Покемоны и иконы - Виктор Ильич Коган Страница 3

затормозил, сжав Иркину ладонь ещё сильней. В то же мгновение, царапая барабанные перепонки, из-под чуда отечественного автопрома вырвался визг тормозов. «Приора», оставляя на дороге чёрный след, пошла юзом, всё ближе и ближе надвигаясь прямо на нас. Бежать назад мы уже не могли: все силы были потрачены, чтобы остановить инерцию, с которой мы бежали по зебре, а времени сделать хоть какие-то усилия, чтобы двинуться в обратном направлении, уже не осталось. «Неужели пиздец?» – успело промелькнуть в моей голове.

Автомобиль вильнул, корму его развернуло, и он, уже не управляемый, со скрипом влетел на пешеходный переход. Не остановись мы, мы бы оказалась на его пути. «Приору» крутануло и отбросило на бордюр. Секунда – и со звуком сминаемой консервной банки бампер рассыпался на куски, а налетевшее на бетонную преграду переднее колесо вмялось в лонжерон, загибая на своём пути привода и рулевые рейки. Машина наконец остановилась. Мы с Иркой стояли неподвижно. Всё вокруг замерло. И даже городские звуки вдруг стихли. Тишину лишь нарушали низкие частоты сабвуфера, дребезжащего из багажника «Приоры», и завывания рэпера: «Лада седа-аан, бакла-ажан».

Спустя полминуты стихла и музыка. Задние и передняя двери со стороны пассажира враз открылись, и из машины вывалились очумевшие хачики. Видимо, водительскую дверь заклинило, поэтому из передней пассажирской вылезли двое. Всего их было четверо. Они стали осматривать машину, водитель, сев на корточки и заглянув под машину, схватился за голову и что-то провопил. Затем они резко развернулись и направились в нашу сторону.

«Ти, баран, бля! Ти куда прешь?!» – надвигался на нас один из них, размахивая руками.

«Мы шли на зелёный», – я попытался от него отстраниться, закрывая собой Ирку.

«Какой, на хуй, зелёный?! Посмотри, – он указал на светофор, – красный горит!»

«Тогда горел зелёный», – пытался спокойно объяснить я.

«Чо, бля, шары залил?!» – он не обращал внимания на мои объяснения.

Он подошёл ко мне вплотную, расправив плечи и по-орлиному выпятив голову вперед. Из-под широких чёрных бровей на меня смотрели два звериных глаза. Он и вправду был как зверек: тёмная недельная щетина; выступающие из устрашающей гримасы два белых клыка; покрытые бурной растительностью руки, которыми он размахивал у моего лица; резкие движения, что заставляли меня отступать назад. Неожиданно он толкнул меня двумя руками. Я качнулся и спиной навалился на Ирку. Она испуганно закричала.

«Парни, они не виноваты!» – справа послышался чей-то голос.

Все обернулись. Из «Газели» вышел полный мужичок и осторожно двинулся в нашу сторону.

«А ти кто такой?» – рявкнул на него зверек.

«Я вот на «Газели», – показывая на свой автомобиль, ответил мужичок.

«Вот и уебывай на ней отсюда!» – крикнул ему другой хачик, что стоял ближе к водителю грузовичка, и замахнулся на него.

Водитель «Газели» поднял ладони в знак смирения и задом отошёл к своему автомобилю. В этот момент зверек обрушил на меня свой кулак, попав прямо в переносицу. Из носа тут же хлынула кровь. Я согнулся, закрыв нос ладонью, и, крикнув Ирке «Беги!», кинулся на зверька, чуть не повалив его. Подскочили остальные и стали меня пинать, повалив на асфальт. Укрываясь от ударов, я всё же успел разглядеть, как Ирка скрылась за машиной, а «Газель» дала задний ход и через десяток метров развернулась на пустой дороге. Меня пинали, выкрикивая что-то и всё время норовя попасть в лицо. На моё счастье, с другой стороны подъехали два автомобиля и ослепили нас ярким светом ксеноновых фар. Первый остановился, а второй, что ехал за ним, громко просигналил. Никто из машин не вышел, но, видимо, сигнал немного всех отрезвил. Хачики перестали меня пинать. Я на четвереньках отполз в сторону и попытался подняться. Кровь продолжала хлестать из носа, но, кажется, ничего сломано не было. Я встал и, качаясь, вернулся на тротуар, откуда мы с Иркой начали переходить дорогу. Пока машины медленно и с опаской обруливали место аварии, я скрылся в темноте…

Воинственным атеистом я себя никогда не считал. Особого дела до верующих, если быть откровенным, мне никогда не было. Всегда считал, что дело каждого, в кого и во что ему верить или нет. Но, как говорится, твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. Однажды меня возмутил один случай, когда эта тонкая грань, как мне показалось, была нарушена.

В N я занимался рекламой в интернете, у меня была своя студия и три непостоянных работника. Звучит, конечно, громко, но всё же приходилось даже снимать офис – угол в одном компьютерном зале, который постепенно загибался по мере того, как у его завсегдатаев стала появляться возможность покупать серьёзную технику себе домой. Недалеко от нас располагалась мечеть. Стояла середина лета, и подходил к концу мусульманский пост Рамазан[1]. Была жуткая жара днём и духота по вечерам, так что окна в офисе были распахнуты почти круглые сутки, из которых по несколько раз на день доносились призывы к молитве. Казалось, что мусульмане стекались, чтобы совершить намаз[2], со всех концов города. Все прилегающие дороги, тротуары, газоны, ближайшие дворы были заставлены машинами, среди которых преобладали старые «Жигули» и «Лады», часто с наглухо тонированными стёклами и с подрезанными пружинами. От того, что все желающие в мечети не помещались, люди молились прямо на улице. И всё бы ничего, только вечерами, когда солнце клонилось к закату, в округе происходило нечто невообразимое. К кафе, шашлычным и шаурмичным и к самой мечети десятками подвозились живые овцы и козы, которых тут же резали на глазах у прохожих прямо на асфальте, на траве, на детских площадках, где только находили место! Эти убийства происходили на глазах многочисленных зевак, среди которых было много детей. Всё это напоминало какой-то дикий и древний обряд жертвоприношения. А после заката там начинался пир, и это в пост! Из офиса мы уходили обычно поздно, поэтому приходилось пробираться через толпы снующих туда-сюда людей, через многоголосую и непонятную восточную речь и стойкий запах крови и свежего мяса.

Никогда не забуду, как однажды мне пришлось протискиваться через тот «восточный базар». Люди хаотично ходили, перетаскивали что-то, толпились кучками. Я обходил одного, второго, третьего и, увиливая от очередного встречного, чуть не наступил на лежащего на тротуаре барашка. Баран был живой, но не шевелился. Он лежал на боку, задние его ноги и одна передняя были связаны верёвкой. На нём восседал крепкий мужик с рыжей бородой, без усов, в тюбетейке. Бородатый прижимал барана к земле своими коленями. Одной рукой с закатанным по локоть рукавом мужик сжал гортань бедному животному,