Сахарный Кремль - Владимир Георгиевич Сорокин Страница 32

Переваливается Охлоп враскачку:

— Ты же знаешь, я своих, стареньких люблю.

— И старенькие есть, и новенькие!

Проходят гость и хозяйка в гостиную. А там тихая музыка играет, свечи горят да двенадцать девиц в сарафанах и кокошниках сидят скромно, очи долу опустив.

— Проходи, гость дорогой, будь, как дома, — щелкает шпорами управительница.

Встают девицы, кланяются гостю в пояс.

— Здоров, нежныя, — улыбается Охлоп.

— Здравы будьте, Иван Владимирович! — хором девицы отвечают.

— Застоялись кобылки наши без тебя, свет Иван наш Володимирович, — гладит гусар-девица тяжкую длань Охлопа. — Засыхают красны девицы, кручинятся.

— Не верю! — колышет живот свой Охлоп. — Аль столбовая да земская сволочь к вам не захаживает?

— Всех повыгнала, всем отказала тебя ради, господин наш!

— Уважаешь, стало быть, опричников?

— Как не уважать слуг государевых? На вас Россия-матушка держится!

— Молодца! Ну, хвались!

Идет по кругу девичьему главнокомандующая:

— Анфиску-пиписку, Танечку-забоданечку, Леночку-пеночку, Полинку-малинку да Галинку-рванинку знаешь уж ты, благодетель.

— Знаю.

— А вот Анечку и Агашеньку не знаешь, новенькие они.

— Не знаю, покажи.

Подводит гусар-девица двух новеньких, молоденьких, поднимает им красны подолы сарафанов. А под сарафанами — тела юные, статные, сладкие.

— Глянь, господин наш, каковы!

Смотрит Охлоп глазами заплывшими на ножки стройные, колени гладкие, лобки, первым волосиком поросшие, пупочки аккуратные.

— Нежные, ласковые, умелые! — хвалит товар свой хозяйка.

— Хороши, — цедит Охлоп.

— А вот Ирочка-кошечка, вот Наташенька-лисичка, а вот еще одна Ирочка-сочная дырочка — новенькая, саратовская, кровь с молоком.

Подводит Ирочку саратовскую, задирает ей сарафан. Белотела молодица, дородна, пухлява, большеглаза, толстощека. Поворачивает ее управительница:

— Дивись, милый наш, каково опопие у Ирочки. Сдоба пшеничная, а не попа!

Широка и бела Ирина попа. Раздвигает хозяйка ягодицы белые:

— Загляни‑ка сюда, милый. Видишь сочничек?

— Вижу.

— Отведаешь — вовек не забудешь!

— Отведаем, — пересмеивается Охлоп, глазами попу белую оглаживая.

Видит-замечает гусар-девица, что наливается кровью хобот уда его, шевелится в портах шелковых, восстает рогом.

— Да ты уж воспалился, господин наш! — нежно гладит-трогает сквозь шелк рукою маленькой, проворной. — Девушки-красавицы, душеньки-подруженьки, воспалился на вас господин опричник!

Тихо пересмеиваются девушки, озорно перемигиваются.

— Давай Ленку-Таньку, а на закуску эту сочную.

— Твои желания — закон, благодетель.

— Девки, что пить будете? — обнимает Охлоп Ленку-Таньку.

— Мне шампанскава! — щиплет его Ленка за живот.

— А мне сиреневой водицы с ромом! — гладит Танька мощный зад опричный.

— А тебе чего? — берет Охлоп Ирочку за подбородок.

— Не знаю… не решила еще.

— Что ж ты такая нерешительная?

Обнимает главнокомандующая Ирочку за плечи пухлые:

— Новенькая она, благодетель. Не обессудь.

— Ладно, разберемся. Ну, что, новенькая, веди меня!

Хоть и новенькая Ирочка-сочная дырочка, а понимает, что значит — веди. Расстегивает ширинку на портах опричника, выпускает зверя его наружу. Могуч зверь промежный у Охлопа! Обновлен искусными мастерами китайской медицины, удлинен, упрочен, с четырьмя хрящевыми вставками, с вострием из гиперволокна, с рельефными окатышами, с мясной волною, с татуировкой подвижной: табун диких лошадей по уду опричному проносится!

Берет Ирочка Охлопа за уд, тянет в опочивальню. А девушки песню заводят:

Пойдем с нами, милый друг,

Пойдем с нами, милый друг.

Утешать тебя начнем,

Ублажать тебя начнем.

Приголубим бела лебедя,

Приласкаем ясна сокола.

Очи ясныя, руки нежныя,

Губы жаркия, ненасытныя,

На быстру любовь тороватыя.

Ведет пухлявая опричника за уд. А Танька-Ленка сзади его подталкивают. Идут они по коридору, в голубую опочивальню следуют. Любимая это опочивальня у Охлопа из всех четырех: голубой, лимонной, изумрудной да розовой.

Едва двери опочивальни голубой расходятся, все население ее веселенькое Охлопу здравицу поет:

— Здравы будьте, Иван-свет Володимирович!

Вваливается Охлоп в опочивальню любимую. Кидается-устремляется к нему все веселое-электрическое: голышки-окатыши, ползуны, верещалки, хохотухи, чесалки да качалки. Знают, ох, знают они Охлопа Большого! С привычками да пристрастиями опричника знакомы хорошо мозги их умныя.

Поют электрические, верещат, хихикают желательно. Достает Охлоп из своего левого кармана горсть семячек питания новеньких, криптоновых, голубым светящихся. Швыряет электрическим. Хватают они семячки, глотают, напитываясь.

— Благода‑а‑а‑а‑арствуйте! — верещат хором.

Из правого кармана достает Охлоп сахарную колокольню Ивана Великого, выломанную из Сахарного Кремля. Швыряет веселеньким. Ловят они ее, берегут, танцуют. И подносят подносы разнообразные. А на подносах — шампанское, да водица сиреневая с ромом для девок, мед ставленый, брусничный — для гостя дорогого. Пьют Танька-Ленка шампанское да водицу сиреневую, цедит Охлоп мед свой из чаши хрустальной. А Ирочка-сочная дырочка держит в руках уд опричный, смотрит да улыбается.

— Чего пялишься? А ну — пей с нами! — хватает ее Охлоп за шею белую, льет в рот мед ядреный.

Глотает Ирочка брусничный мед, давится. Присасывается Охлоп губищами плотоядными к алым губкам Ирочки белопопой, поит медом насильно. Дрожит телом Ирочка, трепещет грудью, уд Охлопа не могущая отпустить.

Хохочут Танька-Ленка, Ирочку за опопие пощипывая. Верещат-завывают электрические.

— Разоблачение! — командует опричник.

Вмиг стихают все электрические, танцуют замедленно. Садится Охлоп в кресло с чашей, с удом торчащим.

Тихая музыка наигрывает. Раздеваются девушки под музыку медленно, изгибаясь да подмигивая. Танцуют голые, выставляются, к Охлопу приближаясь. Оплетают руками, приникают губами. Раздевают.

— Отвод!

Подхватывают девушки голого Охлопа под руки, ведут к постели широченной, голубым шелком устланной.

— Повал!

Валят девушки опричника навзничь, оглаживают руками нежными, залезают языками проворными в потные укрывища тела его широкомясого. Кряхтит Охлоп от удовольствия, мурлычет, вздрагивает удом увесистым.

— Ступа!

Возникает в толпе веселых ступа медная с пестом. Кладут электрические сахарную колокольню Ивана Великого в ступу, толкут в пудру сахарную стремительно. Передают электрические ступу с пудрою сахарной девушкам, кланяются. Обсыпают девушки уд Охлопа сахарной пудрой. Звенит колокольчик в ухе опричника звоном колокольни Ивана Великого. Кланяются девушки сахарному уду. Улыбается опричник.

— На кол!

Садятся Ленка-Танька на уд сахарный по очереди. И начинается сладкая казнь: ездят Ленка-Танька на уду, повизгивая. А Ирочка тем временем ядра опричные щекочет, уму‑разуму набираясь. Оживают и веселенькие: подползают, обвивают, гладят по‑своему, осторожно, помешать боясь.

Доводят Охлопа. Багровеет тесто хари его, наливаются губы кровушкой:

— Отлив!!

Соскакивает с рога его Танька, сваливается с груди Ленка. Хватаются за уд руками, а Ирочка за ядра поддерживает. Помогают девушки тугому семени опричному из уда‑хобота наружу вырваться. Ревет Охлоп медведем, взбрыкивает столбами ног, лупит девок по задам. Стреляет уд его вверх мутными сгустками, стонут девушки сочувственно, восторгаются весельчаки электрические.

— Покой… — задыхается Охлоп.

Замирают все вокруг. Звучит музыка успокаивающая. Проходит время недолгое и новую команду опричник подает:

— Настой!

Льет ему в рот Танька настой тибетский, бодрящий, подносит чашу с медом. Запивает Охлоп порошок, чмокает губищами, дышит свободно грудью холмистой, в себя приходя. Пьют-выпивают девки. И не успевает певец незримый вторую