Разбуди меня в 4.20 - Филипп Лис Страница 3

class="p1">Лишь только светило снова начало источать и лить свет на землю, все ожило, стадо поднялось с земли и неровным табуном двинулось на север. Шаман шел за ними, точно зная направление движения. Еще вчера духи показали ему, где искать еду, а где искать её бессмысленно. Опираясь на это знание, он поведал вожаку о направлении, вожак согласился, убедил самого себя, что опасный и длительный переход просто необходим для выживания, а потом произнес речь, сформировал этим общественное мнение, и повел стадо.

— Бред какой-то, — решил я вслух, когда на утро проснулся.

Но большим бредом было то, что я позволил себе уснуть, не поставив на завтра будильник. Сейчас, глядя на часы, я понял, что уже сильно опаздываю.

Наспех перекусив большим и черствым куском хлеба, запитого холодной водопроводной водой, я выскочил на улицу и бегом направился к трамвайной остановке, там как раз стоял один такой трамвай, желтый, украшенный жуткой и непримечательной, но противной на цвет рекламой стирального порошка.

Когда я добежал до первой же двери, увидел, что трамвай под завязку набит разноцветными людьми, которые не потеснятся ради меня. Это по их напряженным лицам и недоверчивым глазам, нацеленным на меня, было видно. Взмахнув руками, я показал им, что раз места для меня нет, то пробиваться нет смысла. В этот момент меня слегка задела свей клюкой старенькая бабулька, помнившая, наверняка, эпоху коллективизацию всей страны. Чуть отстранив меня в сторону волевым жестом, она кинула как бы невзначай: «Дай-ка, сынок, я попробую!» — и так вломилась в салон трамвая, что мне стало жалко всех тех людей и радостно за себя, что я не оказался в одной упряжке с ними.

Другой трамвай нужного мне маршрута пришел только через двадцать шесть минут. Я помню точно это время потому лишь, что постоянно глядел на часы и нервно оглядывался на тот поворот, откуда должен был вынырнуть этот красно-белый вагончик. Смирившись, наконец, что начальство будет меня ругать, я перестал нервничать.

Когда я добрался до типографии, оказалось, что наш цех закрыт, а все сотрудники находятся на «лесопилке». Так ласково мы называли разгромные матюги нашего баса, вечно недовольного нашей работой. Но сегодня действо было страшным. Он бегал по кабинету, выкрикивая самые громкие и свирепые проклятья, которые он насылал на нас, наших родителей и дедов, обещал жуткую смерть от разного рода слесарных инструментов (вчера у него ремонт начался дома). А потом заявил, что все трое уволены за кражу на государственном унитарном предприятии, а вместо тех пяти журналов, что пропали, придется подсунуть те нефальцованные и неразрезанные пять штук, на которых тестировали пробную партию.

Так я оказался безработным и никому не нужным вследствие своего чертового любопытства, которое не только кошек губит. Но у меня впереди был целый день, поэтому можно пойти поискать себе новую работу. Бывали случаи, когда босс отходил от своих истерик, но это было редко, да и то после длительных отпираний, как мне говорили.

В тот день, проходя мимо трамвайной остановки, я впервые увидел объявление, которому не придавал значения, даже незамечал, просто так получилось. Случается, что во время потрясений человек начинает замечать вещи, которых раньше не видел, наверное, такое и со мной произошло. С виду обычный клочок бумаги, а на нем небольшая круглая штучка, заштрихованная маркером, а внизу мелко, но разборчиво написано: «Ищу человека в группу инсталляции. Требования: молодой, умный, мыслящий, читающий журналы „SEEK“ и/или „ОТРАВА“, образование высшее или незаконченное высшее, прописка в этом мире». Собственно, все это было написано про меня, даже то, что я читаю журнал «SEEK». Незамедлительно я отодрал от объявления краешек с телефоном и побежал домой.

Весь вечер набирал я номер телефона, но каждый раз оказывалось занято. Уже отчаявшись, я продолжал набирать и набирать, но постоянно слышал настойчивые короткие гудки. Удача, наконец, улыбнулась на сорок седьмой попытке дозвониться. Снял трубку приятный женский голос, который коротко и слегка смущенно произнес «Алло».

— Я… я звоню по объявлению… — произнес я, растягивая каждое слово. — По инсталляции…

— Завтра в одиннадцать пятнадцать на Пискаревском кладбище…

Понятия не имею, почему я пришел на встречу. В коротком уравнении было больше всего неизвестных, выяснить каждое из них мне было не под силу. Например, что я должен был делать на кладбище? Как я их узнаю? Кто они? А может, это очередная пирамида, которая пытается выкачать из меня деньги, красиво и ловко орудуя моим интересом к этому загадочному и непонятному процессу. Это я глупо поступил, что не прочел про инсталляцию в журнале. Насчет элитарного хобби я был бы рад услышать, где элита, там и деньги, а вот бегство от действительности меня настораживало. Почему-то такое бегство у меня устойчиво ассоциировалось с наркотиками, алкоголем и суицидальными актами в виде прыжков из окна, травления газами и химикатами, вязанием морских узлов для импровизированной виселицы.

Иногда я посещал это кладбище. Тут похоронены мои дальние родственники. Понятия не имею, почему приходили сюда мои родители, почему приходил сюда я. Этих людей я никогда не знал, они не знали меня: все довольны и счастливы.

Стараясь дождаться положенного времени и рассчитывая, что они сами меня найдут, я решил прогуляться среди могильных плит. Осеннее солнце уже село за горизонт, начинало смеркаться. Я надеялся, что встреча будет короткой, и метро не успеют закрыть, ведь мне еще домой добираться. Расхаживая между ухоженными и совсем заросшими полынью могилами, я думал о разном, а в сущности, ни о чем не думал.

Сюда очень интересно приходить разным писателям, которые в творческих поисках пытаются найти фамилии своих героев. Тут их было очень много, больше, чем где-нибудь. Тут можно составлять кодифицированный словарь всех фамилий нашей страны и стран ближнего и дальнего зарубежья. Курочкин, семья Барсуковых, Меченов, Арменов, Дягилев, Бляхман, Мирсоевич, Васильев, Тихоходин, Юдов, Кречет. Очевидно, это грядка могил тех, кто умер по разным причинам в 1998 году. Да, смерть бывает очень глупой. Никогда не задумывался на тему, как я умру. Очевидно, от обширного кровоизлияния в мозг.

Тиханова, Солодилина, Зимихин, Кириловы, Шапирова, Корегин, снова Кирилов, Дубровский, Кирсанов. Ну, кажется, если я умру, не стоит закапывать меня в землю. Я вообще никогда не понимал, почему люди перед смертью приглядывают себе место на кладбище. Это что, угнетенная форма фетишизма? Уж лучше, если запаяют в пластиковый мешок и с обрыва скинут. И мне спокойней, и дети не в накладе будут. Вообще, о потомках в первую очередь думать надо.

Зайцев, Тышкевич, Резниковы, Коровниченко, Серебрякова, Федотова,