Я, мои друзья и героин - Фельшериноу Кристина Страница 31

Тогда я ледяным тоном ему заявила, что держись мы подальше от героина, вряд ля нам удалось бы познакомиться с Заикой-Максом… Это его заткнуло.

У нас с Детлефом было такое забавное отношение к Максу. Мы ненавидели всех фраеров. Мы ненавидели и Заику. Тем не менее, он казался нам вполне нормальным, стоящим парнем. Большей частью, наверное, оттого, что слупить с него сорок марок никогда не было проблемой, но всё-таки и мы испытывали нечто вроде сочувствия к нему, наверное… Он был, пожалуй, единственным фраером, которому, в принципе, было ещё хуже, чем нам. Он был совершенно одинок – у него были только мы. Ради нас он разбился бы в лепешку – мы знали это… Впрочем, потом мы даже и не думали ни о каком сочувствии – и сломали так не одного фраера…

Иногда мы очень уютно сидели у Заики-Макса, смотрели телевизор, потом спали.

Он уступал нам свою кровать – сам спал на полу… Как-то ночью у нас было действительное классное настроение. Заика-Макс поставил музыку, одел длинный парик и зверское меховое пальто. Он плясал перед нами как сумасшедший, а мы смеялись до полусмерти. Вдруг он споткнулся, упал и ударился головой о швейную машину. Пару минут он лежал трупом, едва дыша. Мы переполошились, вызвали скорую. Оказалось – сотрясение, и две недели ему пришлось провести в постели…

Вскоре после этого он бросил свою работу… Смешно – Заика полностью опустился, ни разу в жизни не попробовав героина. Одно только общение с игловыми доконало его… При встрече он назойливо просил нас хоть разок заглянуть к нему, но такие дружеские посещения не в ходу у нарков, нет, не в ходу! Потому что каких-то особых чувств по отношению к кому-нибудь нарки не могут испытывать, и потому что им всё время приходится бегать целый день в поисках денег и героина, и просто нет времени на что-либо подобное. Заика повторял нам, что заплатит, отдаст нам все деньги, как только они у него появятся. Но Детлеф объяснил ему как дважды два, что наркоман как бизнесмен каждый день должен думать о кассе. Ни о каком кредите из симпатии или дружбы и речи тут быть не может…

Вскоре после того, как я стала проституткой, случилась радостная встреча. Это было на вокзале. Я стояла, караулила клиентов, как вдруг передо мной возникла Бабси. Бабси – та маленькая девочка, которая ещё пару месяцев назад стреляла у меня ЛСД в «Саунде»! Бабси, – тогда ей было двенадцать, – ушла в бомжи из-за проблем в школе, и успела-таки подсесть на героин, прежде чем её схватили и отправили обратно к бабушке…

Мы посмотрели друг на друга, быстро поняли, что к чему, обнялись и поцеловались. Мы были так рады видеть друг друга! Бабси стала совсем тоненькой…

Ни груди, ни задницы. Но выглядело просто прекрасно… Её светлые, до плеч волосы были отлично ухожены, сама она была модно прикинута. И с первого взгляда мне стало понятно, что она на системе, и было неприятно смотреть ей в глаза – булавочные зрачки просто пугали меня. Но я думаю, что тот, кто не имел никакого понятия о наркоманах, тот ни за что не подумал бы, что этот прелестный ребёнок – злостный нарк. Бабси была невероятно спокойна. Ничего от этой обычной лихорадки других нарков, которым, как и мне, приходилось днями напролёт охотиться за деньгами и героином. Бабси сразу же сказала, что, мол, хватит мне тут унижаться, торчать на вокзале: она и порошком поделится и накормит меня!

Пошли наверх на галереи. О том, что мы обе сидели на гере и работали на панели, нам не надо было говорить – это было ясно и так, что тут говорить… Бабси, правда, всё никак не хотела колоться, откуда у неё столько героина и эти деньги. Сказала только, что дома её держат в ежовых рукавицах, с тех пор как понесло всё это. Ей нужно было каждый вечер являться домой не позже восьми и регулярно навещать школу. Её бабуля – старая карга – строго следила за этим…

Наконец я прямо спросила у неё, откуда героинчик-то, и она сказала: «А у меня постоянный клиент… Такой пожилой достаточно тип, но совершенно отпадный.

Каждый день езжу к нему на такси. Денег он мне не даёт: платит чисто героином.

Зарабатываю полтора грамма в день… Там у него есть и другие подруги, они тоже получают героином, но сейчас я в фаворитках. Справляюсь за час. Без траха, конечно!

Только раздеться, пофоткаться немножко, поболтать, ну, и, да – по-французски…

Повторяю, без траха, это даже не обсуждается!» Постоянного клиента звали Хайнц… У него был канцелярский магазин. Я уже слышала о нём, что вот, мол, такой классный клиент, расплачивается сразу героином, и можно сэкономить на всей этой беготне. Я завидовала Бабси, потому что она, хотя ей и приходилось являться домой к восьми, могла хоть выспаться нормально и не знала всей этой безумной суеты: вокзал – клиент – деньги – дилер – сортир – снова вокзал…

У Бабси было всё, и даже лишний шприц. Эти одноразовые шприцы были в то время большой редкостью. Моя игла была уже настолько тупой, что приходилось затачивать её чиркалом спичечного коробка, чтобы вообще как-то пробить вену. У Бабси было полно новеньких машин. Она пообещала мне тут же три насоса и три канюли.

Пару дней спустя я встретила на вокзале и Стеллу – подругу Бабси, которая ещё раньше Бабси подсела. Объятия, поцелуи, дикая радость и восторг! Стелла, конечно, тоже сидела по полной… Дела у неё шли, правда, не так хорошо, как у Бабси. За два года до этого её отец погиб на пожаре, мать вместе со своим итальянским приятелем открыла кабачок и ушла в запой. Стелла постоянно прихватывала деньги из их пивной, и когда она свистнула пятьдесят марок прямо из бумажника мамкиного приятеля, это обнаружилось. С тех пор она не решалась вернуться домой и бомжевала, ночуя, где придется…

Мы сели на галерее и сразу заговорили о фраерах… Сначала Стелла рассказала мне всё о Бабси. Оказывается, та полностью опустилась. Её Хайнц – законченный придурок. Отвратительный, старый, жирный, потный мудак, с которым Бабси, конечно же трахается… Стелла говорила: «Ну нет, я бы так не смогла! Трахаться с таким типом?! Вообще с клиентом трахаться – нет, спасибо, это не для меня! Тут уж можно сразу начинать с черножопыми. Ну, отсосать – это я понимаю. Но трахаться – нет, никогда!» Меня потрясло, что с Бабси это так далеко зашло… В первый момент мне как-то не пришло в голову, с чего вдруг Стелла рассказывает мне всё это, но позднее я узнала от самой Бабси, что Хайнц раньше был постоянным папиком Стеллы. И Стелла точно знала, чего стоят эти полтора грамма! Впрочем, позже я узнала это и сама…

Мы сидели на галерее, болтали, и Стелла сказала мне, что она просто не представляет себе, как это я работаю здесь на Цоо: «Да здесь же только самые опущенные шлюхи да их черножопенькие клиенты! Даже не знаю, как это ты на них смотришь вообще!» – сказала она мне.

Сама Стелла ходила на автопанель, точнее, на так называемую детскую панельку на Курфюрстен-штрассе. Там работали почти сплошь одни наркоманки – девочки преимущественно тринадцати, четырнадцати лет. Я трепетала от ужаса перед автопанелью, потому что там и догадаться было невозможно, к кому же ты влезаешь в машину. И я сказала: «Нет, не знаю, автопанель – для меня это последняя тема… Вы же работаете там за двадцать марок. Отстой… Два фраера на одну дозу – нет, я сойду с ума!» Начали спорить… Мы спорили около часа, кто же из нас всё-таки больше опустился: я – на детской панели на Цоо или она – на детской панели на Курфюрстенштрассе. Сошлись мы в том, что Бабси, наверно уж, полный кусок говна, если трахается с этим своим старикашкой…

Вот таким вот разговором о нашей шлюхаческой чести началось это свидание.

Этот спор Стелла, Бабси и я продолжали вести каждый день в течение последующих нескольких месяцев. Речь шла о том, кто же из нас глубже увяз в дерьме, и каждая старалась доказать, что она ещё не так опустилась, как её подруги. А если мы встречались вдвоём, то третья заочно оказывалась самой мерзкой шлюхой во всём Берлине…

Конечно, мы постоянно размышляли о том, как бы приловчиться зарабатывать чем-нибудь другим… Мы со Стеллой настойчиво убеждали друг друга, что вполне можем обойтись и без этих грязных фраеров. Мы думали, что вполне реально настричь капусты, стреляя и приворовывая. В этом у Стеллы была куча полезных ноу-хау.