречу попадается парень. Он ест чебурек, выглядит уставшим. Останавливается возле меня, говорит:

– Очень интересный момент, дружище. Хочу сообщить. Пока идёшь с «Марса», чтобы скоротать время, очень кстати успеваются схаваться – ровно два чебурека. Я один уже съел. До дому осталось три укуса.

Я его не понимаю, поэтому говорю:

– Поздравляю, – и жму руку, она в масле.

– Спасибо, – отвечает и уходит. Мне кажется, он не в себе. Но это не удивительно. Поймать чужую волну возможно не сразу. Он, видимо, фарш из мясорубки.

Я воодушевляюсь. Надо уметь расслабляться. Я – не умею. В какой-то момент придётся самому превратиться в фарш. Сообщающиеся сосуды принимают в себя любую жидкость, я же пока твёрдое тело. Лёд, которому предстоит оттаять, чтобы влиться во всеобщее веселье.

6

За визами очередь, большая, длинная, толстая, шумная, живая несправедливость.

«ОЧЕРЕДЬ – ЭТО НЕ ТАК УЖ ПЛОХО. ОЧЕРЕДЬ СПЛАЧИВАЕТ, В ОЧЕРЕДИ ЕСТЬ ВРЕМЯ ПОДУМАТЬ. ХУЛИ Я НЕ ЗАРЕГИЛСЯ ОНЛАЙН?»

Кто же знал, что я здесь окажусь?

Визовый режим – единственный недостаток Республики, маленькое, временное недоразумение. Надпись на стене говорит о том же:

«ВЕЛИКИЙ НАРОД – ЭТО ТОТ, КТО ЖИВЁТ НА КАЗАНТИПЕ, ЭТО – ТЕ, КОГО ЖДЁТ ДОМА РАЗОЧАРОВАНИЕ».

И тут во мне поднимается такая всепоглощающая тоска, я возвращаю к себе другую действительность, серую и унылую, она временно в прошлом, но я к ней вернусь, никуда не денусь.

Здесь жизнь такая, она сиюминутная, а там – заслонка стоит прочно? – все на одного, а один против всех… И я размышляю: да, элита в одной куче, шоу-бизнес; мистический «народный фронт» – туда же лезет. С кем-то воевать собирается. Однако фронт есть фронт. Зато по другую сторону фронта находятся граждане и поэты, писатели и патриоты, журналисты, рабочие, служащие – просто люди, которые мне симпатичны. Они очень ясно выражают свою позицию: «нах-нах». Это – жестокий юмор. Очень мощный юмор – он работает гораздо сильнее, чем любые марши «миллионов». У одних он на кухне, у других в интернете. Информационные технологии помогают находить единомышленников, да. Но я не верю в «миллионы». Я доверяю себе, своим чувствам, стараюсь, если получается, обойтись без эмоций.

Не смотрю «первый канал», не смотрю рекламу, не смотрю «как готовить», не читаю жёлтую прессу. То, что смотрят «миллионы» и то, что они слушают и чего не читают – это огромнейшее большинство, не способное самостоятельно думать. Я к нему не принадлежу. Есть те, малая часть, кто убит или покончил жизнь самоубийством, кто сидит за решёткой – к ним я тоже не отношусь. Есть ещё одна группа людей, которым можно доверять, они могли бы создать правительство. Но они не допущены к власти. У них очень маленький рейтинг. А «первый канал» обещает, обещает, обещает… много чего обещает. И те, кто его смотрит, ведутся на обещания, один раз, второй, третий. Им что-нибудь кидают, бывает, чуть лучше обглоданной кости – бутылку водки, например. Радуются. Или добавку к пенсии, маленькую, рублей триста… Но народ по-своему всё равно уникален – его трясёт и трясёт, трясёт и трясёт… и он выживает!..

С «первого канала» всё время кричат, забросаем шапками Запад, снежками забросаем. Это основная тема «первого канала», чтобы уйти от реальных проблем. Но это – такая глупость!.. Что делать, конечно, я не знаю, что предпринимать, но, если говорить о себе, здесь всё понятно: вести себя честно и порядочно. Не врать, не лгать. Никому! Слава богу, что я в той среде, где думают так же. Мы находим взаимопонимание. Да, случается, что можем поспорить, идти или не идти на выборы, но – не более. И среда моя очень большая. И мы в ужасе от всего, что происходит. Или произошло… «случилось страшное»… И всё равно мне кажется, что это клоунада, непристойная клоунада. Это не аристократично! «Подержи моё место, я сейчас приду. Теперь садись на мой стул, я сюда. Ага, всё!» Ноль благородства!.. Да, это клоунада! И мы её наблюдаем… Куда это годится? И где эти люди, а их миллионы, которые скажут, или повторят, «нах-нах» на такое хамство?.. Поэтому я, видимо, здесь, а не в Турции или Египте.

Казантип – это неудачные музыканты, актёры, певцы, писатели, поэты, художники, фотографы, журналисты, фотомодели, манекенщицы, модельеры, спортсмены и им сочувствующие. Одним словом, дети-переростки – это весь контингент Казантипа, и я с ними: стою за визой уже более трёх часов. В подтверждение своих мыслей замечаю надпись:

«НАС, ПСИХОВ, НА КАЗАНТИПЕ ПОЛНАЯ КЛИНИКА, ПРИСОЕДИНЯЙСЯ!»

7

Получив визу, вливаюсь в ряды сумасшедших, рисую планы. На сегодня и завтра. Когда пребываешь один в незнакомом месте и ещё почти ни с кем не знаком, пытаешься определиться с досугом, нет той спонтанности, когда отдыхаешь с друзьями, или нет той предсказуемости – пляж, обед, пляж, кафе, секс, сон, – когда приезжаешь на курорт со своей любимой.

Покупаю холодную бутылку «шампанского». Алкоголь самое верное средство сближения, то ли с Республикой, то ли с незнакомой девушкой перед сексом: исчезают проблемы и неуверенность. Открываю бутылку, пью с горла. Поистине кажется, что этот клочок земли вдали от сложностей и бурь – сущий рай! Эта иллюзия видится невероятной. Я делаю ещё несколько глотков и чувствую себя так, словно меня перенесли в экваториальные широты, на остров, где вместо кокосов на пальмах растут «баунти». Я забываю вчерашние дни и весь свой горький опыт, ту грязь, в которой барахтался, я забываю изрубанную топором дверь квартиры в три часа ночи, забываю sms с угрозами: «Ты подохнешь в канаве», «Тобой займутся казаки», «Тебе подбросят наркотики «… Неожиданно вспоминаю, что у меня реально нет карманов. Я их сразу зашил, когда один из руководителей полиции посоветовал: «Всё, зашивай карманы, ты нам во уже где! Надоел!».

Бутылку ставлю на землю, пытаюсь убрать нитки, не получается. Тогда я резко дёргаю материал джинсов правой рукой и разрываю карман. Со вторым так и не справляюсь.

Выгляжу оборванцем, но здесь так заведено: любая неординарность приветствуется.

Звонит сотовый телефон. Это Андрей. Помогает издавать газету. Заслонка не перекрывает телефонную связь, я об этом сожалею. На звонок не отвечаю. Ромка предупреждал, чтобы я не разговаривал даже с самыми близкими мне людьми, если только сам не позвоню. Моё местонахождение, кстати, пока никому не известно. Я уезжал быстро, неожиданно, можно сказать, в первую очередь для себя самого.

Решаю идти на пляж, искупаться, упасть в песок и всё… остаться там до вечера.

Неожиданно ко мне обращается иностранец. Он говорит на английском языке. Кажется, что он делает упрёк, зачем я испортил джинсы.

– Не понимаю, – перебиваю его, машу головой, развожу руками.

Тогда он начинает смешивать русские слова, украинские и английские, получается хреномуть: «мани, хривьни, рупли». Я поворачиваюсь к какой-то девушке, проходящей мимо:

– Говорите по-английски? Помогите молодому человеку…

– Do You Speak English?.. – начинает она диалог.

– Yes… – англичанин радуется, что перед ним оказывается симпатичная девушка, и это заметно.

Ухожу. Может, так выйдет – они познакомятся ближе. Моё незнание иностранных языков сведёт их вместе. А вообще, иностранная речь всегда напрягает: не понимаешь, о чём разговор – может, гадости о тебе говорят, а я – лошара!.. «Карандаш, кровать… ****ец» – это весь русский словарный запас иностранцев здесь, убеждаюсь.